— Прежде всего, дорогая леди Беллингем, нужно сесть и успокоиться, — властно заявила Аллегра, взяв ситуацию в свои руки, поскольку остальные выглядели крайне растерянными. Куинтон, хереса для бедняжки.
Она подвела леди Беллингем к дивану и, усадив, сунула ей в руку рюмку хереса.
— Вот, выпейте. Вы должны успокоиться, леди Беллингем. Что бы ни случилось, слезами делу не поможешь. Мы попытаемся что‑либо предпринять, только если узнаем, что вас беспокоит.
— О, дитя мое, не думаю, что кто‑то сумеет мне помочь, — вздохнула леди Беллингем, но тем не менее отпила хереса и почувствовала, что в состоянии говорить.
Остальные расселись вокруг и терпеливо выжидали. Наконец измученная леди начала свое печальное повествование;
— У моего мужа было два брата. Отец Кэролайн, как вам известно, священник церкви Святой Анны в Беллингемптоне.
Живут они скромно, но у него есть кое‑какие средства, так что нужды они не знают. Самому младшему, Роберту Беллингему, повезло жениться на француженке, единственной дочери графа Монруа. Отец ее обожал и соглашался выделить молодоженам весьма значительное приданое, только при условии, что они останутся во Франции. Поскольку в Англии у него не было будущего, Роберт не видел причин протестовать.
Они поженились. Помню, как мы все поехали на свадьбу. Это было тридцать пять лет назад. Мы даже не добрались до Парижа, потому что жена Роберта Мари‑Клер жила в Нормандии.
Она смолкла, осушила рюмку и протянула ее герцогу, безмолвно прося наполнить. Тот мгновенно подчинился.
— Через год у них родилась маленькая девочка, названная при крещении Анн‑Мари. В восемнадцать лет она вышла замуж за графа д'Омона, своего соседа. Она на несколько лет старше Кэролайн, поэтому они никогда не встречались. Роберт с семьей был вполне доволен сельской жизнью, как, впрочем, и Анн‑Мари с мужем. Они никогда не были в Англии, а Роберт ни разу не возвращался на родину. Когда Анн‑Мари исполнилось двадцать, ее родители погибли. Они куда‑то ехали, лошади понесли, и карета перевернулась. У Анн‑Мари от потрясения случился выкидыш. Но на следующий год она родила мужу дочь, которую назвала именем своей матери. Два года спустя на свет появился сын, названный Жаном, в честь отца, и Робером, в честь деда.
Леди Беллингем снова глотнула хереса и продолжала свой рассказ:
— Несколько лет они жили счастливо, но чуть более года назад граф д'Омон попал в жернова революционного террора.
Страшная шутка судьбы. Он был в Париже. Его старый друг должен был предстать перед судилищем так называемого Комитета общественной безопасности. Жан‑Клод поспешил ему на помощь. Он сам был республиканцем и верил в революцию, но когда посетил своего друга в тюрьме, чтобы спросить, чем может помочь, его тоже арестовали. Наивный человек! Он свято верил в то, что преобразования спасут его страну, и казни короля и королевы ни в чем его не убедили. Добрый, милый мечтатель!
Леди деликатно приложила к носу платочек.
— Анн‑Мари и ее муж, несмотря на благородное происхождение, были настоящими провинциалами, добрыми к арендаторам. Если урожай выдавался скудным, они не требовали с них денег — наоборот, раздавали свои припасы. В деревне Сен‑Жан‑Батист их все любили. После казни графа мы умоляли племянницу приехать к нам, ведь здесь ее дети будут в безопасности, пока весь этот ужас не кончится. Но Анн‑Мари, несмотря на английскую кровь, в душе настоящая француженка. Ее маленький сын Жан‑Робер стал графом д'Омон.
Земли — это все, что у него есть. Анн‑Мари боялась, что, если она уедет, у нее отнимут владения. Поэтому она отказалась покинуть Францию, и вот теперь…
Леди Беллингем снова разразилась громким плачем.
— Что? — мягко спросила Аллегра. — Что случилось?
— Наша племянница под домашним арестом. Местные власти угрожают отнять у нее детей! — прорыдала леди Беллингем.
Герцог, тронутый ее горем, встал на колени и, сжав руки бедняжки, прошептал:
— Откуда вы это знаете, леди Беллингем? Каким образом вести дошли до вас?
— Моя племянница живет близ побережья, — объяснила леди Беллингем. — Один из ее слуг отнес письмо своему двоюродному брату, рыбаку. Тот переплыл Ла‑Манш и отдал письмо торговцу рыбой, который и переправил его в Лондон, поскольку ему обещали награду за немедленную доставку.
Фредди дал ему целую гинею!
— И как долго письмо находилось в пути? — допытывался герцог. — На нем стоит дата?
— Оно написано пять дней назад, — пояснила леди Беллингем и повернула к герцогу заплаканное лицо. — О, Куинтон, вы должны нам помочь! Кто, кроме вас, сможет отправиться за Анн‑Мари и ее детьми и спасти их от ужасной участи?
— Но вы же сказали, что она отказывается ехать в Англию! — напомнила Аллегра. — Боится, что ее сын потеряет наследство.
— Теперь, дитя мое, все изменилось. Анн‑Мари видит тщетность своих попыток сохранить поместье. Тот, кто замыслил посадить ее под домашний арест и отнять детей, намерен уничтожить д'Омонов и захватить все их имущество. Анн‑Мари бессильна перед таким могущественным врагом. У нее нет ни власти, ни влияния.
Плечи леди Беллингем затряслись в новом приступе скорби.
Кэролайн поспешила утешить тетку. Аллегра и ее муж тактично отошли в сторону.
— Но почему именно тебя она попросила спасти племянницу и ее детей? — удивленно спросила своего мужа Аллегра.
— Три года назад, когда начался террор, мы с Оки, Дри и Маркусом спасли одного своего друга. Все началось как веселая шутка. Мы знали, что Генри уехал в Париж навестить дальних родственников. До нас дошли слухи, что и он, и его родные арестованы. Позже ему удалось передать весточку из тюрьмы.
Видишь ли, он, как истинный англичанин, легко подкупил тюремщика. Семья Генри была вне себя от тревоги, они не знали, что предпринять. Отец громко возмущался, что лягушатники не имеют права арестовывать английского гражданина, но что толку было в его воплях, если беднягу Генри осудили и со дня на день его голова должна была скатиться в корзину?!
Мадам Гильотина не щадит никого! Поэтому мы сели на яхту Маркуса, переплыли Ла‑Манш, наняли лошадей и поскакали в Париж.
Там с беспримерным высокомерием, присущим нашей нации, мы отправились с тюрьму и потребовали встречи с начальником. Маркус и Дри захватили немного денег, а Оки только что получил свое квартальное содержание. У одного меня не было ни пенни. Но все мы швыряли золото, будто настоящие Крезы. Поскольку я лучше всех знал французский, то переговоры с начальником были возложены на меня. Я объяснил, что лорд Гарри Кэрью — сбившийся с пути, но любимый кузен английского короля, который послал нас требовать его возвращения. При этом я намеренно и весьма убедительно позванивал золотыми в кармане. Как мы и предполагали, тюремщик оказался жадным до денег и согласился освободить англичанина за небольшую плату. Но мы потребовали выпустить и родных Генри, если, разумеется, они не преступники. Начальник задумался. Оказалось, что родственницами Гарри были две престарелые леди. Начальник решил быть великодушным, но взамен потребовал того же и от нас.
Обмен совершился. Мы пообещали отвезти дам домой за вещами и оставить Париж еще до ночи. Начальник согласился, тем более что дамы отписали ему свой дом у самого Нотр‑Дам.
— Вот тебе и революционные идеалы, — сухо заметила Аллегра. Герцог рассмеялся.
— Можешь представить наше изумление, когда мы, добравшись до дома пожилых леди, обнаружили, что все это время в подвале скрывались еще маркиз и маркиза де Валенси с детьми. Когда за Гарри и его кузинами пришли, в суматохе никто из тюремщиков не догадался заглянуть в подвал, где таилась поистине ценная добыча. Не зная, что делать, они все время безвылазно сидели в подвале. У нас были паспорта для себя, Гарри и старушек, но как вывезти из Парижа семью де Валенси?
— И что вы придумали? — заинтересовалась Аллегра, завороженная рассказом мужа. Она никогда не ожидала такого героизма и отваги от Куинтона, хотя и не считала его трусом.
