Камень вновь шевельнулся, словно пожимая плечами.
— Кот к нам не сразу попал. Сначала в другом мире хулиганил. А потом что-то случилось, цепь появилась — и тут оказался. Ох, буянил! Всех своими песнями и сказками достал. Потом, совсем недавно — лет сто назад — исчезать начал и успокоился. Теперь привратником служит.
— А вас кто? — несколько нетактично поинтересовалась я: любопытство оказалось сильнее приличий, а здравый смысл, упорно нашёптывающий, что всё это — грандиозная подстава — притих.
— Молодец, чтоб его, добрый, — скрежетнул камень. — Никак выбрать не мог: то ему коня потерять жалко, то жениться боязно. Разбил мечом, злодей, а обломками малявок на пеньке рядом пришибло. В платочках. А, между прочим, это не я виноват, а Солька-разбойник. Надпись — стёрлась она уже — его рук дело. Два года придумывал, да в кустах долбил в свободное от безобразий время. А потом в тех же кустах сидел и ржал, как конь, глядя, как богатыри репу перед его произведением чешут.
— Так тут у вас и Кощей Бессмертный есть? И Змей Горыныч? — вопросы посыпались из меня, как мак из дырявого мешка.
— И откуда тут взяться Кощею, коли он бессмертный? — с железобетонной логикой перебил разумный булыжник.
— И правда… — я на минуту затихла, перебирая в памяти всех известных мне жертв сказочного произвола.
— А драконы и так в сопредельных измерениях живут, — лекция продолжалась. — Только их не Горынычами зовут… Разве что, те, кому жить надоело.
— А… — тут я опасливо оглянулась по сторонам. — Волан-де-Морт?
Вот уж с кем не хотелось бы встретиться! Гарри-то, Поттера, тут сто процентов нет и быть не может.
Камень расхохотался так, что я едва удержалась на ходящей ходуном поверхности.
— Залетал тут один безносый с претензией на мировое господство, — наконец поделился он. — Палкой какой-то размахивал, слова мудрёные говорил…
— И что? — розыгрыш становился всё интереснее.
— А что? Да ничего. Наши, сначала, с ним по хорошему договориться хотели. Жалко ведь юродивого! Ну, а потом рассердились и показали ему, кто тут чернокнижник. Орочьи детишки вот уже третий год почётного Волана-де-Морта выбирают… из тех, кто пакостит больше всех. И тот им хворост для костров собирает. Наказание у них такое появилось.
— А вот… — я вознамерилась было расспросить про Леренейскую Гидру и ей подобных, но меня нагло перебили.
— Да что ты с ней разговоры разговариваешь?! — дуэтом завопили внезапно оклемавшиеся белки, синхронно отплевываясь от всё-таки рассыпавшегося ввиду древности жёлудя. — И не видишь шапки красной?
Я икнула от неожиданности и соскочила с собеседника. Говорящие белки?!! Нет, это точно не происки телевидения.
Белки подорвались с земли, как ошпаренные, и стремительно ускакали прочь.
— Плохи твои дела, девица, — сообщил ворчливый голосок из-под корней старой берёзы, росшей рядом, и, из скрывавшейся там норы, задом вылез толстый барсук. — Это ЕГО друзья, а он тебя давно уже поджидает. Докладывать побежали.
— А ты что — не друг? — либо я рехнулась, либо барсук тоже говорит. — И что это за такой ОН?
— Я тоже друг, но шума возле дома не люблю, — ответил толстяк на мой первый вопрос. — Беги ты отсюда, пока не поздно.
— Да что ж такое? — растерялась я. Слушай, ничего же не сделал, только зашёл, понимаешь!
— И правда, — неожиданно поддержал барсука говорящий камень. — Давай по-быстрому, ты мне лично ничем не насолила: прямо… нет, налево… туда тоже не надо, направо… Ой-ой-ой!
— Так куда мне бежать-то? — рассердилась я.
— Назад разве что… Хотя, нет. Тоже поздно, — закончил тот.
— Как, поздно? — запаниковал барсук. — А я?!
— Может и обойдётся, — меланхолично закончил камень. — Если на дерево залезешь.
— А мне куда? — про меня-то они, часом не забыли?
— Уже никуда. Приятно было познакомиться, — скорбно затих тоненький голосок.
— ?! — по-прежнему ничего не понятно, но становится страшновато. — Толстяк, ты где?
Барсука словно ветром сдуло. А я-то как? Я огляделась. Это мне кажется, или лес и вправду притих? Что за свинью мне белки подложили? Да ещё с такой скоростью: и пяти минут не прошло. Кого я за эти полчаса уже успела так разозлить? Ничего не понимаю. Изо всех сил напрягая слух, я ругала себя последними словами. Зачем вообще полезла в этот распроклятый бункер?
Сзади раздался тихий шорох.
Глава 2
Поймите меня правильно: волк сам по себе не являлся чем-то из ряда вон выходящим. В зоопарке трёх даже живьём видела. Несчастные животные с полувылезшим мехом и жёлтыми, полными тоски глазами, они вызывали у меня жалость и какую-то щемящую грусть. На картинках в книгах это были гордые и сильные хищники, как правило запечатлённые в момент агрессии.
Но ЭТО…
Торчащая клоками, чёрная, в проплешинах, свалявшаяся шерсть, тускло светящиеся желтые глаза с вертикальными, в нитку сузившимися зрачками, сам размером с доброго медведя, медвежьи же когти на мощных лапах, которые зверь то втягивал, то выпускал наружу. И — самое страшное — грубый шов, начинавшийся на костлявой груди под горлом и уходивший вглубь, как если бы животное сначала разрезали пополам, а потом кое-как сшили на скорую руку.
Чудище принюхалось и повернуло голову в мою сторону. Я едва не хлопнулась в обморок.
Это же надо так попасть! Ну, и где охотник, или отважный рыцарь, спасать немедленно меня любимую? В сказке я или нет?
Ни первого, ни второго в окрестностях не наблюдалось. Вот так всегда: всё сама, всё сама! А они потом жалуются на прогрессирующий феминизм!
Может, поздороваться? Хороший тон, и всё такое… Если повезёт, то отвлечётся на расшаркивания, а у меня появится шанс сбежать… или не появится.
— Э-э, здравствуйте, — по-моему, я повторяюсь.
Волк зарычал, обнажив белоснежные клыки, не очень вяжущиеся с имиджем зомби от Стивена Кинга. На дружелюбное приветствие это не тянуло.
— Что это? — кое-как удерживаясь от визга, выдавила я из себя.
— Волк, — откуда-то сверху откликнулся дрожащий голос героического барсука. — Усыпили, распороли брюхо и сбросили в колодец. В общем, скончался в страшных мучениях. Сама должна помнить, Красная Шапочка.
— Хорошая собачка… — колени затряслись так, что я едва устояла на ногах, загипнотизированная пронзительным, полным ярости взглядом. Мозги от ужаса отключились а язык, не упустив такой удобный случай, нёс полную отсебятину. — Умная собачка…
У волка округлились глаза, и он даже притормозил слегка. Видимо хорошей и умной, а тем более — собачкой, назвать хищника до меня никому в голову не приходило.
Пользуясь отсутствием начальства, тело начало действовать согласно инстинктам: безо всякой почтительности оно запрыгнуло на индифферентно молчащий камень и, взяв оттуда почти олимпийский старт, сигануло на пасторальную берёзу, где уже нашёл убежище барсук. Здоровенные зубищи клацнули в сантиметре от моего кеда.
— Что за безобразие?! — возмутился разумный булыжник. Волк солидарно зарычал, причём мне, с перепугу, отчётливо послышалось: “Загрызу заразу!“.
