Так-так, интересно…
— Дело твое. Тогда и мы пойдем.
— Куда, мистер Воронцов?
— На выход, куда же еще. Мне не нужны больше здесь драки. Это серьезное мероприятие. Все, пошли. И приведи рубашку в порядок.
Мы вышли из комнаты, которую эти двое все-таки охраняли, я показал им, чтобы и в самом деле шли на посты, делать здесь нечего. Мы же пошли к служебной лестнице, по ней можно было спуститься вниз, к автостоянке и на улицу, где полно такси. Я раздумывал над тем, кто же посмел поднять руку на Микеле Альвари, среднего сына дона Онофрио Альвари, одного из некоронованных королей Нью-Йорка — видимо, какие-то беспредельщики, возможно негры. Так получилось, что неподалеку от лестничной клетки, ведущей на служебную лестницу, был еще один выход, для специалистов по клинингу [57], к туалетам. Только поэтому мы и услышали приглушенный крик, который оборвался каким-то глухим хлопком, сильно похожим на тот, с которым захлопывается дверь туалета.
— Мистер Воронцов… — сказал Микеле.
— Я слышал. Держись за мной и не делай глупостей.
Дверь — открывается не внутрь, а наружу, к ней пристроен доводчик. Я осторожно открыл ее — и первое, что я увидел, была расшитая золотой нитью дамская сумочка, брошенная на кафельном полу у двери.
Интересно…
Возня была слышна вдалеке, это место не просматривалось от входа. Там были туалетные кабинки, здесь — раковины, зеркала и сушилки для рук. Все новенькое, блестит… Жаль будет, если что…
Так… А этих кто сюда пустил?
Конечно же, это были негры. Кто еще кроме негров — додумается до такого. После отмены расовых ограничений — негры распоясались окончательно, до двух третей мест в учреждениях пробации[58] занимают именно негры, правда, сейчас эта цифра уменьшается с каждым годом — криминальными королями страны все увереннее становятся латиноамериканцы. Но здесь были не латиносы — а именно негры, трое. Довольно прилично одетые, в джинсах, а не в спущенных чуть ли не до колен штанах типа 'обосрался и иду'[59], в рубашках, у одного еще жилетка из натуральной кожи поверх рубашки, еще у одного — в расстегнутом вороте рубашки видна черная, по горло, водолазка. На всех троих полно золотых украшений — у двоих цепи, у двоих проколоты уши и серьги в ушах, а третий — держится за свое ухо и кровь между пальцев видна. Получил по заслугам… нечего женские сережки в уши вдевать. У одного рукава рубашки закатаны и видно золото на руках — массивные золотые часы и браслет. Этими руками он держит девчонку, белую, по виду лет двадцати с небольшим, приличную. Та придушенно трепыхается, но видно, что из последних сил. Употребить ее они еще не успели — но мы появились явно на самом интересном месте.
Это — не рэперы, как тут называют мелкое хулиганье, увлекающееся примитивной негритянской музыкой и таскающее на плече дешевый музыкальный плейер — кассетник. Это, похоже, Черные братья — негритянская мафия. Агрессивная организация, занимающаяся криминальным бизнесом, ей больше сорока лет — еще когда не отменили ограничения прав чернокожих, она уже существовала. Идеологические предпочтения у черных братьев самые разные — среди них есть агрессивные троцкисты, исламисты, вудуисты[60], анархисты. Эти не вудуисты — вудуисты носят длинные волосы в косичках и золотые перстни или подвески с оскаленным черепом. Возможно, троцкисты или анархисты, в Нью-Йорке таких много.
Негр не смотрел на меня, хотя я шел первым и был старше. Негр смотрел на Микеле.
— Что, сынок, привел на разборки папочку?
— Или — старшего дрю-южка… — протянул еще один негр, ниже всех ростом, по-видимому, самый задиристый.
Микеле не стал в ответ бросаться в драку — правила вбиты в него с детства, он рос в такой семье. Пока старший говорит — младшие молчат. Из этого правила нет исключений.
Я внимательно смотрел на негра, который был ближе всего ко мне и, вероятно, был самым авторитетным из всех. Конечно, это моя вина — меня и моих людей, эти человекоподобные существа вообще не должны были пройти дальше поста охраны. Проблема вот в чем — любое публичное мероприятие должно иметь посещаемость, ради этого все здесь и работают, начиная от певца, что дергается на сцене в пляске Святого Витта, и заканчивая вашим покорным слугой. Не бомж, прилично одет, золото, приличная машина, не похоже, что пьяный или обкурившийся, есть билет — проходи. Трать свои денежки. Любое мероприятие должно 'собирать кассу'.
— Твой друг вспомнил тюремные университеты? — я кивнул на того, кто упомянул про 'дрю-южка', но обращался к старшему
Этот оказался нервным — дернулся, но старший придержал его.
— Мой кореш на зоне очень любил белый сахарок… — сообщил мне старший — и, откинувшись, он не изменяет своим привычкам.
— Если вы не изменяете своим гнусным привычкам — ответил я — почему пристаете к леди? Думаю, твой дружок не откажется обслужить тебя своей задницей. По-дружески. Или ты сам любишь подставлять?
Негр чуть заметно переступил на полу, перенося центр тяжести тела и разворачиваясь боком. Я сделал шаг в сторону, уходя с возможной линии атаки в сторону его левой, слабой руки.
Рука еще одного негра поползла в карман, он думал, что незаметно — но я заметил и это.
— Ты кто такой, сахарок? — спросил негр — это наш квартал и наша земля. И мы с тебя имеем за оскорбление черной расы. Если нет денег — расплатишься натурой.
— Не суди о других по себе. Отпусти даму и продолжим.
— Эту б… — негр повернулся к своему подельнику — она тебе нужна? Зачем? Мы заплатили ей сто баксов, чтобы она отсосала всем троим.
— Я заплачу тебе тысячу, если через две минуты ты будешь стоять на ногах. А если нет — эту тысячу заплатишь мне ты. Или тот, кто останется жив.
— Ты пробуждаешь во мне зверя, сахарок — довольно осклабился негр — но если тебе нужна эта б…ь, забирай ее.
В этот момент второй негр резко швырнул девчонку навстречу нам, как снаряд.
Мысленно попросив прощения у дамы, я сделал шаг вперед, не разрывая, а сокращая дистанцию и пропуская девушку рядом с собой — ловить ее было некогда. В следующее мгновение я ударил негра вытянутым указательным пальцем в глаз, со всей силы. Прием спецназа, выводит из строя противника быстро и надежно. 'Представители черной расы' кое в чем ошиблись. Они были нацелены на драку, пусть и нечестную, а меня в свое время натаскивали убивать. Убивать голыми руками и делать это максимально эффективно.
Негр взревел от боли так, что заложило уши — а я уже ушел с его линии атаки и оказался рядом со вторым. Второй занял свою руку тем, что крутил, раскрывая, филиппинский нож-баллисонг, так называемую 'бабочку'. Ему досталось одновременно носком ноги в пах и кулаком, сжатым как 'голова кобры' — по сонной артерии. В свое время нас учили убивать человека ударом ноги в пах — разрыв брюшины, размозжение половых органов и верная смерть, причем нелегкая. Сейчас на мне были не десантные сапоги с подкованным сталью носом, а простые ботинки из натуральной кожи, правда, с весьма крепкой подошвой — убить не получилось, но с потенцией у парня проблемы будут всю оставшуюся жизнь. Негр не успел ни закричать, ни махнуть ножом — он просто повалился как куль, потеряв сознание от болевого шока и удара по сонной артерии. За спиной послышался звук солидного боксерского удара — это Микеле как следует приложил первого негра, ставшего моими стараньями циклопом. Отскочив, чтобы падающий негр не сшиб меня с ног, я ушел от размашистого удара ножом третьего. Одним движением сбросил пиджак, перехватил…
Махнув ножом, негр остановился — видимо, до него наконец-то дошло, что разборка идет совсем не по плану, не так как обычно. Он чуть посерел — негры, когда пугаются — не белеют, а сереют. Выставив перед собой пиджак, который стоил семь тысяч долларов и которым я собирался перехватить руку с ножом, я смотрел в глаза третьему негру, который все еще стоял на ногах. Не совсем твердо — но стоял.
