умел чуять), что в экстремальной ситуации лидер здесь – он, а не друг Диггер и не малознакомый Легат. И если какая нештатная кака приключится, то ему принимать решения, а эти два интеллигента молча постоят за его спиной.
А огонек настойчиво приближался. Двое стояли, а один сидел на корточках на речном причале, и все ждали гостя. Или хозяина. Легат машинально отметил всплывший термин: «причал». Конечно же, причал, а никакой не перрон. Два на пятнадцать – толковый размер причала для небольшой яхточки, ну, не длиннее десяти – двенадцати метров, чтоб с носа и кормы по полтора два метра люфтов оставалось. Он, Легат, не раз ходил в Срединном море на таких суденышках…
Это была и вправду лодка. Но уж никакая не яхта. Обыкновенная плоскодонка с навесным мотором. Звук его в принципе давно появился, только никем из напарников не идентифицировался с возможной лодкой: так, стучит что-то. А как увидели, что лодка, так сразу все идентифицировалось, прости Господи.
Они, трое, стояли и смотрели, как лодочник швартуется, закидывает канатную петлю на торчащий из перрона кусок ржавого двутавра, стоит на своих двоих в лодке, покачиваясь вместе с ней. Дядька лет пятидесяти, небритый, в трениках с оттянутыми коленями, в непонятного цвета свитере под горло, скорее – в черном, ну и в кепке. Городской лодочник, кого еще ждали.
А фонарик у лодки на носу – на деревянной стоечке – подвешен был. Электрический, с батарейкой.
– Заблудились? – спросил дядька. – Запрыгивайте. Подвезу. Только – полегче, лодку не переверните.
Отказываться было:
а) неконструктивно, ибо очень не хотелось повторять дорогу сюда;
б) любопытство, как известно, сгубило не одну кошку, но никто его пока не отменял; а если заменить его на «любознательство», то все сразу становится комильфо;
в) а в чем, собственно, риск? Вот – лодка, вот – рукав Реки, сверху – Центропарк, если Бур не ошибается, но Бур не ошибается;
г) если что, то один «дикий» лодочник (наверняка их полно на Реке) трем богатырям – даже не Змей Горыныч.
Конец списка.
Первым, как единственный в группе опытный мариман, пошел Легат. Лодка легко качнулась. Сильней она качнулась, когда пошел Диггер. А когда пошел Бур, то все трое в лодке ухватились руками за причал, чтоб, значит, лодка не перевернулась. Она и не перевернулась. Лодочник прибавил обороты, довольно лихо развернул лодку назад, и они поплыли. Точнее, пошли.
– Плыть-то далеко? – спросил Легат.
– Рукой подать, – ответил лодочник, загадочно улыбаясь.
Улыбка Легату не понравилась, но он смолчал. Не было смысла выяснять отношения с человеком, которому они доверили самое дорогое. Читай: себя. Пусть до ближайшего причала на Реке – лишь бы под небом, а не под бетонными сводами. А что до Правительственного метро, так будем считать, как ранее было замечено: утонуло оно. И тайне – фигец. О чем и будет доложено Командиру по прибытии.
А Диггер мучил лодочника вопросами:
– Вы давно про этот подземный рукав знаете?
– Давно, – кратко отвечал лодочник.
– А как давно? – настаивал Диггер.
– И не упомню, – отвечал лодочник.
– А точнее, точнее. Год? Десять лет?
– Не помню, говорю. Может, десять лет. А может, больше.
– А вы часто сюда плаваете?
– Меня вообще-то Хароном зовут… А плаваю сюда? Не, не очень. Ну, раз в месяц, может: поглядеть, что здесь и как.
– А что здесь и как?
– Не обвалилось ли что. Не затопило ли чего. Мало ли…
– А вы как плаваете: из любопытства или по работе?
– По работе.
– А кем вы работаете?
– Начальником причала.
– А где?
– На причале.
Легат машинально, но не без легкого раздражения, отметил постоянную прописную букву «А» в речи Диггера, с которой он начинал каждый вопрос, но сам пока не вмешивался в разговор. Он слушал этот, назовем его так, первичный допрос, чутко ожидая какого-нибудь ответа, который дал бы зацепку. Ну уж о- очень гладко все пока шло! А Легат седьмым или тридцать вторым чувством чуял какую-то бяку. Говоря интеллигентно, какой-то подтекст за абсолютно невинным текстом лодочника. Чуял и – все. Хотя сам не знал – почему. Но – верил чутью, оно не слишком часто было востребовано в казенной или тем более личной жизнях Легата, однако в отдельно взятых прежних случаях не врало.
Думалось: и вроде причин нет, а очень похоже на отдельно взятый случай.
– А на каком таком причале? – по-гестаповски допытывался Диггер.
– На обыкновенном, – спокойно ответствовал лодочник.
– А где он находится?
– Недалеко. Десять минут пешком.
– Откуда пешком?
– От дома.
– А дом где?
– На набережной.
– То есть неподалеку?
– Ага.
– А где ты нас высадишь? – перешел на «ты».
Наконец-то толковый вопрос, отметил Легат.
– Вот выйдем из тоннеля и высажу.
– На набережной?
– Точно. Как раз на моем причале.
– На стороне парка или напротив?
– Напротив.
– А почему не на стороне парка?
– Потому что тоннель выходит на Реку напротив, а мне на этом крейсере нельзя фарватер пересекать.
– Что за порядки? – наконец-то удивился Диггер. – Первый раз слышу, что Реку переплывать нельзя. У меня приятель в Сити живет, так он там лодочку уже с год держит. Мы с ним на ней сто раз Реку пересекали… Ну, да ладно! А если ты причал сторожишь, на хрена ты в тоннель раз в месяц ходишь? Платят тебе, что ли, или из любви к искусству?
– К какому искусству? – естественно, не понял лодочник.
– Не бери в голову. Платят или не платят?
– Ясное дело – платят. Буду я за так туда-сюда мотаться…
– А кто платит?
– Управа.
– Что, в управе знают про тоннель?
– А кто о нем не знает?
– Мы вот не знали.
– Не местные, что ли?
– Местнее не бывает. С рождения в Столице живу. Ну, слыхали мы про тоннель. Многие слыхали. А кто видел, тот помер уже… Чего-то ты подвираешь, Харон. Хочешь – зуб дам, что из всех нынешних столичных диггеров ни один в тоннеле не был?
