думаешь, это ты первый мне сказал? Эге! Уж до тебя и Марина Ивановна то самое говорила и дядя Степан: учись, да и все! Я же с тобой, как с человеком, говорю! Мне практика нужна. Я арифметику и так пойму. Я способный, как черт! И упрямство у меня такое, что никто меня переупрямить не может. Что задумал, то сделаю! А другой раз и сам своему упрямству не рад. - Генка вдруг что-то вспомнил и нахмурился. - В эту зиму захотел я на лыжах научиться. А у нас мало кто ходит, больше на коньках бегаем. Ну, раз так мне в голову пришло, я съездил в район, достал себе лыжи и двинул с ними на речку. Ан, смотрю, не так-то просто научиться! То одна лыжа на другую наедет, то обе в сугроб врежутся. Нет, думаю себе, не пойдет так мое дело! Встал утром, взял кусок хлеба с салом, лыжи под мышку, да и в поле! А с поля - в лес! Заночевал на хуторе - и опять за свое. Два дня домой не заявлялся! Ходил, ходил... То мокрый стану, то обмерзну весь, а все хожу... - Генка ударил кулаком по коленке. - Аж пока не выучился!
- Два дня? Ого! А дома-то не искали тебя?
- Как - не искали! Целая история была! - Генка легонько свистнул. Марина Ивановна всех ребят подняла. Сама ходила меня искать, дядя Степан на Гнедом ездил по лесу. Один дед дома сидел. Дед хитрый! Он мою натуру знает. Зато когда я пришел, вызвали нас с дедом и говорят ему: 'Стыдно тебе, дед, что хлопец у тебя такой самовольный растет! Мы его, как сироту, жалели, а он всех на ноги поднял да школу два дня пропустил...' Чуть не заплакал мой дед!
- Ну, а ты что?
- А я что? Я знал, зачем ходил... - Генка выплюнул изо рта травинку и засмеялся. Смех у него был чистый, звонкий, заливчатый.
- Ну тебя! - невольно улыбнулся Васек, не видя ничего смешного во всей этой истории.
- Нет, ты слухай... Вот пришли мы с дедом до дому, он мне и говорит: 'Ты упрямый, но я тоже упрямый. Я, каже, в бога не верую, но який-нибудь черт обязательно есть. Вот он в тебе и сидит!' Дывлюсь: взял мой дед веревку, накрутил ее на руку да подступает ко мне...
- Ну?
- Ну що... Вдарил меня один раз, а у самого руки трясутся, аж жалко мне его стало. На що, кажу, диду, вы себя перетомляете, вы ж, кажу, старый. Мне-то ничего, а с вас может и дух вон!'
Васек встал:
- Да ты что же, издеваешься тут над всеми, что ли?
- Ни, я не издеваюсь! Я ничуть не издеваюсь! - запротестовал Генка.
- Да с тебя бы за это надо галстук снять! - твердо сказал Васек.
- Галстук снять? - Генка перестал смеяться, пристально поглядел в глаза Трубачеву, потом скучно улыбнулся. - Догадливый ты... Может, что другое придумал бы... А галстук с меня и без тебя сняли... за мою дисциплину...
Васек мащинально погладил на груди свой галстук.
- Надо заслужить, - сказал он, уже с сочувствием глядя на Генку.
Но Генка молча приклеивал листы подорожника к своим коричневым, блестящим от загара ногам.
- Эй, слухай! - вдруг подмигнул он Ваську и, оглянувшись, зашептал: Что-то один ваш хлопчик с какой- то жестянкой лазит и срисовывает все?
- Срисовывает? Малютин, верно. Какой он из себя?
- Да такой какой-то... - Генка вытянул шею, широко раскрыл глаза, устремил их вдаль и стал что-то быстро-быстро рисовать пальцем на ладони.
Васек подпрыгнул и хлопнул себя по коленкам.
- Малютин! Малютин! Вот здорово! - Он поперхнулся от смеха. - Ой, не могу! Малютин!
- Да стой! Тихо! Ты мне скажи: а чего он такой? Просто интересный хлопец. Очень он мне понравился!
- Ну еще бы... Он у нас художник! - похвалился Васек.
- А-а, - вскидывая брови, протянул Генка. - Художник! Я тоже за ним это заметил. А еще... Он каждую малую травку разглядывает, каждого жучка он так легонько берет да распрямляет его... - Генка подул на руку и нежно сказал: А ведь оно живое... Хиба ж ты ему крылья звяжешь, як воно летыть..
Генка старался говорить по-русски, но незаметно для себя пересыпал свою речь певучими украинскими словами. Васек с интересом слушал его.
- Воно ж живое, - повторил Генка. Глаза у него посветлели, он все еще держал протянутой свою ладонь и улыбался.
В кустах громко заржал Гнедой. Мальчики оглянулись.
Жеребец лег на спину и стал кататься по траве.
- На дождь, - пояснил Генка, щуря на солнце глаза.
- Плохо, - с сожалением сказал Васек. - Я дождь не люблю.
- А то наплевать, что ты не любишь. Дождя треба. Нехай отавы растут. Мы траву по два раза косим. У нас земля... - Генка нагнулся, вырвал с корнем пучок травы, растер на ладони комочек черной земли, - як масло! Дывись, чи такая у вас земля, як у нас?
Васек внимательно посмотрел на Генкину ладонь, силясь припомнить, какая земля под Москвой. Но в памяти его почему-то вставали аккуратно подстриженные городские клумбы.
- Такой земли, як у нас, нигде не найдешь!
Генка выпрямился, медленно повернул голову, окинул взглядом цветистый луг, речку, далекое желтеющее поле, лес и с гордостью сказал:
- Вот она, наша земля!
x x x
- А я с Генкой познакомился! - сказал за обедом Васек. - Чудной парень. Просто особенный какой-то! Ему наш Малютин понравился.
- Я? - удивился Сева. - Почему это? Да я его и не видел.
- Зато он видел! Как ты рисуешь и как жуков разглядываешь. Здорово он тебя передразнивает!
- Передразнивает? - Сева нахмурился.
- Нет, ты не думай! Он не в плохом смысле. Он по-хорошему! Это такой парень...
Васек рассказал про свою встречу с Генкой.
Ребята слушали с любопытством.
- Да вот он придет скоро, сами увидите. Эх, такой парень - и без галстука! - с огорчением вздохнул Васек.
- Значит, провинился! - с уверенностью сказал Одинцов. - Иначе не наказали бы. Тут все хорошие!
Мазин сморщил лоб и недовольно засопел:
- Эх, вы! Чуть что - галстук снимать с человека!
- А ты как думаешь? Дисциплина так дисциплина, а то всех распустить можно! Заслужит Генка - вернут ему галстук.
Саша покачал головой:
- Надо разобраться. У Генки ни отца, ни матери нет. Может, его обижают?
- Ну нет! Кто его обижает? Наоборот. Игнат говорил, что его избаловали все, и дядя Степан даже. А конюх ему Гнедого в любое время дает, уж об этом на собрании один раз ставили вопрос. Кто его обидит! - с жаром сказал Васек.
- Игнат еще говорил, что Генке всякие поручения доверяют, и на работу он мастер, руки у него золотые. Галстук он свой заслужит, как только начнется работа в огороде или в поле. Я у Игната все расспросил! - сообщил Петька Русаков.
Ребята долго не могли уснуть после обеда. Они вскакивали, заглядывали в окно - не пришел ли Михайлов внук. Но на школьном дворе было тихо.
Из окна была видна хата деда Михайла.
Дед Михайло обычно спал на свежем воздухе под навесом, варил на железной печке обед и, сидя перед огнем на скамеечке, сапожничал.
Рядом с навесом низкая дверь вела в хату-мазанку с глиняным, крепко убитым полом и с русской печью. Под окошком стояли стол и скамья, выкрашенные в коричневую краску. Новая кепка и школьная сумка с тетрадями висели в углу, рядом с расшитым полотенцем. На подоконнике стояла чернильница. Над ней жужжали и бились мухи, падали в чернила и, отяжелев, ползли по стеклу, оставляя за собой черный след.
