безжалостно унижая даже самых ярых своих поклонников и последователей. Они хамоваты, беспардонны и плевать хотели со своего персонального олимпа на всех, кто ниже их.
Ну и во все времена предпочтительной считалась золотая середина и личности, ее придерживающиеся. Именно те люди, которые добились известности, признания и почитания своим трудом, целеустремленностью, а порой и благодаря случайному стечению обстоятельств, но которые не теряют своих человеческих качеств, а продолжают любить окружающих, ценить их доброе к себе отношение и не предаются неоправданному зазнайству или неблагодарному ханжеству.
Именно к таким людям и принадлежал Чарли Бокед. Возраст – тридцать пять лет. Худощавый, рост метр семьдесят шесть. Скромный, тихий, совершенно неприметный не только на первый взгляд, но и на второй со всеми последующими. Одевался непритязательно, золото и бриллианты в ношении не признавал категорически, питался весьма незамысловато, придерживаясь в основном фруктовых или овощных рационов. Автомобиль у Чарли имелся новый, но из разряда «средний буржуа», доступный в принципе каждому работящему обывателю. К соседям, знакомым и друзьям относился скорее радушно, чем прохладно; больше с оптимизмом, чем с недоверием; явно больше с симпатией, чем с настороженностью. Родственников вообще ограждал повседневной заботой, вниманием и протекцией. И буквально с любым встречным-поперечным мог с первого слова найти общий язык, а при желании и быстро подружиться. Причем дружба завязывалась не просто так, по наитию или на потребу дня, а навсегда.
Что в первую очередь больше всего удивляло самого Чарли Бокеда. Но к кому бы он ни обращался, пусть и к тем, кого не видел порой годами, друзья с удовольствием и готовностью шли ему навстречу. Причем просьбы выполняли не из корыстных побуждений, а просто по старой дружбе.
И это все – при том, что любой гонорар за работу у Чарли исчислялся в размере не меньше чем миллион евро.
Стоило вдуматься в эту цифру – миллион! А уже потом снова искать взглядом Чарли Бокеда, который давно растворился в серой толпе обывателей.
То есть сам он требовал за свой труд огромные суммы, получал их и… Дальше жил, ничем не выделяясь из толпы, да вдобавок легко получал любую нужную ему информацию практически бесплатно и без особого напряжения.
Хотя мог, а порой и пытался заплатить.
Хотя имел полное право, а порой и пробовал начать жить на широкую ногу.
Но в обоих случаях на него смотрели как на абсолютного идиота. Дальше все возвращалось на круги своя: старые друзья и приятели с удовольствием оказывали Чарли любые услуги в поиске информации, а шикарная жизнь оставалась только в отрывочных воспоминаниях. Как говаривал сам Бокед: «Роскошь создана не для меня. Мы с ней антагонисты!» Только и позволял себе носить самые дорогие и надежные часы.
И вполне серая жизнь продолжалась дальше. Разве что путешествия и поездки по всему миру придавали существованию ту цветистость ярких впечатлений, тот ореол романтизма и таинственности, которые позволяли ощущать движение времени и шероховатости окружающего пространства.
Что еще можно было сказать о Бокеде? Да много чего! Например: он занимался частным сыском. Другой пример: у него имелось несколько тайн. Или еще: с раннего детства он считался почти полным инвалидом. Правда, об инвалидности постоянно напоминала ровная, негнущаяся шея, зато со стороны это порой казалось итогом великолепной мужской осанки. Так что тайны из этого не получалось. Скорее наоборот: врачи частенько удивлялись, как он выжил в детстве и почему не умер до сих пор. На это ничего не оставалось, как недоуменно разводить руками и задавать врачам встречный вопрос: «Вот и объясните мне, убогому, почему я еще живу?»
По поводу тайн – так у кого их нет? Порой у некоторых такие скелеты в шкафах прячутся, что им самим страшно становится. А Чарли толком не знал, что с ним творится и как творящиеся несуразности воспринимать. Поэтому относился к ним с философией полного пофигиста. Только и опасался когда-нибудь проговориться о самой страшной, как он считал, тайне: он ненавидел англичан. И это при том, что на постоянной основе жил именно в старом добром королевстве Великобритания, в самом его сердце, в городе Лондоне. Почему ненавидел, если в другую страну перебираться и не подумывал? Тоже своего рода тайна, которую сам Бокед никак не мог разгадать. Ведь жил в этой великолепной стране с трехмесячного возраста, обожал столицу Великобритании, с непреходящим вдохновением любовался музеями и прочими архитектурными ценностями, легко сходился даже с чопорными, заносчивыми лордами, пэрами, а то и премьер-министрами. Увы, и с ними приходилось сталкиваться по ходу своей деятельности. И вот каждого англичанина по отдельности он вроде как любил и прекрасно понимал, но вот всех вместе – жутко ненавидел. Причем ненавидел не сознательно, а на каком-то ином, подспудном, не поддающемся разуму уровне своих инстинктов.
Весело? Не то слово! Зато добрая пятая часть свободного времени как раз и уходила на разгадку данного парадокса.
Ну и осталось несколько осветить деятельность Чарли Бокеда в частном сыске. Начал он им заниматься с шестнадцати лет, сразу после получения обязательного образования в средней школе. Учился из рук вон плохо, и его не оставляли в одних и тех же классах по два раза только по причине его неизлечимой инвалидности. Учителя просто не имели морального права хоть как-то обидеть парня излишними упреками или придирками. Единственное, в чем Чарли не имел равных: парень легко усваивал любые иностранные языки и считался в этом деле настоящим феноменом. Схватывал на лету любые фразы и без труда осваивал правильное произношение.
Еще чем он мог похвастаться, так это слишком уж большим пристрастием к философствованию. Но, увы, когда круглый двоечник начинает философствовать, это лишь вызывает раздражение у окружающих.
То есть успехи можно было посчитать лишь на двух пальцах. Но вот во всем остальном… Как говорится, слезы на глаза наворачивались. Учился на самый допустимый мизер, ну, может, и чуть ниже, да и ладно! Лишь бы «посещал, присутствовал, не делал пакостей и вел себя приемлемо». То есть жалели, покрывали неуспеваемость и переводили из класса в класс. И мечтали поскорее от Чарли избавиться.
Только в шестнадцать лет парень получил возможность выбирать: либо продолжить учебу в более серьезном заведении, либо попробовать отыскать себе работу, либо полностью перейти на социальное обеспечение. Учиться с таким скудным багажом знаний можно было только на священника. Парень отверг такие предложения сразу, потому что религию даже на дух не принимал.
Получать пособие по инвалидности, лишить себя пусть гипотетического карьерного роста и окончательно выпасть из окружающего общества Чарли тоже не желал категорически. Поэтому оставалось только одно: отыскать работу.
И отрок поразил всех, в первую очередь – собственных родителей.
– Хочу работать частным сыщиком!
Мать всплеснула ладонями и не удержалась от громких упреков и причитаний:
– Сынок! Да ты хоть головой своей думай иногда! Какой сыщик? Какая работа? Там логически рассуждать надо, знать психологию, заниматься грязными делами и порой идти наперекор собственной совести.
Отец молчал долго и постарался ответить более взвешенно и рационально:
– Не забывай, мы здесь – эмигранты. И останемся ими до самой смерти, невзирая на принятое нами английское гражданство. Но если в школе тебя жалели, все прощали, тянули за уши из класса в класс, то при частной деятельности – такого не будет. В любом случае, даже будь ты семи пядей во лбу и умей выследить самую хитрую неверную жену богатого клиента, тебе не будут доверять. Тебя всегда подставят коллеги. Высмеют соседи. Да тебя просто никто и никогда не наймет для серьезного дела! Лучше правильно оцени свои возможности и постарайся устроиться там, где остро нуждаются в способных переводчиках. С твоими талантами к языкам есть отличная перспектива вскоре стать воистину незаменимым в любом крупном офисе.
– Нет. Только сыщиком! – не сдавался парень. – А знание языков мне в этом деле только поможет.
– Не спеши, подумай еще немного.
– Отец! Ты мне выделишь деньги для аренды помещения? Только на три месяца. Если прогорю, значит,
