ты приходил на помощь, когда они даже не успевали тебя об этом попросить. И оставлял их, не требуя ничего взамен, когда у них все налаживалось. Но никто и никогда не делал ничего подобного для тебя, даже Лейла…
— Не впутывай Лейлу! — огрызнулся Джим.
Дэнни вздрогнула как ужаленная.
— Я тоже люблю Лейлу, ничуть не меньше. И говорю это не со зла и не из ревности. И пойми, Джим. У всех твоих друзей есть личная жизнь. У Лейлы своя семья. У других тоже есть любимые. Часто люди просто не в состоянии заметить, что кто-то рядом бедствует, потому что они сыты собственным благополучием. Но ты другой, Джим. И что это может означать для такого неравнодушного к тебе человека, как я? Только то, что Джим Хаскелл глубоко несчастен. И поэтому, чтобы притушить собственную боль, он сам ищет того, кому бы он мог в этот момент помочь. Джим Хаскелл слишком горд или, наоборот, бесконечно скромен, чтобы озадачивать кого-то собственными проблемами. Скажи, что я не права.
— Я вообще не собираюсь обсуждать это… — сухо парировал Джим.
— И это очень плохо, Хаскелл. Потому что у меня в связи с твоим ответом возникает множество вопросов, — покачала головой Даниэль. — Мне интересно, что ты думаешь… По-твоему, твоя подруга Лейла стала бы уделять тебе внимание в ущерб своим отношениям к Джейку? Стала бы испытывать доверие любимого мужчины? Никогда! Потому что для Лейлы, как для преданной и любящей женщины, важно, чтобы ее мужчина был в ней полностью уверен, чувствовал себя несравненным и единственным. Она не станет рисковать семейным спокойствием ради приятельских отношений. И я считаю, что она права, перевернув страницу своей жизни, — резюмировала девушка и строго посмотрела на Джима.
— Итак, доктор Моррисон, к какому выводу вы пришли? — насмешливо произнес он после короткой паузы, в течение которой постарался взять себя в руки и не выплескивать на подругу все свое негодование. — Надеюсь, у вас уже готово врачебное заключение и вы больше не станете меня препарировать?
Даниэль посмотрела в окно. Ей стало не по себе. Трудно было сказать, кто из них двоих сейчас более жесток. Но она уже не могла остановиться. Для Дэнни важнее всего было разобраться в отношениях. И она продолжила:
— Но даже если бы у Лейлы не было ее Джейка, для тебя это ничего бы не изменило. Она так и оставалась бы твоей принцессой, а ты — ее благородным, самоотверженным рыцарем. И для всех прочих ты, Джим Хаскелл, не более чем добрый малый, мировой парень, которому все нипочем. Если на твоем лице появится страдание, то все просто решат, что ты сдал. Но ни один из тех, с кем ты был так великодушен все эти годы, не пожертвует своим комфортом ради тебя. Потому что сценарий, когда ты помогаешь, а они пользуются этой помощью, всех устраивал гораздо больше. И дело здесь не в черствости. Люди просто не в состоянии понять, что ты тоже нуждаешься в помощи и поддержке. Потому что ведь это твое амплуа: выслушать, понять, помочь и скромно удалиться. Они уверены, что ты это любишь. Некоторые даже подумывают, что, позволяя тебе улаживать их проблемы, они в какой-то мере поощряют тебя. Конечно, вслух тебе никто в этом не признается. Но если бы ты, Джим Хаскелл, ко всем людям относился с таким же скептицизмом, с каким относишься ко мне, то сам бы давно понял это!
— Сколько красноречия, судья Моррисон!
— Это все, что ты можешь сказать?
— Но почему тогда ты поехала со мной? Или это все остальные черствые и неотзывчивые, а ты — исключение?
— Нет, Джим. Я не лучше других. Просто я хотела быть с тобой, но никогда бы не отважилась, если бы Лейла не подтолкнула меня к тебе.
— Она сделала это? — удивился Джим Хаскелл.
— Странно, что я решилась признаться в этом, но это правда. Лейла буквально препроводила меня к тебе в тот вечер. И поэтому я сейчас с тобой.
— О чем уже жалеешь? — ухмыльнулся Джим.
— Не надейся, Хаскелл. От меня ты так просто не отделаешься, — шутя пригрозила Даниэль. — Теперь я займусь тобой, — горячо прошептала она, прижавшись губами к его щеке.
Даниэль подчинилась порыву. Она позволила себе следовать инстинктам. Пропустив узкую ладонь между верхними пуговицами его рубашки, она прошептала:
— Ты позволишь мне, Джим? Ответь…
— Дэнни… — проговорил он и съехал на обочину.
Он остановил машину и посмотрел на девушку сочувственным взглядом.
— Дэнни… Я не могу сказать тебе того, что ты надеешься услышать…
— Замечательно, — тяжело выдохнула она.
Она отняла от груди Джима свою руку и, горя от смущения, прикрыла лицо ладонями.
— Эй! Малышка Дэнни, только не вздумай расплакаться. Возможно, ты неправильно поняла меня. Я действительно не все могу доверить тебе, но только потому, что сам еще не все знаю. Ты права, я очень расстроен и не на шутку растерялся, когда получил известия от своей настоящей матери. Меня раздирают чувства, в которых сам себе не хотел бы признаваться. Я не перестаю думать о том, что родители лгали мне все эти годы. Зато я четко осознаю, что сам должен во всем разобраться… И еще мне нужно время. Возможно, много времени, чтобы свыкнуться. Ведь еще неизвестно, что мне предстоит услышать от своей матери… Просто будь рядом со мной, Малышка Дэнни. А разговоры — это все пустое. Это для поверхностного сочувствия. Поверь мне, глупенькая… И не плачь, пожалуйста.
— Кто тебе сказал, что я плачу! — пробурчала она, не отрывая рук от лица. — Я никогда не плачу, Хаскелл. Запомни это.
— Хорошо… Тогда, я думаю, мы можем ехать дальше.
Даниэль Моррисон ничего не ответила. Она резко отвернулась к окну, и Джим не успел увидеть ее лица.
— Дэнни, — он провел рукой по ее шелковистым волосам, — не бросай меня… Дай мне шанс, девочка.
— Хорошо, Хаскелл, — выдавила из себя она. — Поезжай. Надеюсь, до темноты мы доберемся до какого-нибудь мотеля.
— Ты не доверяешь моим скаутским навыкам, дружочек? Я могу неплохо устроиться на ночлег и в чистом поле.
— Предпочитаю мотель, — коротко парировала она.
— Понял… Боишься меня, — расценил по-своему Джим. — Правильно делаешь.
— Ты такой самонадеянный, Хаскелл, — посмотрела она на него, брезгливо поморщившись.
— У меня для этого есть все основания, — заметил он с ехидством, явно дразня девушку.
Даниэль заснула еще до наступления темноты, и Джим имел возможность спокойно вести машину. Он целиком погрузился в свои нехитрые мысли, в которых переплелись переживания последних дней, разговор с родителями, навязчивая болтовня подруги, ожидания встречи с женщиной, назвавшейся Анной…
Он был раздражен. Но больше всего его изводила Дэнни с ее допросами.
Джим знал, что именно так ведут себя девушки, когда любят. Поэтому он всегда предпочитал тех, которые ведут себя иначе. И его любимая Лейла никогда не терзала его подобными дознаниями. Ее всегда устраивала некоторая щекотливая недоговоренность в их отношениях, которую каждый мог толковать по- своему. Однако Лейла, обретя свою любовь — увы, не в лице Джима, — стала в точности походить на Малышку Дэнни, обрабатывая своего скрытного Джейка Сазерленда.
Джиму было доподлинно известно, как настойчиво Лейла старалась проникнуть в тайны Джейка, который тщательно оберегал ото всех свое прошлое. И ей это удалось, хоть и стоило огромных усилий и много пролитых слез. И только благодаря этой безжалостной откровенности они смогли по-настоящему сродниться, поверить в любовь друг друга и в общее будущее.
Джим от всего этого был в ужасе. Он всячески надеялся избежать подобной участи. Меньше всего ему хотелось проходить через жернова обнажающей исповеди со своей возлюбленной. В его представлении это была худшая услуга, которую могут оказать друг другу влюбленные. Джим искренне верил, что всегда следует начинать с чистого листа и не волочь за собой ворох прошлых воспоминаний.
