расстрелянные гильзы. Лицо у Матвеича было серое, бескровное. Голова Николая Григорьевича откинулась назад; серебряные волосы с запекшейся кровью прилипли ко лбу.
Неровный горячий свет пробегал по мертвым лицам, на короткие мгновения оживляя застывшие черты.
Ребята остановились.
- Матвеич! - позвал Васек.
Ответа не было. Бобик поднял морду и снова протяжно завыл.
Колени у Васька вдруг подогнулись; он сел на траву и дотронулся до неподвижной, холодной руки Матвеича.
Матвеич был тем человеком, который в памятный солнечный день доверил первое боевое задание пионеру Ваську Трубачеву; Матвеич пригрел и окрылил его мальчишеское сердце.
- Матвеич...
Ребята стояли молча, опустив головы...
Огромное пламя пожара бросало на воду красные отблески.
Ветер, набегавший с реки, знобил плечи.
- Куда мы теперь?.. - тоскливо прошептал Петька.
Ему никто не ответил. Кругом были враги и тяжелая чернота ночи.
Мазин мрачно и безнадежно смотрел на воду. Потом повернулся, подошел к Трубачеву и тихонько тронул его за плечо:
- На мельницу надо... Один раз Игнат не пустил меня туда... Может, там свои...
Васек взял на руки Бобика, спустился к реке и, не оглядываясь, пошел по берегу. Ребята гуськом потянулись за ним.
Глава 44. НА ЛЕСНОЙ ПОЛЯНЕ
- Подожди, подожди, Валечка! Не заплетай волосы, дай еще поглядеть!
- Ой, какое все золотое! И цветы и травы! Как будто тоненькой золотой паутинкой перепутаны!
Валя, смеясь, закрывает подружек с головой своими распущенными волосами. Девочки, крепко прижавшись друг к дружке, смотрят сквозь тонкие, пронизанные солнцем пряди Валиных волос на лесную поляну.
Пышно доцветает украинское лето; закраснели на деревьях листья, тяжело свесились с кустов спелые гроздья калины, заплелась хмелем синяя ежевика, осыпалась дикая малина. А на лесной поляне, покрытой белыми крупными ромашками, полевой гвоздикой и колокольчиками, еще хлопотливо трещат в траве кузнечики, кружатся бабочки.
- Как хорошо жили бы люди, если б не было на земле фашистов! задумчиво говорит Лида Зорина.
Нюра Синицына вскакивает. Она в широкой Миронихиной кофте, подвязанной ремешком.
- Ой, девочки, смотрите - все коровы разбрелись! Вставайте скорей!
Девочки, подпрыгивая, разбегаются в разные стороны.
- Красавка! Красавка! - заплетая на ходу косы, зовет Валя.
- Недолька! Буренка! - звучат неподалеку голоса ее подруг.
Каждый день Лида, Валя и Нюра гонят на поляну десяток коров. В Макаровке только у некоторых хозяек остались старые, тощие коровы.
По тайному соглашению с Миронихой, каждое утро хозяйки, увидев девочек, выгоняют за ворота своих коров. Девочки гонят маленькое стадо на лесную поляну. В полдень из лесу тайком приходит женщина. Она доит коров и уносит молоко в лес. Иногда она забирает также хлеб, крупу и сало - все, что удается потихоньку от фашистов собрать в селе для макаровских партизан. Но чаще всего продукты относит в лес сама Мирониха.
Девочки встают очень рано. Натянув на себя старые Миронихины кофты и вооружившись длинными хворостинами, они гонят по улице коров, торопливо пробегая мимо гитлеровских солдат. Влажная серая пыль холодит босые ноги, из-под длинных рукавов выглядывают красные пальцы; свежее утро охватывает ознобом плечи. За селом, где начинается лес, девочки вздыхают свободней. В глубине леса, на зеленой поляне, они усаживаются втроем на старый пень и, поджав под себя босые ноги, с грустью смотрят на .покрасневшие листья, на желтеющий лес.
- Скоро сентябрь, - тихо говорит Валя Степанова.
- А я все думаю: кто-то в нашу школу пойдет, на наши парты сядет... вздыхает Синицына.
Лида Зорина печально смотрит на подруг:
- Другие девочки пойдут... Опять будут у них звенья... и звеньевые...
- А мы как же? - тревожно спрашивает Нюра.
- Мы тоже будем учиться... хоть тайком, а будем... Может быть, в Ярыжках, у Марины Ивановны...
- В Ярыжках? Да ведь это очень далеко!
- Наши ребята попросят дядю Степана взять нас к себе. Там мы будем жить и вместе учиться! - уверенно говорит Валя. - Васек Трубачев придет! Он нас не бросит!
Лица у девочек светлеют.
- А помните, как раньше первого сентября бежали мы в школу! Я, бывало, чуть свет встану в этот день!
- А я помню, как дадут нам в детском доме новые учебники, так я оторваться от них не могу. Все странички перелистаю, все книжки в новую бумагу оберну, надпишу, - счастливо улыбается Валя.
- А потом, а потом! - вскакивает Лида. - Когда еще только подходишь к школе, все кричат: 'Здравствуй, Лида! Зорина, здравствуй!' А в классе уже учитель...
- Нет, сначала мы приходим, а потом учитель, и мы прямо сразу, все хором: 'Здравствуйте!' - Нюра протягивает вперед руки, как будто держится за парту.
- Здравствуйте, Сергей Николаевич! - повторяют хором девочки и вдруг смолкают... Снова усаживаются на пень и долго сидят, тесно прижавшись друг к дружке.
- Разве без школы можно жить? - грустно спрашивает Лида.
Нюра покусывает стебелек и щурится от солнца. Глаза у нее светлые и зеленые, как трава; щеки обветрились, кожа на руках погрубела, но выражение лица стало мягче, спокойнее. Многое изменилось в Нюре за эти трудные дни. В ней появилась нежная заботливость по отношению к подругам. Ей всегда кажется, что она крепче и сильнее их.
- Валя, надень мои тапочки! У тебя ноги посинели... Давай, Лида, я тебе платок повяжу, - беспокоится она утром, когда они гонят коров.
- Ладно тебе, Синичка! - обнимают ее подруги. - Что мы, какие-нибудь особенные, что ли?
Девочки крепко сдружились и полюбили друг друга.
- Мы как сестры, - часто говорит Валя - У нас даже все мысли одинаковые.
Сидя втроем на поляне, они без конца говорят о школе, о родителях, вспоминают всякие мелочи из своей прежней жизни и рассказывают их друг другу как что-то очень важное.
- Один раз моя мама пироги с калиной испекла, - говорит Лида, срывая ветку калины. - И вот к нам гости пришли. И так весело было! И все спрашивали: 'Что это за пироги, что это за пироги?' А моя мама... - Голос у Лиды начинает вздрагивать, с черных ресниц спрыгивают капельки слез. - А моя мама говорит: 'Это... с калиной... пироги...'
У Нюры быстро краснеет нос, дрожит подбородок.
Валя, улыбаясь, качает головой:
- А вот у нас в детском доме осенью... Ну вообще... в это время много именинников. И тогда тоже пироги пекут и всем подарки делают. А наша тетя Аня всегда знает, что кому хочется. И как это она всегда знает?
- Вот правда, как она знает? - удивляются подруги.
- А мой папа, наверно, на войну ушел, а мама одна осталась, - говорит вдруг Нюра.
- Конечно, все папы сейчас на войне! Разве кто-нибудь будет сидеть дома!.. Может, даже моя мама пошла! - с гордостью говорит Лида.
Нюра придвигается ближе к подругам и шепчет, зажимая ладонью рот:
- А фашистам вчера опять жару дали! Целый эшелон взорвался на Жуковке. Помните, ночью грохот был? Это партизаны взорвали! Мне Маруська сказала.
- Да что ты!
