type='note'>[33] и искренне считал, что женщине иногда следует показывать ее место — Хосе, я подруливаю, ты делаешь. Без пальбы, думаю, ему хватит без этого.
— Делаем, мужик — согласился с главарем Хосе.
Понеслась!
Квартал был опасным, в темноте он пустел — поэтому дорога была свободна. В визге широкопрофильной резины Луис развернул свою тачку, секунда, вторая — и они настигли бредущего по тротуару лоха…
— Э, puto[34]…
Мужик остановился, когда выскочивший из машины Хосе ткнул его Кольтом в спину.
— Ты должен нам бабло, мужик…
Мужик медленно повернулся. Фонари здесь давно были перебиты — но даже в темноте бросалось в глаза его лицо, бледное, казавшееся безжизненным.
— Повтори… — мужик говорил совсем не так как пьяный. Наркоман?
— Ты должен нам бабки, мужик. Ты на нашей территории, это наша улица и все, кто по ней ходят, должны нам платить. Мы собираем деньги на вывоз мусора, понял, мужик? Видишь, сколько здесь мусора?
Хосе отучился в колледже при христианской миссии аж три года, поэтому мог довольно связно выражать свои мысли и гордился этим.
— Думаю, я пройду бесплатно… — с этими словами мужик демонстративно плюнул вперед. У Хосе аж дыхание перехватило от такой наглости.
— Ах ты… — увидев, что его соратник по бандитской жизни не справляется, Луис полез из машины, не выпуская из рук обреза. И это стало его ошибкой.
Они даже не поняли, что произошло. Просто каким-то образом получилось… Луис вылезал из машины и вдруг мужик шагнул вперед, прижал руку Луиса к стойке машины, а дуло обреза, заряженного картечью, глянуло в живот Хосе
— Madre…[35]
Обрез оглушительно бабахнул — и град картечи снес беднягу Хосе на тротуар, сломав его пополам. Ошеломленный происходящим, Луис и не заметил, как мужик свободной рукой сделал короткое движение… вспышка в глазах, и все погрузилось во мрак. Вечный…
Мужик подошел к корчащемуся в агонии на тротуаре Хосе, поднял выпавший из рук пистолет. Подошел к машине. Ангелина, вся вина которой состояла лишь в том, что она выбрала не того мужика, подняла руки, загораживаясь от кошмара.
— Не надо… — жалобно попросила она.
Пистолет выстрелил. Раз, потом еще раз…
12 сентября 2009 года
Североамериканские соединенные штаты
Лос Анджелес Каунти
Бар
Бары бывают разные…
Бывают бары, где можно просто нажраться вусмерть, в хламину и не думать ни о чем. Таких баров немало, в них подают самые дешевые и крепкие напитки — дешевый виски, джин, водку. Иногда напитки эти оказываются разлитыми в подвале, без уплаты акцизов, есть и специальные бутылки, разбавленные водой — если бармен видит, что клиент 'дошел до кондиции' — он наливает ему именно из такой бутылки, потому что ему все равно.
Бывают базы для одиночек. Это обычно бары в больших городах, в деловых районах, и вход для дам бесплатный, а для кавалеров наоборот — достаточно дорогой. В таких барах обычно знакомятся после трудового дня менеджеры, секретарши, дизайнеры, помощники адвокатов, и никому ни от кого здесь ничего не надо кроме одной ночи, проведенной вместе. Бармены здесь понимающие и стоит только подмигнуть и сунуть купюру покрупнее — они нальют вашей даме из специальной бутылки, в которую добавлен чистый спирт — дабы скорее снять моральные барьеры. Сюда же ходят на охоту дорогие проститутки — из тех, кто не стоит на углу улицы, а также дамы, совмещающие работу днем и подработку на ниве древнейшей профессии — вечером.
Есть бары, через которые организованная преступность отмывает свои капиталы. Там тихо, пристойно, напитки дешевые, а атмосфера спокойная. Там не любят шума, не любят драчунов, и если вам приспичило подраться — то лучше выбрать другой бар, ибо хозяева этого могут сломать руки бейсбольной битой.
Бывают бары по интересам. Самые распространенные из всех — 'Девятнадцатая лунка', бары при гольф-клубах, где все пристойно и дорого и где проигравшие угощают победителей выпивкой. Но интересы бывают разные и бары по интересам тоже бывают разные. Например, у дорог часто бывают бары для дальнобойщиков, где не подают спиртное, зато можно дешево и вкусно перекусить, и есть бары для байкеров. Там рекой льется пиво, а у стоянки обычно бывает подвешена табличка 'Harley parking only. All others will be crushed'.[36] Туда ходить не рекомендуется, у байкеров набить морду непонятно за что — ни разу не заржавеет. Есть и бары для других групп по интересам.
Самым разным…
Николас Альварес, бывший морской пехотинец, изгнанный из корпуса морской пехоты с позором, перед тем как подойти к нужной двери, огляделся по сторонам. Времени было немного — полиция явно уже выехала. Ни один полицейский Лос Анджелеса не горел желанием разбираться с тем, что произошло здесь, в насквозь бандитском районе — но если есть вызов на стрельбу — они обязаны его отработать. И если есть три трупа — они обязаны вызвать коронера[37] и начать следствие, как полагается. Правда, настоящее следствие вели раньше, в шестидесятые-семидесятые годы. Благословенные годы, когда экономика росла, когда не было войны, когда на североамериканца — любого североамериканца — смотрели с уважением и даже некоторой опаской. Сейчас североамериканская армия уже не первый год вела две войны, победа в которых даже не просматривалась, во многих местах обоих американских континентов местные готовы были всадить пулю в спину североамериканцу, как только он отвернется. Инфляция зашкаливала за десять процентов в год, в некоторых штатах единственным местом, где можно было получить работу, оставался армейский вербовочный пункт, а место солидных гангстеров и мафиози заняли обдолбанные малолетки с CAR-15[38], ненавидящие весь мир и готовые перерезать автоматной очередью любого, кто не так на них посмотрел. Лос-Анджелес, город у моря, был поделен между вооруженными до зубов бандами, всякий приличный квартал отгородился от окружающего мира решеткой под током и частной вооруженной охраной. В Чино и Фолсоме — федеральных тюрьмах особого режима — вступило в строй новое приспособление для исполнения смертных приговоров — электрическая софа, позволяющая казнить троих осужденных одновременно. Не так давно на электрическом стуле казнили некоего Дэвида Чиапеля — его судили как взрослого, когда ему было тринадцать лет, и приговорили к смерти. Общественность штата — та, что живет, прикрывшись заборами под током — встретила исполнение приговора с чувством глубокого удовлетворения, потому что казнили его за то, что он наставил револьвер в живот какой-то даме из богатого пригорода и сказал: 'Снимай побрякушки'. Та замешкалась, и он трижды выстрелил ей живот. А потом еще раз выстрелил и убил копа, пытавшегося его задержать. И никто, ни один человек во всех этой запутавшейся, больной, исходящей взаимной ненавистью стране не сделал из произошедшего правильного вывода.
Так что сейчас следствие по поводу убийства двоих молодых бандитов и их девушки в районе Сан Габриэль должно было закончиться лишь фразой: 'Может быть, когда-нибудь мы и узнаем, кто сделал это'. В Североамериканских соединенных штатах преступления раскрывались обычно двумя способами — либо преступник оказывался запечатленным какой-нибудь камерой наружного наблюдения, коих по улицам приличных районов было пруд пруди, либо преступник начинал болтать о содеянном и полиция узнавала это. Николас Альварес не был запечатлен камерой, он не собирался ни о чем болтать, он был одет в перчатки во