современного мира. Ужиная обычным для нового времени рационом, он думал о том, с каким бы удовольствием сейчас постучал десертной ложечкой по сваренному всмятку яйцу. Потом снял бы скорлупу сверху. Щедро посыпал солью белесую массу. Наконец зачерпнул бы ложечкой и с неописуемым наслаждением стал есть…
Ночь решили провести в подвале одного из строений, чье существование выдавали лишь торчащие из сугроба обломки стен. Холод ночной стороны Земли наступал на дневные морозы, словно напоминая о том, что до его абсолютного предела еще далеко.
Нужен был костер, но в такой обстановке огонь мог принести помимо тепла еще и массу бед. Если дым ночью не виден, то отсветы пламени могут выдать далекому наблюдателю местоположение стоянки. А сейчас это было бы весьма некстати. Ведь где-то в городе шарахается вооруженный свидетель Армагеддона. Возможно, среди развалин бродят тварелюбы, встревоженные недавней стрельбой неподалеку от их владений. Едаков мог отправить новую группу ликвидаторов. А еще некто на снегоходе…
Короче, в городе было многолюдно. Что в данных обстоятельствах совсем не воодушевляло четверых спрятавшихся в подвале спасателей, да и пятого, побитого Паздеева, имевшего теперь статус пленника.
Жуковский и Селиверстов сооружали из набранных в руинах кирпичей что-то вроде печи, у которой предстояло провести ночь. Работу свою они подсвечивали парой лучин. Волков стоял у входа в подвал на стреме. А Ломака доедал свой ужин, сторожа при этом пленника со связанными за спиной руками.
— Пожрать-то дай, — проворчал Паздеев.
— Перебьешься, скотина, — отрезал Константин. — Мы с Мариной столько вкалывали в питомнике, выращивая жуков да траву эту. А ты, нахлебник, убить меня пошел, да еще предлагаешь смириться с тем, что Марину увели.
— Мне что, с голоду подыхать теперь? — повысил голос Семен.
Ломака недобро посмотрел на него.
— А это твой выбор, — сказал он. — Можешь и подохнуть. Ты, главное, смирись с потерей-то.
— Да пошел ты! Щенок.
Ничего больше не говоря и даже не поднимаясь с места, Костя врезал Паздееву подошвой по разбитому колену. Тот вскрикнул и упал на бетонное крошево, осыпавшееся с потолка подвала.
— Сссука, — прошипел он, корчась от боли.
— Сука тебя родила, гнида. А меня зовут Константин Ломака. — Парень склонился над жертвой и добавил кулаком по голове.
Не рассчитал. Удар молодого человека, рискующего стать вдовцом, оказался таким, что Паздеев не выработал рефлекс воздержания от оскорблений, а просто потерял сознание.
— Костя! — воскликнул Селиверстов. — Ну какого хрена ты делаешь?! Вообще доконать его решил?!
— А чего ты его жалеешь, дядя Василий? Он тебе руку прострелил…
— Я мстить за свою руку не просил, кажется!
— Слушайте, хватит ругаться, — встрял в спор Жуковский. — Ни к чему это. Костя, смени Волкова. Пусть погреется да поест.
— Где тут греться, вы еще костер не развели, — проворчал Ломака, но тем не менее отправился наверх.
Андрей тем временем проверил пульс у Паздеева. Живой, но в отключке.
— Слушай, Вася, а в самом деле, что ты жалеешь пса этого? — произнес он тихо.
— Да не по-людски это, Андрей, — поморщился Селиверстов. — Ну мы же из одной общины. Под одной крышей живем. Зачем так с ним?
— Да ведь он, когда за нами шел, такими аспектами не руководствовался. Только не надо мне тут загонять, что типа он в тебя стрелял и ты его прощаешь. Он мог попасть и в меня, и в Ломаку, и в Волкова. Причем не в руку, а в голову. Ну, это во-первых. Во-вторых, на кой черт нам обуза? И в-третьих. Он ясно слышал мое, да и Костино мнение по поводу нашей общины. Если он вернется на Перекресток Миров, то сами мы вернуться туда уже не сможем.
— Андрей, скажи, а как ты вообще представляешь наше возвращение в общину? Ведь если там уже знают, что мы вчетвером пошли выручать Марину Светлую, то вся община нас за это ненавидит. Паздеев ведь прав: мы теперь предатели интересов своей страны. Мы подставили всех остальных своим решением отбить у охотников трофей. Ну разве нет?
— Вася, ты на месте Едакова объявил бы о том, что затеяли четыре человека? Причем на одном из них держится вся продовольственная программа Перекрестка Миров, а второй — опытный искатель. Ты сказал бы населению, что четыре вооруженных человека пошли убить охотников и вернуть захваченного ими члена общины, который уже вычеркнут из списков живых на радость оставшимся? Ты бы сказал, что мы на грани большой войны с одной из самых боеспособных группировок нашего города, и это в то время, когда ты, в смысле Едаков, принял ряд законов, запрещающих владение оружием, даже серьезными ножами, для большинства? После того как ты сократил военизированные дружины и искателей, сделав их простыми работягами на фермах, ради увеличения товарообмена с другими общинами. Вот подумай, сказал бы ты на месте нашего непререкаемого и авторитетного лидера, — последние слова он произнес с жесткой издевкой, — о том, что за угроза нависла над всеми, а? И подумай, какие у такого поступка могут быть последствия.
— Ну ладно. Допустим, он засекретил происшествие. Потому и отправил этих уродов ликвидировать нас, что решил по-тихому свести проблему на нет. И наверное, уже придумал версию исчезновения всем известных Жуковского и Селиверстова, овдовевшего Ломаки и нелюдимого, да и никем не любимого Волкова. Но если у нас получится, хочешь не хочешь, а община и так узнает все. Пусть даже тварелюбы не объявят войну, возвращение Марины будет означать, что кому-то придется пойти на алтарь твари вместо нее. И что мы таки бросили вызов охотникам, наведя угрозу на Перекресток. Вот теперь ты подумай.
— Послушай, Василий… — заговорил Жуковский, но смолк, поскольку у дверного проема, за которым находилась ведущая на поверхность лестница, показались два облепленных с ног до головы снегом человека. Это были Ломака и Волков.
— Мужики, там такая вьюга началась, что караул, — посопел Степан, отряхиваясь. — Я вот что думаю, на кой черт торчать наверху? Никто сейчас и носа из своей норы не высунет, даже твари. Вы так не считаете?
— Ну, раз серьезная вьюга, то сидите оба тут, заодно поможете печь доделать, — разрешил Селиверстов.
— Блин, я думал, она уже вовсю греет, — разочарованно вздохнул Волков, затем кивнул на лежащего Паздеева. — А с этим что?
— Устал, отдыхает, — махнул рукой Жуковский.
— У меня еще мыслишка, — проговорил Степан, выбирая место, чтобы присесть. Таковым оказалась ржавая труба с остатками обмотки. — Там, наверху, лежат три трупа: Бочков, Фрол и Чудь. Плюс еще два жмура из числа армагедетелей. Итого пять на круг. А что, если мы пойдем к тварелюбам в их Архион и скажем: давайте меняться. Вы нам Маринку, мы вам целых пять туш на корм мамаше. Что думаете?
— Мать тварей не ест покойников, брезгливая очень, — ответил Жуковский.
— А это точно?
— Точно.
— Откуда знаешь?
— Ну, знаю, если говорю, — раздраженно бросил Андрей. — Помоги лучше.
— Тогда, может, этого отдадим? — Ломака кивнул на Паздеева, который лежал, не подавая признаков того, что уже очнулся.
— А что, неплохая идея, — одобрил Волков. — И массу проблем с плеч снимаем, и никакой войны с тварелюбами..
По выражению лица Жуковского было видно, что идея ему совсем не по душе. Константина данное обстоятельство, мягко говоря, удивило. Ведь действительно обмен Марины на Паздеева мог существенно облегчить их миссию. Однако задавать вопрос Андрею Ломака не спешил. Не знал, как сформулировать. И