застройку, кто-то его результат оспорил в суде, кого-то из них Городской Голова полюбил, а потом разлюбил, а кого-то разлюбил, а потом полюбил, а еще потом кто-то изгнал себя из страны по экономическим причинам… Дедка за репку, внучка за Жучку, а руины гостиницы как торчали из земли, так и торчат, стыдливо прикрытые огромным – ну, чуть не с ту гостиницу высотой! – рекламным панно.
И – ни души кругом. Даже охраны не видно. Нейтральная полоса, блин…
Да, кстати!
– А почему б тебе самому не взяться за этот актив? – не праздно поинтересовался Легат у Диггера. – Ты бы построил здесь что-нибудь невредное для страны и народа.
– Кто ж мне даст? – ответил вопросом Диггер, вытаскивая рюкзаки из салона. – У Городского Головы – уж очень свои планы. Жена там, коллеги по бизнесу… У ваших ребят из Службы – свои. Межвидовая борьба. А я – ничей.
– А если помочь?
– Не твоя полянка, Легат.
– Не моя. Я и не обещаю ничего. Но попытка-то – не пытка…
– Пытка – толковое слово, как раз многообещающее… Давай-ка, Легат, сначала мы тебе поможем. А там – будем посмотреть.
Легат еще раз оглядел руины.
– И где здесь что?
– Он знает, – сказал Диггер.
А Бур чуть улыбнулся и кивнул: мол, я знаю все, но не могу сказать, top secret. Закинул рюкзачище за одно плечо, пошел к останкам гостиницы, Диггер тоже рюкзак надел, но – на оба плеча, послабее Бура был. А Легат шел следом налегке и смутно ощущал собственную неполноценность. И впрямь не его полянка – в сиюминутном смысле. Ну и вообще. Третьим лишним он себя ощущал, хотя с чего бы? Эти двое хороших парней ради него, никому из них на хрен не нужного третьего, временем жертвуют, какую-то диггерскую тайну раскрыть готовы, а он в данном мероприятии – не ведущий, а ведомый. Куда скажут, туда и пойдет. Непривычно. Но сам ведь напросился. И вообще: почему он размяк? Обычная ситуация:
И все ж не убедил себя, послевкусие осталось.
А Бур встал у какой-то дыры в бетонной плите перекрытия, вынул из кармана смятый кусок плотной бумаги – то ли огрызок старого ватмана, то ли обоев, развернул его. Легат сбоку заглянул: какой-то план какого-то сооружения, но нарисованный от руки карандашом, причем рука эта чертила план явно в очень неудобных условиях: курица – лапой. А Бур курицу понимал, водил по листу толстым указательным пальцем, что-то неслышно бурчал под нос, долго водил.
Диггер считал процесс естественным, прислонился рюкзаком к обломку бетонной стены – или что это прежде было? – насвистывал, как ни странно, мотивчик старой хорошей песни про Столицу, где «утро красит нежным цветом стены Крепости родной», ни о чем пустом не думал, ждал решения. Главным был не он. Главным был Бур. И Легат опять на миг ощутил неполноценность, невольно позавидовав де-факто близкому сейчас от него Командиру (всего-то Площадь перейти), который всегда и везде был полноценным и в дурные сомнения не впадал. На то он и Командир.
– Туда, – наконец-то разродился Бур.
И показал пальцем направление.
Они довольно долго и нелегко преодолевали останки гостиницы: реальность, как думал Легат, не слишком совпадала с ее карандашной копией. Может, так и было, но в итоге минут через десять преодоления полосы препятствий Бур встал башней у очередного ржавого люка в бетоне и объявил:
– Здесь.
Диггер проворно развязал рюкзак, достал маленький ломик с плоским и, очевидно, острым концом, подцепил край люка, ухватил рукой и откинул люк. Внизу было черно и страшно.
– Готовы? – спросил Бур. – Тут прыгать придется. Умеете?..
Ответа не ждал, снял рюкзак, положил у люка и полез вниз. Сначала лег на пузо и спустил ноги в дыру. Потом перенес груз тела на руки, потом повис на кистях, вдруг разжал их и с уханьем исчез.
– Ты как там? – Диггер наклонился над дырой.
– Живой, – гулко донеслось снизу. – Здесь невысоко прыгать. Метр от силы. Рюкзак сбрось…
Диггер скинул рюкзак в дыру.
– Спускайся следующим, – сказал Легату Диггер. – Я прикрою.
Как в атаку, в разведку, в бой, подумал Легат, но возражать не стал, да и страха не было.
Он так же, как и Бур, спустил вниз ноги, полежал на пузе, повисел на руках и прыгнул в черноту, которая уже была малость размыта лучом фонаря Бура. Высота оказалась малой: человеческий рост плюс метр с копейками, не более. Зажег свой фонарик, повел луч по сторонам: обломки бетона, обломки железа, обломки чего-то деревянного, обломки, короче. Ну и засохшие со временем останки человеческих экскрементов.
– А что здесь было? – спросил у Бура.
– Откуда я знаю? Подвальный этаж, наверно. Строителя спроси.
Строитель оказался самым умным. Он сначала спустил в дыру хорошую веревку, видимо, приторочив ее за что-то наверху, неторопливо спустился по ней, никуда не прыгая, и третий луч зажил в подземелье.
Три луча во тьме – это красиво. Даже когда ничего толком не видно, если не считать толстого слоя пыли повсюду. Первая фраза – это в Легате на миг проснулся писатель, то есть романтик по духу. Вторая – это писателя пристукнул чиновник, которому правда и есть матка.
Чиновник и нужный ему вопрос тут же задал:
– А ты что, первый раз здесь?
– Ясный болт, – понятно ответил Бур.
– А как же метро?
– До него еще дойти надо.
– А дорога?
– Вон она. – Бур протянул по бетонному полу луч, утонувший во тьме метров через двадцать.
– Откуда знаешь? Если не был…
– Варяг все объяснил. Несложно. Дойдем, если завалов не будет.
– А куда мы должны пойти? Ну, в смысле, в какое примерно место под Столицей?
Бур задумался или сделал вид, что думает. Скорее – вид. Легат знал, что Бур знал. Точка.
И прав оказался.
– По моим прикидкам – где-то у Реки в районе Центропарка. Так и Варяг говорил.
– А когда этот Варяг здесь лазил?
– Года два-три как. Еще Гумбольдт был.
Оп-па! Еще одна ниточка и – опять к неизвестному герою «Лолиты».
– Значит, года два-три назад, – грустно утвердил Легат. – Получается, что он нашел метро, когда гостиница еще была.
– Не получается, – опроверг домысел Бур. – Ее уже рушили почем зря.
– А ты что, Гумбольдта знал? – удивился Диггер.
– Так, шапочно… – ушел от прямого ответа Легат. – Гдето с кем-то когда-то. У меня вообще знакомых – два Китая.
– Ага, значит, мы – в одном из них, – усмехнулся Диггер. Сказал Буру: – Веди, брат-китаец. Хорошо бы до ночи вернуться.
– Обратно по веревке? – с некоей тоской полюбопытствовал Легат.
Не любил он канатолазания со школы.
– По ней, – подтвердил Бур. – В другой раз, если он случится, стремянку притараню…
Идти было трудно, но не весело. И как в итоге отметил для себя Легат, диггерство – занятие для мазохистов. Тяжко, темно, мокро, местами – больно. В любом случае он имел право на подобное мнение, ибо сам прошел, пролез, а где-то и прополз под любимой Столицей ровно три часа тридцать семь минут, секунды мало пунктуальный Бур не отметил.
– Сколько мы прошли, кто-нибудь знает? – полюбопытствовал Легат, когда они в итоге сели, а точнее,
