Над хаткой с тихим воем пролетели самолеты. Сергей Николаевич прислушался. Внезапно сильный удар потряс землю. Хатка дрогнула. Сергею Николаевичу показалось, что над его головой сорвалась крыша и с грохотом покатилась по двору. Ульяна схватилась за голову и бросилась к детям.
- Ой, боже мий! - с ужасом простонала она, прикрывая руками их головы.
Младший проснулся и заплакал. Мирон Дмитриевич взял его на руки и, стоя посреди хаты, грозно сказал:
- Завтра же чтоб тебя здесь не было! Эвакуируйся!
Ульяна заплакала, прижимая к губам платок. Мирон Дмитриевич покачал на руках ребенка, коснулся сухими губами мягких волос на его лбу, подсел к жене.
- Ульяна, я человек партийный... Я должен свою жизнь по-военному располагать. Я на партию смотрю и партию слушаю. Мне может любой приказ выйти, - объяснял он жене, заглядывая ей в глаза, и тихо прибавил: - Чуешь, голубка моя?
Ульяна плакала...
Под утро гудение самолетов затихло. Только где-то вдалеке слышался мелкий дробный стук - казалось, что в лесу на каждом дереве сидит дятел и долбит носом кору. Сергей Николаевич, готовый к отъезду, стараясь не будить прикорнувших хозяев, вышел на крыльцо.
Солнце еще не вставало. Было свежо. На траве лежала холодная роса. Около сарая два хлопца выбрасывали лопатами землю из глубокой ямы. Еще один хлопец, почти подросток, в длинном тулупе, прохаживался у ворот.
- Что, не было машины? - спросил Сергей Николаевич.
- Легковой?
- Да.
- Из района?
- Да.
Хлопец не спеша вытер платком нос:
- Не було.
В сарае сонно закричал петух. Всполошились на насестах куры. Светало...
'Что делать? Вдруг не придет?' - мелькнуло в голове у Сергея Николаевича. Он с горькой досадой подумал о потерянном времени. Нужно было расспросить дорогу и еще вчера вечером пуститься в путь. Хлопец как будто угадал его мысли. Он высвободил из мохнатого воротника натертый докрасна подбородок, прищурил светлые глаза и пошевелил губами.
- А до якого вам места?
- До поворота, где река под горой, знаешь?
- Чего ж не знаю! Километров двадцать по шоссе. Пешком далеко...
Сергей Николаевич вошел в хату. Было еще слишком рано, чтобы снова звонить в райком. Он приподнял темную занавеску и стал смотреть во двор. Бездействие доводило его до отчаяния. В углу мирно тикали ходики. Стрелки медленно ползли к четырем часам. Хозяева спали.
Сергей Николаевич взял свой рюкзак и в нерешительности пошел к дверям.
Но Мирон Дмитриевич вдруг поднял с подушки нечесаную голову, провел ладонью по заспанному лицу и прислушался:
- А ну, подождите!
С дороги донесся тихий шелест и негромкий гудок.
- Эге! За вами!
Сергей Николаевич бросился к воротам.
Машина была легковая. Шофер, открыв дверь, окликнул:
- Кто тут будет товарищ учитель?
На ходу застегивая френч, выскочил Мирон Дмитриевич. Сергей Николаевич крепко пожал ему руку:
- Спасибо, Мирон Дмитриевич!
- Добрый ты хлопец, а горячий, - с улыбкой сказал ему директор.
Они обнялись.
Хлопцы окружили шофера:
- Ну, яки там новости?
Шофер был хмурый, невыспавшийся.
- Погано. Сильно напирает фашист, - хрипло сказал он.
Люди, встревоженные его сообщением, ближе придвинулись к машине.
Сергей Николаевич тронул шофера за плечо:
- Поехали, поехали, товарищ! К большому лесу. По шоссе.
Машина загудела, попятилась назад и, вырвавшись на лесную дорогу, помчалась, мягко подпрыгивая на ухабах.
Глава 16. СНОВА В ПОХОД
Мазин вытер губы и повторил:
- Война!
Ребята, тесно сдвинувшись вокруг, молча и тревожно смотрели то на него, то на Митю. Митя, ошеломленный неожиданным известием, старался сохранить спокойствие; он неестественно улыбнулся, пожал плечами.
Мазин, прерываемый взволнованным Петькой, начал рассказывать:
- Мы вышли на шоссе, а тут - скот гонят, люди идут...
- Неожиданное нападение! - перебивая его, кричал Петька.
Ребята забрасывали их вопросами:
- А что говорят? Где сражение? Зачем скот гонят?
Девочки прижимались друг к дружке, смотрели широко открытыми глазами на Митю:
- Что же это, Митя? Война? Настоящая война?
Митя поднял руку. Он чувствовал, что надо успокоить ребят, что-то сказать им, но про себя он уже спешно решал вопрос, что делать: ждать учителя или двигаться к нему навстречу?
- Ребята! Война, конечно, является неожиданностью не только для нас, но и для всей нашей страны - Митя остановился, посмотрел на серьезные лица ребят. - Но у нас, у советских людей, у коммунистов, комсомольцев и пионеров, есть такое отличительное свойство: перестраиваться на ходу. Мы не теряемся ни при каких обстоятельствах. А потому наше дело: спокойно, стойко, как подобает пионерам, принять это известие и срочно перестрои- ться на военный лад... Трубачев, ты остаешься командиром отряда!.. - Ми- тя посмотрел на мирную полянку, на дымящуюся на костре картошку. - Сей- час лагерь снимется с места и походным порядком выйдет на шоссе. Вареную картошку разделить - съедим на ходу. Консервы, мешки с мукой, лишнюю посуду и лишние тяжести сложить в яму и замаскировать. Уладится дело - заберем. Каждый идет налегке - понятно?
- Понятно! - серьезно ответили ребята.
Митя взглянул на часы:
- Полчаса на сборы.
На поляне закипела работа.
Снимали и связывали палатки, складывали в незаконченную землянку консервы, чугунки, удочки. Мазин и Русаков занимались маскировкой. Они искусно выложили дерном и забросали валежником яму. Синицына с Зориной раздавали горячую картошку. Кто-то из ребят потребовал соли. Синицына возмутилась:
- Какая соль еще? Война, а он 'соли'!
Трубачев о чем-то советовался с Одинцовым. Через полчаса все было готово. Стоя посередине полянки с легкой ношей за спиной, ребята с сожалением поглядывали на изумрудную зелень, на затухший костер, на черные ямки в том месте, где так уютно стояли их палатки. Было странно, что они должны уходить отсюда потому, что на их землю пришел враг. Было непонятно и тревожно слово 'война', знакомое ребятам только по книгам и рассказам.
- Нам не страшно... Нам только самую чуточку страшно, - сознавались шепотком девочки.
Ребята были настроены воинственно. У них появились толстые палки с острыми концами. Два кухонных ножа бесследно исчезли под чьими-то куртками.
