Ренка, они нарисуют любое свидетельство, с красивейшей росписью Корша. Хочешь? Завтра тебе будет опять пятнадцать и ты прекратишь от меня шарахаться, как от вшивого и заодно чесоточного. С Юркой я поговорю. Мустафу мы тоже воспитаем, я на него нарыл сведения. Он уже год как женат.
– Ты молодец, Хромов, – сразу успокоилась я.
– Еще бы, ведь я подающий надежды представитель нового поколения столичной журналистики. – Он величественно воздел руку и встал в позу. – С меня можно памятник ваять. Обо мне написали за неделю в дюжине газет. У меня завтра будут брать интервью. Третье место в «серебряном» заезде, понимаешь? Я гордо нес честь страны, не уронил эту неудобную по форме тяжесть без ручки даже на финише. Моего мага Пашку сегодня чествуют в колледже Юнца.
Я успокоилась, рассмеялась и посмотрела наконец-то прямо в Сёмкины серые глаза. Может, правда выпросить себе фальшивое удостоверение? Хотя зачем оно, и так разобрались со своими глупостями.
– Сёма, как хорошо быть пигалицей.
– А уж как замечательно не позировать для памятника, – подмигнул он. – Мне вчера предлагали. Редактор так и сказал: установим глиняный бюст Хромова в бронзовой краске при входе в редакцию.
– В вашем вонючем, заплеванном парадном?
– Там, – передернул плечами Семен. – Я ответил, что у меня нет бюста, и сбежал. Наверное, за это меня и лишили премии… Так что там с шиповником и тарелками?
Макар выбрался из ворот мастерской, хитро прищурился на нас с Сёмой и пообещал закатить машину на место самостоятельно, если мы никуда не собираемся ехать.
– А как же дроссель-капут? – поразилась я.
– Так ремонт вертлявая мадемуазелька уже сполна оплатила, – не растерялся наш честный цыган. – Мне рубль за посредничество, Сёмке рубль за популярность. Ромке рубль за его немалый ум. Сейчас свистну, пусть снова тягу накинет, он маленький, рука тонкая, ему сподручнее – и своим ходом заеду на место. Третий раз сегодня чинимся. Барышни шибко чувствительные мимо ворот прогуливаются. Вон видишь – Ромкина шапка за изгородью мелькнула? Он рассказывает всем по секрету, как нелепая случайность и сугубая экономия не дали нашему экипажу занять второе место. И добавляет, что машина стоит без ремонта…
– Да у нас же табор, – ужаснулась я, наконец-то прозревая. – И Ромка – цыганский барон. Вот пройдоха! Фредди знает?
– Потапыч им гордится, – согласился Макар. – Велел поймать и надрать ухи, но чтоб не больно. Сейчас закачу машину, выдам рупь и заодно ухи помассирую. Закрываем лавочку.
Я решительно вцепилась в куртку Семена и потащила его домой, на нашу относительно тихую кухню. Иначе мы не поговорим. Вон брат бредет со своими доберманами, собаки еле плетутся. С охоты возвращается наш маг-недоучка – мокрый весь, до нитки. Палку тащит, горд собой. Не иначе по методу высшего мага Карла Фридриха прилаживался палить из этой палки, заменяя ею мушкетон. Чудом зайцы со смеху не передохли… Зато калины набрал, маминой любимой. Тоже польза.
На кухне Сёма по-свойски занялся приготовлением чая, поочередно снимая с полки жестяные банки с травами и ягодами для заварки. Я выставила чашки, сняла вышитую салфетку с горки пирожков, добавила на стол банку варенья. И стала излагать свои мысли, плотно прикрыв дверь в коридор:
– Когда у папы был шрам проклятия, ему доставались все пельмени с пуговицами. Мама рассказывала: давно, когда он только выздоровел, была в поезде свадьба. Он со всего маху разбил стопку «на счастье». И ни единой трещинки.
– Кто же ее мог проклясть, Любу? – удивился Семен.
– Сёма, так с этими проклятыми одна морока, – вздохнула я. – Они ничего толком не помнят. Папа, еще когда звался Королем, утверждал, что он жулик и во дворце воровал какие-то камешки. И что наступил на черную половицу. Чушь!
– Но его ведь прокляли. – Хромов выловил единственный бесспорный факт из всей шелухи обстоятельств. – Это было, имеет подтверждение в виде шрама.
– Хромов, ты никому, если я о важном проболтаюсь?
– Уже проглотил язык. – Глаза у Сёмы вспыхнули азартом.
Я выглянула в коридор, воровато осмотрелась, снова плотно прикрыла дверь. Вернулась к столу и шепнула в самое ухо гнусному журналюге, сгорающему от нетерпения заполучить сенсацию, пусть и непубликуемую. Пока. Как он утверждает, лет через сорок все изменится, а он как раз созреет для карьеры благообразного седого мемуариста.
– Дивана не проклинала его, как утверждает бабушка Лео. Она увидела отца, спросила только одно: «Вы Карл фон Гесс?» – и потребовала исполнить обещание, данное еще Карлом Фридрихом незапамятно давно.
– Какое обещание? – прошептал Сёма, пьяно щурясь от масштабов сенсации.
– Служить императрице и помогать ей нести ее бремя. Фредди-старший получил текст пропавших дневников для публикации. Папе Карлу досталось проклятие, точнее, часть нитей и узлов того силка, в который маги поймали птицу удачи.
Хромов привычно потянулся за пером. Скривился, как от зубной боли. Я даже посочувствовала ему. Столько занятного и полезного узнал – и ничего для публикации нет… Он отдышался, помычал, изображая немого, и стал разливать заварку по чашкам.
Я бы могла и больше ему рассказать. Но пока не стану. Например, мне нравится бабушкино определение того, как взаимодействуют дар птицы и способности мага-хранителя.
«Выстраивается тончайшая последовательность неслучайных случайностей. Она висит в воздухе подобно сторожевой паутинке, бездействуя неограниченно долго, покуда не созреют обстоятельства для запуска исполнительного механизма. В нашем случае механизм сработал так: едва вырос и прошел должное обучение маг удачи требуемой силы, он оказался втянут в водоворот событий, доставивший его к месту встречи с больной птицей. Далее неизбежными сделались и публикация дневников, и спасение Береники, и обретение Диваной гораздо большей независимости через пополнение сил. Открылся новый виток игры света и тени, вытеснивший магов темной удачи из столицы и позволивший скромной бабушке Лео заменить их иными людьми. Теми, кого я готовила давно и тщательно, узнав о постигшем моего сына исполнении давнего долга фон Гессов»…
Хромов бы не удержался и записал текст, я его знаю. И потому молчу. Впрочем, ему и сказанного хватило с лихвой.
– Вы что-то затеваете? – незамедлительно сделал вывод этот ушлый газетчик.
– Мы с тобой затеваем. Надо пригласить тетю Любу на пикник, довезти до рельсов в любом удобном месте. И пусть предъявит руку. Вдвоем насядем – не отвертится. Если проклятие имеется, я попробую его снять.
– И снова свалишься, как тогда, – предположил догадливый и хорошо осведомленный Хромов.
Я смущенно кивнула. Он прав. Плохой план. Растрачивать силы сейчас нельзя. Бабушка оставила совершенно иные указания, они уже реализуются. Семен пристально изучил мои весьма наглядные сомнения и метания. И сделал выводы:
– Вы что-то затеваете, точно. Ты, твой папа, Корш, да и Марк Юнц, пожалуй. Рена, я не прошу рассказывать мне великие тайны даже на ушко. Но я хотел бы быть полезным. Неспокойно мне за тебя. Десять раз уже все прокрутил и так и эдак. Обстоятельства наигадчайшего свойства копятся вокруг вас с Надей. Ее дважды пробовали уничтожить и теперь на время уймутся. Ты более уязвима, но из дома выходишь без охраны, даже Бризов за тобой не присматривает, как прежде. Я, конечно, не маг, но давай хоть я буду приглядывать пока, а?
Дверь приоткрылась, пропуская на кухню папу. Вообще, я уже давно и усердно думала о нем, мог и раньше добраться. Для магов-пси сосредоточенное внимание заметно, они умеют ловить пристальный интерес, особенно исходящий от хорошо знакомых людей, тем более от близких. Полагаю, последние слова Сёмы отец слышал. Подтверждая это, кивнул, прикрыл дверь и уселся к столу.
– Сам вызвался? – уточнил Карл фон Гесс.
– И настаиваю, – уперся Хромов.
– Тогда хватит пить чай, пошли в кабинет, – согласился папа. – Там спокойнее.
Семен нахмурился. Видимо, счел, что дела обстоят еще хуже, чем он ожидал. Через пару минут мы
