и мила!
— Разумеется. Ездила в игорный дом с мистером Браммелом, потом побывала в Воксхолле. Изумительное зрелище, Куинтон! Жаль, что мы туда так и не добрались прошлой зимой! Но все это не главное. Самые волнующие новости еще впереди.
Его серые глаза внезапно похолодели.
— И сколько же ты проиграла, Аллегра? — процедил он.
— Ах, Куинтон, — рассмеялась она, — я не такая безмозглая, как ты считаешь! Взяла с собой тысячу фунтов и решила остановиться, как только все спущу. Ты ведь знаешь, я не азартна. Но самое забавное, что я просто не смогла проиграть! За что бы ни садилась: вист, кости, чет‑нечет, — все оборачивалось выигрышем. Кончилось тем, что я стала богаче на четырнадцать тысяч! Думаю, владелец заведения был страшно рад моему уходу.
— И что же ты сделала с деньгами, Аллегра? — продолжал допрашивать жену герцог, хотя его голос и взгляд смягчились.
— Отдала Чарлзу Тренту и попросила вложить в выгодное предприятие. Став совершеннолетним, наш сын получит половину, а другая пойдет на первый выезд в свет и приданое для нашей старшей дочери. Думаю, сын‑первенец и первая дочь всегда дороже остальных детей. Кстати, о детях! Два дня назад у меня появился брат! Чудесный малыш! Его назвали Уильямом Септимиусом Джеймсом! Копия папы… ведь ты не видел Джеймса Люсиана… тот был похож на маму.
Слова лились из нее, словно вода из фонтана. Куинтон ощутил, как его гнев и подозрения исчезают, рассеиваются, сменяясь знакомой нежностью.
— Думаю, что мое приданое значительно уменьшится, — продолжала трещать жена. — Теперь наследником будет Уилли, а я всего лишь его старшая сестра. Больше нам не получать пятисот тысяч в год. Но ведь ты сказал, что это не важно?
Куинтон понял, что она решила его испытать.
— Не важно, — твердо повторил он. — Единственное, что мне нужно от лорда Моргана, — его дочь.
— Ты так мил, дорогой, но не слишком практичен, — объявила она. — И папа обещал выплачивать нам сто тысяч в год.
После его смерти, которая, надеюсь, случится очень нескоро, мне отойдет четверть его состояния. Однако из этой суммы тебе придется давать мне деньги на булавки, потому что я ничего больше не получу. Впрочем, мне много и не нужно! У меня есть свои деньги. И есть ты, мой дорогой муженек! — И Аллегра с гордой улыбкой спросила:
— Правда, я хорошо умею торговаться?
Куинтон молча кивнул, пораженный ее способностью все улаживать быстро и легко. Впрочем, стоит ли удивляться? С того момента, как он решил на ней жениться, Аллегра взяла бразды правления в свои руки и оказалась куда расторопнее и сообразительнее, чем он сам. Возможно, она до конца жизни будет им управлять так же мастерски и незаметно, но в этом он никогда не признается друзьям.
Герцог взял жену за руку и повел к дому.
— И тебе не хочется снова попытаться выиграть? Неужели совсем не тянет к картам?
— Итальянская графиня, с которой я познакомилась, назвала мою удачу везением новичка. Нет, я вряд ли стану рисковать!
— Но тебе понравился Воксхолл?
— Очень, особенно Каскад, но в сельской местности куда больше природных красот. Все это годится только для городских жителей. Я наслаждалась концертом в Роще, но ужин!..
Чудовищно дорогой! Представляешь, мистер Браммел упомянул, что повар разделывает окорок так тонко, что лепестками можно выложить весь сад! Кроме того, сыр был сухой, а араковый пунш так просто омерзителен! Больше меня в Лондоне ничто не интересует!
— Счастлив это слышать, тем более что придется вести жалкое существование на сто тысяч фунтов в год! — притворно вздохнул герцог и, подхватив жену, стал целовать. — Я боялся, что ты не вернешься ко мне, — прошептал он.
— Ничего подобного ты не думал, льстец, — засмеялась она, хотя при этих словах ее охватил странный трепет.
Куинтон поставил ее на пол.
— Я люблю вас, герцогиня!
— Я рада, — отозвалась она, — потому что дети должны рождаться в любви!
— Значит, ты готова возобновить наши совместные усилия? — тихо спросил он, снова целуя ее в губы.
— В этом нет нужды! — со счастливой улыбкой воскликнула Аллегра. — Леди Беллингем, наш ангел‑хранитель, сразу поняла, что все мои истерики и глупые выходки — лишь следствие того, что во мне зреет твое… наше дитя! Ее доктор это подтвердил. К концу осени у нас родится сын или дочь, и Хантерз‑Лейр вновь зазвенит детским смехом. Я, пожалуй, готова даже простить Мелинду и позволить ей приводить своего сына поиграть с нашим.
Куинтон ощутил, как сердцу становится тесно в груди, что оно разрывается от счастья. Перед его глазами будто вспыхнули цветные огни.
— О, Аллегра! Ты сделала меня счастливейшим из людей! — выдохнул он, закружив жену.
Когда оба пришли в себя, Аллегра обняла мужа и прижалась к его груди.
— Я люблю тебя, и после того как ты восхитишься Уилли и поговоришь с моими родителями, мы немедленно уезжаем.
Клянусь, мой дорогой герцог, что больше никогда от тебя не убегу!
Лорд и леди Морган пришли в полный восторг, узнав, что супруги примирились. Уильям Септимиус Джеймс, толстенький розовый младенец с голубыми глазами, взирал на старшую сестру и зятя из уютного гнездышка материнских рук.
Как и говорила Аллегра, он был копией отца, вплоть до формы головы, покрытой темным пушком.
— Не дождусь, пока его увидит Сирена! — хмыкнула Аллегра. — Теперь мы настоящие сестры!
— Тем более что он станет прекрасным товарищем по играм для своего племянника, — поддержал герцог с широкой улыбкой. — Какое веселье начнется через несколько лет, когда дети подрастут и будут вместе шалить на наших семейных собраниях!
— Если Гасси и его дурочка жена позволят моему внуку приехать. Но Шарлотта с самого рождения сына не дает на него ветру подуть. Кудахчет над ним, как наседка! Одному Господу известно, что из него вырастет при таком воспитании. Гасси давно пора ее образумить! Им бы детей побольше — может, тогда Шарлотта перестанет баловать парнишку! — заметила леди Морган.
— Я увожу Аллегру домой, — сообщил герцог. — Ей давно пора вернуться, да и Хокинсу не терпится увидеть Онор, как вы понимаете. В воскресенье у них свадьба.
— Вы совершенно правы, сэр, — согласился лорд Морган.
Женщины расцеловались, мужчины пожали друг другу руки, после чего герцог и герцогиня уехали. Экипаж неспешно катился по проселочной дороге. Вокруг раскинулись зеленые луга. Почки на деревьях, едва успевшие проклюнуться, когда Аллегра спешила в Лондон, сейчас распустились, и сады были полны розовым, желтым и белым кружевом. Коровы и телята мирно жевали траву. На склонах холмов паслись овцы с ягнятами. Повсюду были заметны признаки новой, зарождающейся жизни. Но на этот раз сознание этого не терзало сердце Аллегры, потому что в ее чреве уже спал будущий наследник Седжуиков, ожидая своего срока появиться на свет.
Наконец впереди показался Хантерз‑Лейр. Их дом! Как она счастлива оказаться дома!
На крыльцо высыпали улыбающиеся слуги во главе с Крофтом. Всех мгновенно облетела счастливая весть. Посыпались поздравления и добрые пожелания.
Время летело быстро. Пришло лето, и поля зазолотились пшеничными колосьями. Сирена и Оки привезли в Хантерз‑Лейр маленького Джорджи. Его окрестили в местной церкви, поскольку крестная мать в своем деликатном положении опасалась уезжать из дома.
Сирена нередко наезжала в Хантерз‑Лейр, оставляя Джорджи на попечении кормилицы.
— Как тебе нравится наш братец? — смеясь, спросила она как‑то Аллегру. — Одно лицо с
