Слова повисли в воздухе. Никто из них не осмеливался раскрыть рта. Ханс вцепился в подоконник с такой силой, что его пальцы заболели. Комната поплыла у него перед глазами, и герр Коллин теперь представлялся ему невнятной тенью.
Из холла донесся возбужденный разговор, и в комнату вошли мадам Хейберг и балетмейстер. Она была одета в зеленый костюм из атласа и парчи, позируя в дверях, чтобы показать его красоту.
— Разве он не прекрасен. Портной послал его…
Она внезапно прервалась, осознав, что в комнате повисло гробовое молчание. Актриса сделала шаг в направлении Ханса. Цвет покинул ее лицо.
— Ханс, что случилось?
Он не ответил. Казалось, ему едва удавалось дышать.
Старый Коллин первый разрушил охватившее их оцепенение. Оперевшись о руку Эдварда, он подошел к столу и сел в кресло.
— Король скончался во сне четверть часа назад.
Белые руки мадам Хейберг упали на грудь.
— Значит, театр будет закрыт! Сегодня вечером не будет никакого представления!
— И нам не понадобятся красные туфли, — сказал Бурнонвилль, и никто не счел его неуместное замечание странным.
— Они уже вешают вывеску на дверях, — ответил Эдвард. Его слова, как и слова всех остальных, звучали блекло и безжизненно.
Внезапно Ханса Кристиана охватил бунтарский дух. Как могут они стоять здесь так спокойно, заявляя своими безжизненными голосами факты, разрушающие его надежды своим холодным безразличием? Он побежал на середину комнаты, весь дрожа.
— Какое имеет значение, что король мертв? — с яростью крикнул он. — Он был стариком! Его смерть не может помешать моей пьесе! Если вы, конечно, не позволите этому случиться, герр Коллин! Вы советник. Пошлите сообщение, что пьеса состоится!
Йонас Коллин не поднял глаз. Его голова и плечи были опущены.
— Я не могу сделать этого. Театр должен быть закрыт на месяц. Короля Фредерика очень любили.
— Значит, и вы против меня, герр Коллин? Вы отказываете мне в вечере, которого я ждал всю свою жизнь? Спектакль состоится, я говорю вам! Люди собрались на улице, актеры готовы и ждут!
— Люди расходятся по домам, — сказал Эдвард, стоявший у окна. Он произнес эту фразу без всяких эмоций, словно одного лишь голого факта было достаточно.
— Прикажите своим танцорам идти на сцену, Бурнонвилль, — завизжал Ханс Кристиан. Вены на его висках так напряглись, что были готовы лопнуть. — Идите, я сказал! Занавес должен быть поднят вовремя! Мы не сдадимся! Идите, Бурнонвилль!
Балетмейстер поклонился, но не двинулся с места. Генриетта подошла к Хансу и сжала его руку.
Обезумевшей молодой человек грубо оттолкнул ее.
— Ну, и где та вера, о которой мы говорили, Гетти? Ты же сказала мне не сдаваться!
Лицо девушки было белее смерти. Спазм боли прошелся по ее спине, но она спокойно ответила:
— Это не отступление, а только задержка. Ты и так уже слишком долго ждал, Ханс Кристиан, тебе больше нечего бояться.
— Значит вы против меня, вы все против меня, единственные люди, которых я считаю друзьями в этом мире! — Его лицо было таким ужасным в этот момент, что даже Гетти отвела глаза.
— Вы думаете, что можете остановить меня? Но это не так! Я буду идти дальше и дальше без сна и отдыха! Буду взбираться все выше и выше! Я стану поэтом, которым будет гордиться Дания! Вы пытаетесь затоптать меня в грязь, но я буду жить и тогда, когда от Королевского театра останется лишь одно воспоминание! Вы поклонитесь мне, как луна и солнце во сне Иосифа!
С улицы донеслось печальное пение во славу почившего короля. Генриетта произнесла:
— Для солдата наступил период войн. Он потерял свою оловянную ногу, и его краска облупилась, но он продолжает держать на своем плече ружье и кричать: «Вперед!»
Они услышали, как Ханс тяжело вздохнул. Затем гнев покинул его, и он упал в кресло. Из его глаз водопадом хлынули слезы.
— О, Гетти, почему они поют? Это предвестники смерти всех моих мечтаний! Пусть они замолчат, Господи, пусть они замолчат!
Генриетта присела на краешек кресла и взяла его голову в свои руки. Мадам Хейберг всхлипывала, и даже спокойный Эдвард отвернулся к окну, чтобы скрыть свои чувства. Старый Йонас спрятал лицо в руках.
Из дверей раздался голос Карен:
— Мой билет. Я думала, что мне нужно вернуть его Хансу Кристиану.
Она посмотрела на плачущего мужчину, а затем окинула взглядом всю печальную компанию.
— Ему плохо, да? Я не думала, что для такого великого поэта, как он, временная неудача имеет ка- кое-нибудь значение. Одно разочарование не может причинить ему долгой боли. Но, с другой стороны, наверное, нужно быть очень великим, чтобы вообще не придавать этому никакого значения.
Она протянула билет Бурнонвиллю. Все настолько были охвачены горем, что никому не пришло в голову задуматься над тем, кто она такая и каким образом получила билет из рук самого автора. Карtн так же бесшумно, как и вошла, выскочила в дверь.
Постепенно разошлись и все остальные. Вместе с Хансом остался старый Йонас и Гетти. Через некоторое время и они ушли, оставив его одного в темнеющей комнате. Это было самое лучшее, что они могли сделать. В спускающихся сумерках слова, которые он написал недавно, были четко видны: «Неужели же я никогда не смогу обрести бессмертную душу?»
Ответа на этот вопрос он еще не придумал.
Тогда они обе заплакали. Отец-аист, услышав их речи, защелкал от гнева клювом.
— Ложь, обман! — закричал он. — Ох, так бы и вонзил им в грудь свой клюв!
— Да, и сломал бы его, — заметила аист-мать. — Хорош бы ты был тогда! Думай-ка лучше о себе самом да о своем семействе. А остальное все побоку!
«Дочь болотного царя»
«Мулат» не пострадал от вынужденной задержки. К февралю траур закончился, и город вновь был готов к развлечениям. Открытие театра было принято всеми с огромной радостью, и аудитория, собравшаяся на первое представление, была благодушно настроена по отношению ко всему, чтобы ей ни показали. И она не разочаровалась. Ханс Кристиан, стоя за кулисами, услышал гром аплодисментов после первого акта и почувствовал невероятное облегчение. Им понравилось! Он добился успеха как сценарист! Они вызвали его для похвалы на сцену, на ту самую сцену, на которой он стоял в один новогодний вечер, холодный и одинокий, и возносил к Небесам свою молитву. Ханс Кристиан старался сделать все возможное, чтобы не разрыдаться.
Король узнал об овациях, которых удостоилась пьеса, и об успехе молодого автора. Он сразу же послал за Андерсеном. Король Кристиан поздравил его и наградил почетным местом в Королевском ряду партера в театре рядом с Эленшлегером и позволил всем придворным также высказать свои поздравления. Тремя днями позже король вновь послал за молодым писателем. Причиной тому стало то, что его пьеса произвела настоящий фурор в городе. Зал был переполнен, и билеты невозможно было достать ни за какую цену. На этот раз Кристиан не только поздравил писателя, но и наградил медалью с девятнадцатью бриллиантами, как знак особого признания. На одиннадцатый вечер король пришел посмотреть пьесу. Он кивнул Андерсену из своей ложи. Милость, которая раньше не выпадала ни на чью долю.
Ханс Кристиан должен был быть на седьмом небе от счастья. Пьеса шла двадцать один день. Теперь Ханс мог считать короля одним из своих друзей. Он получил значительную сумму денег и был готов получить еще больше, так как его работа была переведена на шведский и куплена Королевским театром Стокгольма. Когда автор посетил эту страну, он был встречен овацией студентами университета и пронесен на руках,
