- Расскажите про нашу школу! - неожиданно попросил учителя Мазин.
- Ну что же я буду рассказывать! Вы сами про свою школу расскажите.
Ребята зашевелились, зашептались:
- Одинцов, Одинцов!.. Нет, Зорина! Лида Зорина, расскажи!
Лида Зорина встала.
- У нас очень хорошая школа... - бойко начала она.
- Самая лучшая! Замечательная школа!.. У нас все учителя хорошие и директор хороший! - перебивая Зорину, закричали ребята.
Мазин подбросил в костер ветку и встал:
- Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна... У нас знаете как учат - ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию...
- Из нашей школы уже герои вышли! - крикнула Синицына.
- У нас второгодников почти нет!
Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза ее при ярком свете костра влажно блестели.
- Школа, которую так любят ребята, - хорошая школа! Нам всем это очень радостно слышать!
Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал:
- Оно, конечно, каждому свое... Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше... Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то все ж таки неудобно будет...
Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил:
- Гармонь! Гармонь идет!
Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и Саша подбросили в костер сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились березы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба.
Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь:
- Играй, Степа! Нехай гости нашу музыку послушают.
Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по желтым, истертым ладам.
Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное... Пела для всех, а слышалось каждому, что поет она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, свое...
Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васек вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, теплые большие руки отца. Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински:
- А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть.
В глубокой, темной вышине ярко светились звезды. В ответ на гармонь в лесу тихо защелкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошел ветер.
Степан Ильич взглянул на лица, освещенные пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак.
Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев.
Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим.
- Татьяна! Татьяна! - вызывали развеселившиеся колхозники.
- Да не буду я, нехай кто другой спляшет! - смеясь, упиралась Татьяна.
Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене:
- Выходи, Татьянка!
Татьяна вдруг сорвалась с места, ударила в ладоши и пошла в пляс. Отсвет от костра играл на ее оживленном лице, под черными круглыми бровями задорно блестели глаза.
- 'Гоп, кума, не журися, туды-сюды повернися!' - подпевала она в такт музыке.
Татьяне хлопали долго, вызывали ее еще, но она, смеясь, схватила на руки сына и спрятала за ним разгоревшееся лицо.
- Она больше не будет плясать, - обнимая мать, объявил Жорка. - Ось я зараз! - Он вырвался из рук матери и под бойкий плясовой мотив, кувыркнувшись в траве, болтнул в воздухе босыми пятками. - Эй, московские, дывиться! От як я можу! Гоп, гоп, гоп! - Он высоко подпрыгнул и упал на траву. - Эй, московские!..
Кто-то из женщин дал ему легонько шлепка. Ребята хохотали до слез. Потом девочки сплясали русскую, Одинцов смешил рассказами, Белкин показывал фокусы.
Учительница Марина Ивановна подсела поближе к костру, протянула над огнем руки и задушевно, тихо запела:
...Полюшко-поле,
Полюшко, широко поле...
Ребята дружно подхватили припев знакомой песни:
Ехали да по полю герои,
Эх, да Красной Армии герои...
Наконец, усталые и довольные, все разошлись.
В ушах у ребят долго еще звучали песни, музыка и бойкий голос хлопчика: 'Эй, московские!.. От як я можу! Гоп, гоп, гоп!'
Глава 4. ДНЕВНИК ОДИНЦОВА
Жизнь нашего отряда
19 июня 1941 г.
Засекаю время - 21 ч. 05 м.
Вчера Митя сказал, что пора начинать вести дневник, только теперь он будет называться не 'Жизнь нашего класса', как было в школе, а 'Жизнь нашего отряда', а если жизнь - значит, все, что есть, то и писать. Нам всем это очень понравилось, и мы сначала решили писать по очереди, а потом все ребята сказали, чтобы писал я один. 'Одинцов, - говорят, - лучше всех умеет писать'. Я, конечно, говорил: 'Нет, нет, все умеют!' А Нюра Синицына и тут выскочила: 'Конечно, все умеют, почему один Коля Одинцов?' Подумаешь, какое ее дело во все вмешиваться! Все равно ребята меня назначили.
Вообще лучше бы Нюрка поменьше воображала, а то как приехали, так и пошла командовать. Вчера собрала все тапочки и спрятала. 'Можно, - говорит, - и босиком ходить, тут тепло!' Подумаешь! Нам родители купили, а она распоряжается. Я раньше и сам хотел босиком бегать, а тут назло ей взял да и надел. Теперь из-за нее ногам жарко.
Больше с ней ни в какую республику не поеду!
А здорово тут гостить! Наша жизнь идет хорошо. Три дня мы только и делали, что веселились. По- украински это называется 'гуляли'. Вчера выступали у костра, никто не боялся, и все сошло хорошо. Ребята довольны. Митя - тоже. А Сергей Николаевич ходит с нами купаться, шутит - говорит, что здесь уж, так и быть, он нам волю даст, а в школе подтянет.
А сегодня мы ходили в село Ярыжки. Было жарко, девчонки немного раскисли. Ярыжки все-таки далеко: туда ребята из нашего колхоза зимой бегают в школу по реке. В Ярыжках хороший клуб - его построили комсомольцы. Заведующий клубом тоже комсомолец. Его фамилия Коноплянко. Он такой тихий, сутулый, лицо бледное, а глаза голубые-голубые. Митя взял да подарил ему свою самопишущую ручку. Чудной... Сам ее на дорогу купил и в вагоне все нам показывал.
Марина Ивановна тоже комсомолка. Игнат говорит, что она еще почище нашего учителя: кого хочет - того и подтянет.
А когда мы шли по селу, нам показали старую, сгоревшую конюшню. А дед Михайло и рассказал, что в прошлом году весной ударила молния в дуб и загорелась конюшня, а старшие все на поле были. Так его внук Гена всех лошадей вывел, а одного жеребца сильно опалило, и Гена за ним ухаживал.
Вот так Гена! Сейчас этого Гену послали на МТС зачем-то.
А Игнат сам из Ярыжек. У него там родители.
Мы в клубе всем пионерам подарки раздавали: книжки, шелковые галстуки и Севину картину им подарили. А они посмотрели и говорят: 'Хорошая картина, про героев'. И Севу похвалили.
Комсомольцы из Ярыжек все на лесозаготовки уехали, остались только Коноплянко да учительница. Они с Митей и с Сергеем Николаевичем составили какой-то обоюдный план. Завтра на сборе будем обсуждать. Петька Русаков уже все подглядел - говорит: 'Сначала в поход пойдем, а потом будем вместе с их пионерами помогать во всяких работах'.
Сегодня Мазин поймал рогатого жука, привязал его на веревочку и забросил в окошко к девочкам. Девочки такой визг подняли, что мы думали нам попадет из-за них. А потом Сева этого жука взял у Мазина
