присела и мгновенно вильнула в сторону, сжав в руках древко алебарды. Вся группа тут же рассредоточилась, и только Бронислав остался на месте.
— Ложная тревога, — усмехнулся он.
Девушка взглянула на него, затем на источник своей тревоги. Это оказался вовсе не человек. Даже не живое существо. Это была статуя, установленная прямо на тротуаре, или что там было под снегом. Усатое и пузатое изваяние, застывшее в своей позе на века по колено в сугробе, отдавало честь торчащему рядом такому же карикатурному светофору.
— Памятник первому в городе светофору, — тихо проговорил предводитель охотников.
— Хорошо, что ты ей автомат не выдал, — нарочито громко произнес Масуд. — А то бы истукана грохнула.
Сабрина бросила на него испепеляющий взгляд, но промолчала.
— Ладно, с кем не бывает, — махнул рукой командир. — Идем дальше.
Он взял дочь за локоть и повел рядом с собой, спросив вполголоса:
— Что ты так хмуришься, девочка? Подумаешь, памятник.
Сабрина через плечо взглянула на высокого бородатого Масуда. Тот вел на поводке облаченную в теплый комбинезон, который охотники взяли с собой для жертвы, Марину. Руки у нее были связаны, на шее — ошейник с кожаным ремнем, который то и дело дергал ухмыляющийся Масуд.
— Он меня бесит, отец, — буркнула Сабрина.
— Да будет тебе. Масуд хороший охотник.
— И плохой человек.
— Почему ты так решила?
— Не знаю. Не нравится он мне. И как на нее смотрит, тоже не нравится. Да и вообще, как смотрит.
Бронислав нахмурился, хоть этого и не было видно через лицевую пластину шлема.
— Ты ощутила сострадание к ней? Надеюсь, это не так.
— Отец, есть правила. Эта девка принадлежит матери тварей, и только ей. Но если она обречена, то это не значит, что перед своим посвящением, то есть смертью, она должна пройти все круги ада.
— Как прикажешь тебя понимать?
— Я говорю о насилии.
Старший охотник вздохнул.
— Понимаю, это болезненная тема для тебя…
— Отец! — Она повысила голос.
— Да, дочь. Я понимаю. И позабочусь, чтобы с ней было все в порядке. — Он кивнул и небрежно похлопал Сабрину по плечу.
— И вот еще что.
— Говори.
— Она сказала мне, что беременна.
— Вот как? — Бронислав обернулся и мельком посмотрел на добычу. — Сейчас это недоказуемо.
— И? — Охотница вопросительно смотрела на отца.
— И все, — пожал он плечами. — Тема закрыта. Ты тревожишь меня, дочь. Дай-ка я тебе проясню кое-что. Возможные симпатии… жалость, сострадание — все это лишнее. Я бы даже сказал, вредное и опасное, особенно в нашем деле. Размягчает волю, окружает человека уязвимыми точками. Так не должно быть. Ты понимаешь?
— Все это ты мне уже говорил. Только вот одно мне непонятно.
— Что именно?
— Наша цель. К чему мы стремимся? Хотим стать такими, как твари? Но мы не можем перевоплотиться. Даже если душу из себя без остатка вытравим, физически мы будем представителями человеческого вида.
— А ты бы хотела перевоплотиться в них?
— Нет. — Сабрина мотнула головой. — Но ты не ответил.
— Просто иначе нельзя. Мы должны приносить владычице жертвы, иначе жертвами станем мы. Жертвовать другими людьми ради собственного выживания — это, если хочешь, человеческая суть. Так было всегда. Даже когда не существовало никаких тварей. Были люди и их потребности. И люди жертвовали себе подобными.
— И ради чего, если не было тварей?
— Ради чего? — Бронислав улыбнулся. — Ради себя. Ради денег. Ради власти. Ради нефти. Ради золота. Ради любви. Ради политического рейтинга. Ради карьеры. Приносились немыслимые жертвы ради всего этого. Так что ничего нового появление тварей в наше бытие не добавило.
— Тогда чем люди лучше тварей? — вздохнула Сабрина.
— Ничем. Поэтому не стоит людей жалеть. Не нужно питать симпатии и сострадание к ним.
Они уже подходили к путепроводу — возвышающейся над улицей арке, по которой пролегли погребенные под снегом железнодорожные рельсы. Дальше, за путепроводом, находился автовокзал. Пройдя под аркой, они оказались на довольно большой площадке, заполненной опрокинутыми, сгоревшими, смятыми и разорванными на куски автобусами.
Бронислав остановился, поднял стекло шлема и присел на корточки. Прямо перед ним снег был вспахан чем-то зубчатым. И, учитывая недавнюю бурю, след был очень свежим.
— Что это, отец? — спросила Сабрина.
Вся группа собралась вокруг, с удивлением разглядывая борозду.
— Снегоход, — проговорил насторожившийся охотник. — Черт возьми, у кого в городе есть снегоход?
— Последний был у нас, — тихо ответил Тор. — Но он уже лет пять как сломался.
Бронислав хмурился все больше, разглядывая след, и кивал.
— Вот именно. Всем быть очень внимательными. Слушайте и смотрите в оба. В городе, похоже, чужак.
— Улица Шамшиных, кажется. — Селиверстов осматривал огрызки зданий, поправляя на голове непривычный шлем. — Да, она самая.
— Посмотри, Вася, вот это рухнуло, кажется, совсем недавно. — Жуковский показал рукой на груду красного кирпича и покрытый ржавого цвета пылью снег вокруг. Пылевой шлейф протянулся в том направлении, куда еще недавно дул ветер; чуть ли не вся улица была в бурых пятнах.
— Да, похоже, — согласился искатель. — Наверное, не выдержало бури.
Ломака взирал на руину, с тоской думая о своем доме. Столько лет прошло. И когда вспоминал в последний раз, сейчас и не упомнить. Но теперь вдруг… ком в горле, и першит. А может, от оставшейся в воздухе кирпичной пыли першит или от холода? Он застегнул молнию комбинезона до самого носа, закрыв пол лица воротником.
— Н-да, — вздохнул Волков. — Еще несколько лет, и рассыплются все здания. Сотрутся в порошок и покроются снегом. И ничего не останется от людей. Ничегошеньки.
— Черта с два, — дернул головой Костя. — Ребенок мой. А это все — лишь камень. Но ребенок родится и будет жить.
— А зачем? — Степан обреченно пожал плечами.
— Чтобы жить. Чтобы было еще…
— Отчаянный ты парень, Ломака. Я бы не решился.
— Тогда ничего от людей не останется. Если не решиться.
— Следы! — махнул рукой Жуковский.
Он и Селиверстов были уже на противоположной стороне улицы и разглядывали снег.
Волков и Ломака подошли к ним. Снег действительно был пересечен цепочками человеческих следов. Похоже, кто-то пережидал бурю в этих обгоревших руинах.
— Вы уверены, что это их следы? — спросил Костя.
— А чьи еще? — поднял голову Селиверстов. — Искатели из общины не выходили последнее время, а
