свалились на какие-то гнилые доски в конце подковообразного тоннеля, похожего как раз на тоннель метро, но только раза в три меньше в диаметре.
Говорить было, как ни странно, в удовольствие. Это после трех с лишним часов молчания.
– Километра четыре, – ответил Бур. – Ну, может, четыре с лихом.
– Так мало? – удивился Легат.
Он-то лично прошел не менее двадцати. Или даже тридцати.
– А что ты хотел? – тоже удивился Диггер. – «Прошли» здесь не канает. Шли мы реально – ну, километра полтора. А остальные – на карачках, согнувшись в три погибели, ползком. Дорогу ж не знаем… – Он пошарил в своем рюкзаке и достал термос. – Надо подкрепиться.
– Водку не буду, – быстро сказал Легат.
– А кто предлагает? Это отварчик один хитрый. Безалкогольный, но зверский по силе. Бур знает. Мне один чмур на Северах рецепт подарил. Волшебная штука! Мертвого на ноги ставит…
Господи, и этот про Севера!..
Налил полную крышку-стаканчик, протянул Легату.
– На! Первым будешь.
– А если умру? – Легат осторожно принял стаканчик, понюхал: пахло чем-то тухлым.
– Умрешь – похороним, – равнодушно сообщил Диггер. – Пей, Начальник. Мы ж с Буром не террористы, – да, Бур? – мы на Власть не покушаемся, – и заржал, как будто не было этих мучительных километров, как будто он из ресторана с утра так и не вылезал.
И Бур типа хмыкнул.
Легат вздохнул глубоко и выпил отварчик. Залпом. И не умер.
– А что? – сказал он, чтоб что-то сказать. – И вправду…
Чуял легкое жжение в пищеводе – как после скверной водки, но вроде в голове яснее стало. Или показалось?
А Диггер отнял стаканчик, налил Буру, потом себе, а за это время Легат отчетливо понял, что четыре километра ползком и на коленках – так, фигня, можно и дальше двигаться, силы есть, а ума – не занимать стать. Просто замечательный отвар, крайне нужный в жизни любого первопроходца, а кем еще, спрашивается, был Легат?
– Обалдеть, – сказал он. – Спиши слова.
– Секрет, – ответил Диггер, тоже явно оживший. – Но готов к поставкам товара.
– А исходные материалы?
– Все тебе скажи, властолюбец. Попросишь – сварю. Мы, бизнесмены, секретными сведениями не торгуем. Не то что ваш брат-чиновник.
– У меня нет брата… – начал было Легат, но осекся.
Смешно, конечно, все это сопли и слюни, но сейчас он был уверен, что два брата у него есть. Вот они. Бок о бок. Или отварчик имел побочное действие: вызывал сентиментальность. А чувство это Легат не любил. Бежал его всю жизнь. И сейчас тормознул вовремя.
– Ну ладно, ну дошли мы, – он вернулся к главной теме, – а где метро?
Доселе молчавший Бур ответил кратко:
– За углом.
И показал рукой.
Все же не угол это был, если точно, а плавный поворот тоннеля вправо. Но придираться к словам Легат не собирался.
– Чего ж мы сидим? Пошли…
– А и то верно, – согласился Бур, – часики тикают…
Встали – силы и впрямь вернулись! – потопали, завернули вправо вместе с тоннелем, легко прошли метров пятьдесят и уперлись в стальные, некогда выкрашенные в какой-то цвет, но сейчас потерявшие его, ржавые ворота. Или двери – раз тоннель пешеходный. Такие арочные, как в старых замках. Крепкие, судя по всему, двери, на совесть деланные в далеких сороковых – пятидесятых, наверняка – тяжелые, массивные, вон – ни малой щели даже нигде не видно, пригнаны на века. А на дверях – сквозь ржавчину, сквозь грязь, пыль и (чего там еще?) ну, конечно, сквозь время, просматривалось местами красное, а в целом грязно-серое крыло и чуть выше – край маленькой птичьей головки. Одной. Вторая исчезла под грязью.
Если б не знал об орле Легат, не разобрал бы. А тут…
– Пришли! – констатировал он. – Ребяточки, дорогие мои, респект вам и любовь на всю жизнь! Мы пришли. Это орел. Двуглавый, естественно. У меня точные сведения, – ну не мог не продать себя дешевле, чем мог, пардон за невольную тавтологию, – на этих дверях, ведущих в тоннель Правительственного метро, должен быть красный двуглавый орел. А вот и он! Видно же? Видно, да?
А может, отвар все еще действовал…
Напарники молчали. Смотрели на нечто типа красное, выглядывающее из-под грязи десятилетий. Орла в этом красном и впрямь трудно опознать – даже при мощном хотении.
– А что, – сказал Бур, – может, и орел. То, что вход в метро, – это точно, Варяг не ошибается. Да и по его плану шли. А что орел… Варяг говорил, что Гумбольдт говорил, что орел. Когда они сюда пришли, все уже грязью поросло, видно было хреново. Как сейчас. Но Варяг говорил, что Гумбольдт говорил…
– Заладил, – сварливо отозвался Диггер. – Говорил, что говорил, что говорил… Ну, пусть будет орел, какая на фиг разница! Ворота заперты, ключ в сове, сова в гнезде, гнездо… В жопе все, короче! Отмычку, извиняйте, я с собой не взял, а ломиком мы здесь хрен что подцепим. Да и маленький он, ломик…
И повисла тишина – родная для этих мест.
Тут Легат раздвинул занавес и вышел, с позволения сказать, на сцену.
– А у меня с собой было, – торжествующе сообщил он и достал из кармана куртки ключ.
Он любил разыгрывать маленькие неожиданные спектакли, любил вынимать теоретическую курицу из- под теоретического платка. Он всегда любил неожиданности, не боялся их, являющихся со стороны, но предпочитал лично устраивать их близким и дальним, а в том числе и себе самому. Он любил не театр в принципе, а театр для себя, даже не задумываясь над термином. Более того, скажи ему, что он ладит театр, он бы обиделся. Театр – это жена. А он – суровая проза жизни. Но желательно срежиссированная им самим.
Тут он, сам того не желая, шел по профессиональным стопам жены.
После такого монолога полагается занавес.
4
Но никто даже паузы не выдержал.
– Что за хрень? – спросил Диггер и протянул лапу.
– А и не хрень никакая, а ключ от двери, – объяснил Легат, пряча руку с ключом за спину.
– С чего ты взял, что он – отсюда? В смысле от метро? И ты, что, знал, что ли, заранее?
Довольно косноязычный выражанс, автоматически отметил Легат, но – по делу. Придется объяснять. В сущности, он заставил ребят играть вслепую, что пользы для, но по-товарищески нехорошо. А что до выражанса, так Легат легко подстроился под лексику Диггера (Бур – тот мало говорил, он – большой и могучий, ему не до слов).
Единственное, что корежило, так это необходимость наскоро сочинить худо-бедно толковую историю, поскольку реально правдивая слишком коротка, странна и противоречива. Пусть будет чуточку вранья, чтоб все казалось правдой…
– Ребята, каюсь, но я не все вам сказал. Да и не все скажу, не имею права, вы понимаете. Вкратце – что могу: один хороший человечек принес мне рисунок вот этого орла. И попросил меня связаться с другим человечком: отдать ему рисунок и получить взамен ключ. По каким-то причинам тот человечек, ну, с рисунком, не хотел встречаться с тем, который с ключом. Ну, чего не помочь? Просьба пустячная. Я встретился, обменял рисунок на ключ – вот он, – вернул из-за спины руку, потряс ключиком-брелочком, – а до того – ну, на всякий пожарный – я сделал с рисунка несколько копий: мало ли… И в тот же день показал рисунок и ключ нашим спецам, сами соображайте каким. Они и сказали: есть легенда, что орел – знак Старого метро. А про ключ не знают. Конечно, они хотели его взять ключик, но хрен отберешь… А следить могли. Вот почему я тебя, Диггер, и гнал так. Я с ними перед самым началом Праздника беседовал – за пару
