ограниченно и в военное время, – иди, подыши Циклоном Б. Но тут-то – тончайшие материи, горе и счастье. Как их оценить? Сидят на международной конференции за бутылкой столичной и бутылкой бурбона два пастора, русский и американский.
Русский рассказывает про мальчонку из посёлка у закрывшейся шахты, кинувшегося под «дизель» из-за того, что выбивающаяся из сил бабушка и сильно пьющая мать не могли справить ему кроссовки. А американец в ответ – про самоубийство старшеклассника из пригорода, чьи родители-преподаватели не могли купить ему машину, аналогичную тем, на которых ездят дети юристов по слияниям и нейрохирургов…
И вот тут-то, похоже, не обойтись без модельной жизни. Модель тут, хоть и проходит по ведомству информационных технологий, будет весьма напоминать ту деревянную или восковую модельку, которая предшествует стальной или бронзовой отливке. Почему бы не взять и не смоделировать жизнь человека до его рождения?
Берём и на основе информации о его внутриутробном развитии, о его генетике, о среде, в которой ему предстоит жизнь, экстраполируем его физическое состояние в развитии, на те или иные моменты жизни.
Потом берём и экстраполируем его интеллектуальное развитие. Для этого, правда, нам придётся смоделировать социум, наполненный уже рефлексирующими объектами, что чревато задачами куда более высокой сложности. Но тут проблема может упроститься тем, что модель социума не только допускает, но и предполагает групповое использование. В неё очень неплохо запустить для достоверности модели максимального количества индивидуумов.
Ну а потом, по данным, снятым с модели, делаем уже вывод о количестве горя и радости в жизни потенциального новорожденного. И – делаем вывод о том, стоит ли ему рождаться…
Ну, проблемы вычислительного характера, которые тут неизбежно возникнут, пока тоже отложим. Хотя, похоже, ни обычные, ни квантовые компьютеры тут не помогут – слишком уж много комбинаторных взрывов вылезет на свет. Но кто мешает нам вообразить сингулярный компьютер, пространство-время в котором фантастически уплотнено близостью черной дыры, подобный описываемого в известной книге Д.Дойча?)
И тут-то начнется самая потеха. Ну, от физических болезней человечество избавится достаточно (по меркам Вселенной) быстро. Но дальше вылезут вопросы. Вот, скажем, человек – талантливый обтёсыватель каменных топоров. Или – прирождённый тактик танкового боя. Или – столяр- краснодеревщик.
Ну а кремень с обсидианом нынче вышли из употребления. Воюют исключительно роботы, а мебель делают из одних лишь опилок… Трагедии! Или – необходимость массового инфантицида тех, чьи таланты не востребованы. (Кстати, беспроигрышной для медиков, которым угрожает иск от рождённых, с точки зрения элементарной теории игр является тривиальная стратегия – все, строем и с песнями, в абортарий…)
Так что из конкретной юридической практики государства Израиль следует весьма далёкий, но тем не менее необходимый вывод – о необходимости автоэволюции человека и общества. Если мы (ну не мы — израильтяне) пришли к праву человека задавать в правовом поле вопрос о правомочности его жизни, то мы (человечество) должны попытаться с помощью технологии дать право личности и социуму конструировать себя, и прежде всего разум, каковой неизбежно станет искусственным, по своему желанию.
Василий Щепетнёв: Жир особого назначения
Франса Снейдерса я для себя открыл в семидесятые годы. Да и как не открыть: огромные картины, изображающие невиданное изобилие, приковывали внимание гостей Эрмитажа. Особенно гостей разряда «бедные родственники», гостей, прибывших в северную столицу из второстепенных губернских городов, а то и городов уездного значения. Тех, которые на генеральной карте не то что кружком, точкой не всегда отмечают.
Какие тогда были в уездных городках прилавки? Ну, жир кулинарный «Прима». Ну, соль «Экстра». Водка, тоже «Экстра», для выполнения магазином плана. Консервы «Завтрак советского туриста». И хлеб. Всё остальное – грузинский чай, желудёвый кофе, синие тощие цыплята и зелёный пушистый сыр – по воле случая. Как повезёт.
А тут – полный пищевой коммунизм на огромных полотнах. Уходить не хотелось совершенно. И в каждый последующий приезд я шёл в любимый зал любимого музея и насыщался, пусть только мысленно. Особенно близок к умопомешательству я был в январе девяносто первого, когда воронежский центр борьбы со СПИДом послал меня в Ленинград на месячные курсы повышать квалификацию.
Повышал её я до обеда, а затем, перекусив чем придётся, шёл в музеи. В Эрмитаже был раз пять или шесть. В то время Ленинград проводил политику экзоблокады: ленинградцам выдавали карточки, а всяким званым и незваным чужакам предоставили право жить, как смогут. Маховик гиперинфляции едва шевелился, но и крохотного шевеления оказалось достаточно, чтобы перевести человека из категории бедных в категорию очень бедных. Вот и приходилось компенсировать голод телесный пиршеством духа.
С той поры многое изменилось, но любовь моя к Снейдерсу осталась постоянной. Вот и в Дрезденской галерее смотрел я не столько на Сикстинскую Мадонну, сколько на полотна Снейдерса. Снейдерс – это истина, всё остальное — морок, чародейство, суггестивное изобилие. Да, сейчас даже в самом экономичном гастрономчике можно отыскать десять сортов пива и двадцать – колбасы, но пиво ли это? колбаса ли? Ведь сатана — обманщик, не подсовывает ли он нам под видом крабового мяса какую- нибудь дрянь, которой и свиньи побрезгуют?
Давеча варил я современный суп. Так распорядились небесные светила. Современный – в смысле из пакетика. Плод труда дизайнеров, копирайтеров и прочего люда, не чуждого новейших технологий.
Пакетик яркий, красочный, лет пятьсот назад за такой пакетик туземец какого-нибудь острова, поди, отдал бы жемчужину или шкуру выхухоли.
Мы, впрочем, отдали намного больше, включая прошлое и, подозреваю, будущее, но мы-то не островитяне. «Сбалансированное питание – залог активной и здоровой жизни», – поучал меня пакетик. «Лёгкие в приготовлении супы – отличное решение для домашнего обеда. Вкусные и ароматные, они позволят вам обеспечить полноценный рацион, где бы вы ни находились». Признаться, мне кажется, что уж либо «домашний обед», либо «где бы вы ни находились», но мало ли какие обстоятельства у писавшего текст копирайтера? Вдруг он/она разводится. Не в этом ведь ценность супа. А в его составе.
Его, состав, хорошо было бы лет тридцать–сорок назад вставить в фантастический памфлет, повествующий о жизни в Америке на фоне ядерной войны из предыдущей колонки. Чтобы знали, каково оно на Западе.
Прежде всего поражает «жир специального назначения». Сильно сказано. Языковая находка. Потом «ароматизатор, идентичный натуральному (кулинарная база)» – идентичный всей кулинарной базе? Или её частям? Каким? Или просто идентичный сам по себе, идентичность как имманентное свойство ароматизатора?
