шевельнулись слезы.
— Он еще спрашивает! Зачем ты испортил карту?!
— Я?.. Карту?!
— Я хотел вставить ее под стекло, купил рамку! Смотрю — а на карте дыра! Карандашная пометочка, й — ёлки — палки! На раритете!..
— Граф, что за бзю ты говоришь? — сказал Ваня, проглотив слезинки (и шевельнулась надежда, что со скандалом улетать будет легче).
— Я?! Бзю! Это ты мне, старому человеку, смеешь заявлять такое! Сосунок!..
— Ладно! Пускай я сосунок! А карта — то при чем?!
— Смотри! Разве это не твоих рук дело?! — Дед сунул Ване под нос развернутый лист. — Вот!..
На нижней части острова Бас — Тер темнела дырка с черными краями. Как от выстрела раскаленной дробиной.
— Дед… это не я… Ну, честное слово, не я!
Еще не шевельнулось у Вани догадки. Никакой.
Но… будто кто — то шепнул: сейчас может что — то измениться в жизни. Шепнул и пропал…
— Дед! Но это
— А кто? Я?.. — Константин Матвеевич опустился на стул. Карта легла на колени. — Зачем это мне?
— А мне?! У нас у всех свои карты есть!
И непонятно почему прозвучало в голове:
Это как на острове Флореш (где жила девочка Анна). Ваня читал, что там песок черный от вулканических извержений…
Дед сказал чуть миролюбивее:
— Может быть, ты перепутал карты? Хотел отметить что — то на своей, а под руку попала моя?
— Как я мог перепутать? Бумага разная на ощупь и на вид!.. Вот, смотри! — Он кинулся в свою комнату и приволок чемодан, уронил его на пол, отбросил крышку…
Карта лежала на самом дне. Сверху — разноцветные штаны и футболки, которые дарила тетя Лара и которые он почти не надевал. Белье и полотенца. Книжка «Завещание чудака» (Ваня дочитал ее до середины, а потом слегка охладел, не стало времени; ладно, закончит потом…). Папка с рисунками Лики — его и Лоркин портрет и схема острова Гваделорка, выполненная «под старину»: многобашенный город над морем, кораблики, пальмы, киты и морские драконы… И вот, наконец, Гваделупа.
Ваня рывком развернул ее на паркете.
— Вот!.. Ой…
Тот же обугленный след от «дробины» чернел и здесь. На том же месте, на южной оконечности Бас — Тера.
— Понятно, — хмыкнул Дед. — Игра еще в одну тайну? На прощанье?
Ваня, сидя на полу, вытащил из нагрудного кармана телефон.
— Андрей! Федя и Никель у тебя? Вот хорошо! А ваши карты? Я помню, они лежали на твоей полке! Посмотри!.. Посмотри, нет ли на них такой же пробоины, как на карте Квакера?.. Да, жду… — И стал ждать, глядя мимо деда. И дождался. — Есть?! Ну и ну… Да я ничего не знаю!.. Ладно, завтра поговорим!..
И еще:
— Лика!.. Помнишь дырку в карте Квакера? На твоей есть такая?.. Что? Я так и знал!.. Сам не понимаю! Завтра!..
Константин Матвеевич смотрел на Ваню без прежней сердитости. Даже с оживлением.
— Остальной вашей братии можешь не звонить, ясно и так…
— Мы отметили вулкан Матуба на карте Квакера, — сумрачно объяснил Ваня. — Другие карты не трогал никто. Ни наши, ни твою…
— Удачно придумано, мистика всегда щекочет нервы. Кстати, неплохой эпилог к истории про «Артемиду»…
— Граф… — сказал Ваня.
— Что? — усмехнулся дед.
— Граф… Была еще одна копия карты. Твоя. Ты сразу спрятал ее в сейф. И шифр сейфа знаешь только ты…
Константин Матвеевич посидел, подавшись вперед и тиская подбородок. Смотрел куда — то перед собой. Словно решал: поддаваться ли игре? Потом схватил со стола мобильник.
— Марго! Давай ко мне, очень срочное дело!..
Тут и пешком — то было до главного корпуса десять минут. Но дед решил, что на колесах быстрее. Жгла нетерпением каждая минута.
И Ваню жгла. Хотя в общем — то он уже
И вот академическая прохлада лестниц и коридоров. И Пушкины, Пушкины со стен… И удивленный взгляд секретарши Танечки в прихожей кабинета…
Палец деда, тыкаясь в отверстия, рывками завертел черный диск. Сейф запищал. Пудовая дверца отошла. Дед с размаха раскрутил на столе бумажную трубу.
— Великие силы…
— Ну? — с сумрачным торжеством сказал Ваня.
Дед посмотрел на него через плечо.
— Это разнесет вдребезги множество аксиом… Впрочем, все равно никто не поверит…
— А ты? — сказал Ваня.
Профессор Евграфов сел на стул, вытянул ноги и пошевелил обшарпанными туфлями, которые любил. И, глядя на эти туфли, проговорил:
— Несокрушимый ВИП…
И здесь Ваня понял, что наступил
Ваня встал перед дедом прямо. Даже навытяжку. Стиснул пальцы, скомкал ими на бедрах тонкую ткань обветшавшей летней одежонки. В пальцы попал репейный шарик, прицепившийся к нижней кромке на шортах. Рассыпался в труху…
— Граф… у меня к тебе разговор…
— Да? — сказал профессор с усталым интересом. — Какой?
— Такой… литературный…
— Да? Это как понять?
— Ну… так. Чеховский… — Ваня облизнул пересохшие губы. — Помнишь, я рассказывал про утренник… где читал рассказ о Ваньке?
Дед молчал. И смотрел неотрывно.
— Милый дедушка… — с трудом сказал Ваня, глядя на пуговки его рубашки. И повторил громче. Со звоном даже: — Милый дедушка Константин Макарыч… То есть Матвеич… То есть… ну, все равно… Пожалуйста… Сделай божецкую милость. Милый дедушка, не отправляй меня в Москву! Пожалуйста, пожалуйста!.. — В голосе его прорезалось отчаянье, которое, наверно, было у Гриши Булатова, когда он умолял капитана Гарцунова не отдавать в приют Павлушку. — Христом Богом тебя молю, не отправляй… Я… — Ваня криво улыбнулся, не зная, что еще сказать, и опять вспомнил Ваньку: — Я буду тебе табак тереть… А если не стану слушаться, дери меня, как Сидорову козу… — И понял вдруг, как нелепо сочетание этих книжных строк с его настоящей тоской. И всхлипнул, и прошептал: — Ну, не могу я без этого… без всего… что здесь…
