– В принципе это здесь – синонимы. Умер, значит, исчез. Исчез, значит, умер. Хотя там, где я был, некие начальники просто-таки уверены, что Гумбольдт жив и живет здесь. То есть в нашем времени. Хотя и не отрицают, что жив и привязан к семидесятому году какой-то личной связью. Какой – не объяснили. Может, любовь…
– Ты можешь не ерничать и не путать меня?
– Я не ерничаю и не путаю. Гумбольдт в среде диггеров – фигура почти мифическая. Все о нем знают, все его типа видели, чуть ли не водку вместе пили, но кто он, где он, зачем и почему – темна вода. Был человек и – нет человека. А миф остался…
– Не нравится мне этот миф, – задумчиво сказал Командир. – Я вообще к мифам отношусь подозрительно. Умер, шмумер…
– Не шмумер. Судя по всему, это тот тип, который мне на Площади всучил сигареты с орлом и ключ.
– Да брось! То есть купил тебя дешево? А ты и рад… Ладно, давай дальше. Дошли вы, значит, до ворот и?
– Дошли. Хотя это отдельное воспоминание – не из приятных. Ползать на пузе по камням при свете фонарика… знаешь ли… Но дошли. И ворота были точно такие, как ты видел. Грязно-красный орел с левым уклоном…
– Ну и?.. Из тебя рассказчик, как из меня балерина. Все. Не тормози больше!
– Как скажешь. Я пока – в прологе. А он скоро закончится. Короче, открыли мы ворота… И вошли. А там – причал. И река. Хотя потом оказалось, что тоннель.
– Какой причал? Это же метро…
– Может, раньше было метро. Правительственное. Для узкого круга. Потому что причал, судя по всему, прежде был перроном. И к этому перрону подкатывали вагоны метро… – один или два, короткий перрон. Да и пассажиров-то, наверно, немного было. А потом в тоннель прорвалась Река, и перрон стал причалом…
– Ну?! – Командир уже орал.
– Пошли ко дну, – в меру остроумно срифмовал Легат. Но тут же посерьезнел: – Короче, пока мы там стояли с открытыми варежками, к нам подплыла моторка, а в ней был мужик, который предложил вывести нас на божий свет. Он сказал, что тоннель выходит в Реку, а там – пристань. Мы, ясное дело, согласились, потому что ползти на пузе назад не хотелось. Ты бы как поступил?
– Так же, так же. Дальше давай.
– Даю. Он вывез нас в Реку напротив Центропарка, там действительно пристань была. Мы вылезли из лодки, а нас уже ждали.
– Кто ждал? Акын из тебя… – хотел выматериться, но не стал: ситуацией владел Легат. Какой-никакой, а все ж акын – он.
Но тут в песню акына ворвался звонок прямого телефона. То есть звонила помощница, которая не очень любила Легата.
Командир легко матюкнулся и снял трубку:
– Да?
Прямые телефоны ужасны тем, что голос собеседника на том конце провода слышен в радиусе пяти метров.
– Вам звонит Генерал. Из Конторы.
– Скажите, что у меня селекторное совещание, прерваться не в силах, – с ходу сочинил Командир. Он был с помощницами вежлив и не позволял себе «тыкать» им. Только на «вы». – Я позже перезвоню. Напомните…
Повесил трубку.
– Кто вас ждал?
– Однако, звонок – к месту. Прямо мистика какая-то!.. Нас как раз ждали конторские ребятишки в штатском, а старшим у них был капитан, который так и представился.
– Откуда Контора взялась?
– Не от верблюда же. С площади имени Друга Детей, как и положено. Нас очень вежливо попросили сесть в автобус… старенький такой автобус, совсем «из раньше»… и отвезли на вышеназванную площадь. Для чего? Ну, скажем, для доверительной беседы. А откуда взялись? Ну, это просто. Они тоннель и причал пасут денно и нощно. Этот лодочник, Хароном его зовут, на пристани и живет. И звоночек у него есть. Как кто в тоннель из дверей с орлом вылезет на причал, так звонок и звенит. Полагаю, звонок – фигура речи и легенда. Тем более что когда я вчера уходил – они как раз меняли систему на какую-то новую, специально разработанную… А Харон по звонку споро рулит в тоннель, чтоб подобрать незваных гостей, спасти их от тяжкой доли переть обратно под землей в кромешной тьме, ну и, кстати, передать в руки стражей порядка… А на деле, если честно, иначе. Такие гости, как мы, в смысле – незваные, нежданные, там, как я понял позже, вообще не бывают. Мы – первые. Потому что у нас ключ от ворот был. У тех, кто этим путем идет, должен быть ключ. И наша Контора их Контору должна как-то поставить в известность о внеплановом переходе. Хотя в тамошней Конторе уверены, что Гумбольдт ходит туда-сюда постоянно. Тоже внепланово. И неловленно… Может, он сигнализацию научился блокировать?
– Подожди. – Легат впервые в жизни видел пусть немного, но все же растерянного Командира. – К этой пристани, насколько я понимаю, можно добраться на автомобиле, на метро, на троллейбусе, черт-те на чем! Сел и приехал. Что за кретины путешествуют туда под землей? Это что, любимая игра диггеров? Кто первый доберется до причала у Центропарка…
– Во-первых, не игра, как я понимаю. Во-вторых, уж никак не диггеров, если не считать много раз помянутого нами Гумбольдта. Это, Командир, игра Конторы. И не той Конторы, из которой тебе только что Генерал звонил, а другой.
– Какой другой? Контора одна.
– Это верно. Но люди – разные. И время разное. К воротам с орлом мы добрались в наше время, а вышли из них, не поверишь, сорок лет назад. И автобус поэтому нас вез не старенький, а новенький, склепанный на знаменитом в свое время автобусном заводе у притока Большой Реки. И памятник Другу Детей там по-прежнему стоит на площади. И портреты в Конторе изображают кого? Да незабвенного Бровастого вождя. И беседу я имел в кабинете аж самого Главы Конторы – с ним и имел. И кто бы это был, как думаешь? Не стану мучить. Это был интеллигентнейший человек, известный даже тебе, сопливому в то время детенышу, гроза всех диссидентов Страны, короче, Очкарик… А теперь, если хочешь, вызови карету «скорой помощи» из ближайшего дурдома и сдай меня туда – для опытов. Только думаю я, что не вызовешь. Потому что у меня есть конкретное поручение лично от Очкарика.
– Какое? – Командир выглядел, скажем так, не слишком адекватно.
– Вообще-то какое-то странное: найти Гумбольдта. И убедить вернуться и продолжить работу. Но это, как я понимаю, поручение для прикрытия. Потому что они явно смирились с его исчезновением. Ну, не хочет он на Контору пахать! Устал… Поэтому надо срочно заменить его. У них, похоже, все встало. А заменить может только наша нынешняя Контора. Между двумя Конторами – соглашение о дружбе, блин, и взаимопомощи…
– Кем заменить?
– Кем-кем… Мной!
Командир был малость растерян, что ему не свойственно. Потому что не понимал, что происходит. С одной стороны, Легат – давний соратник, уже два десятка лет хорошо знакомы, не раз работали вместе в достойных и не очень местах, сам этого соратника в Службу позвал, то есть проверенный человек, не врун, к дурацким розыгрышам не тяготеет, в подлянках не замечен, выпито вместе – море. Ну, пусть небольшое. Море-озеро. С другой стороны, как оказалось, – стопроцентно помешанный, с ума сдвинутый, даром что фантастические книжки в свое время писал, на фантастике и заклинился, несет явный бред о путешествии во времени через метро, о разговоре с Очкариком, который давно в иной мир отошел, о сумасшедшей необходимости найти Гумбольдта или замену ему, чтоб, значит, связывать год семидесятый прошлого столетия с десятым нынешнего. Мост через сорок лет…
Но опять же – свой парень, до сих пор если и подвирал, то только по работе и по мелочам…
– У тебя хоть какие-то доказательства есть? – с кислой надеждой спросил Командир.
– Разве что какие-то… – ответил Легат, полез в карман и достал оттуда сложенную вдвое толстую
