Попросив разрешения при необходимости прийти еще, расстроенная Беликова покинула кабинет. Вернувшись домой, выгуляла собак, накормила истошно блажащего кота, села на любимый диван и задумалась.
— Это ничего, — сказала она вслух, словно убеждая в чем-то жмущихся к ее ногам дворняжек, — так всегда бывает, когда занимаешься сложным делом. Чем дальше в лес — тем толще партизаны... Старатели вообще тонны руды ради одного золотника перелопачивают. А писатели тысячи сюжетов и персонажей перебирают ради одного-единственного... Что это ты опять о писателях? — спросила она саму себя. — Понравился? Да, занятный мужик. А самое приятное то, что он не маньяком оказался. А может быть, ты потому так к нему и прицепилась? А?.. Понравился мужик, вот и прицепилась. Когда в каждом маньяка подозреваешь, хочется, чтобы хоть тот человек, который приглянулся, был вне подозрений. О чем ты говоришь, старуха? Какое в твоем возрасте «понравился»?
Это ты можешь перед коллегами из отдела «проржавевшую секс-бомбу» для смеха изображать, но хоть себе-то не ври! В твоем возрасте лучший друг женщины — клизма... Но с другой стороны, общаться-то это не мешает, правильно? Если на людей смотреть только с точки зрения межполовых отношений, самому маньяком стать нетрудно. К тому же он что-то говорил о мотивах. И врач советовал мотивы искать. Интересно, я вру себе или нет? Хочется мне ему позвонить или для работы полезно позвонить? А, к чертовой бабушке! Будем считать, что хочется и полезно. Совместим, так сказать, полезное с приятным... Так звонить или не звонить — вот в чем теперь вопрос?
От размышлений ее отвлек телефонный звонок.
— Если опять Григорьев — убью на фиг, — пообещала она собакам, снимая трубку. — Слушаю.
— Еще раз здравствуйте, Екатерина Юрьевна, — раздался в трубке насмешливый голос Смолякова. — Вы уже убедились в моем алиби?
— Как вы... Откуда вы узнали мой телефон? — опешила от неожиданности Беликова.
— Были бы настойчивость и желание, — рассмеялся писатель, — а то и другое у меня есть... Я нашел в справочнике телефон третьего отдела — ведь именно так правильно именуется ваше место работы? — поговорил с приятным молодым человеком по фамилии Григорьев...
— Я его точно убью! — пообещала Беликова. — Я не против того, что вы позвонили мне, но с его стороны давать телефон незнакомым людям — свинство...
— Не совсем незнакомым, — поправил ее Смоля-ков, — к счастью, он тоже оказался моим поклонником. К тому же — надо отдать ему должное — предварительно взял у меня данные, пробил их по своим каналам, затем перезвонил мне и уже только после этого сообщил ваш номер. Я пошел на должностное преступление: наврал ему, что хочу использовать вас в качестве прототипа одной из героинь в своем романе. Стыдно, но очень хотелось вам позвонить... Вот и соврал...
— А зачем? — растерялась Беликова. — В смысле, зачем хотели позвонить?
— Не знаю, — признался он, — почему-то вы у меня из головы не выходили после нашего расставания. Уж больно все это забавно... Я понял, что, пока с вами еще раз не пообщаюсь, так в голове это крутить и буду. Вот, звоню... Вы чем сейчас заняты?
— Сижу... О маньяках думаю...
— Увлекательное занятие, — оценил Смоляков, — на чай пригласите?
— Владимир Иванович! — опешила от такого напора Беликова. — Мы с вами в том возрасте, когда уже...
— Когда уже за предложением попить чай стоит именно этот смысл, — с притворной грустью закончил за нее писатель, — или вы все еще подозреваете меня в убийствах и опасаетесь за свою жизнь?
— Да я, слава богу, не писательница и уж тем более не... кхм... Нет, в душе-то я еще та мадам, но... Одним словом — не опасаюсь. Просто как-то все это неожиданно. Да и не прибрано у меня...
— Нашли чем напугать старого холостяка, — усмехнулся Смоляков, — видели бы вы мою берлогу! Ну уж, если вы так щепетильны, то давайте встретимся в кафе. Я ведь действительно хотел узнать у вас подробности вашей работы. Уж больно она у вас специфичная... ну не по улице же нам ходить, право слово!
— Ладно, — со вздохом покорилась судьбе Беликова, — черт с вами, приезжайте. Только никакого спиртного и сладкого — я на диете.
— Диктуйте адрес. — По его голосу Беликова поняла, что он и не сомневался в ином исходе.
— Нахал, — с невольным уважением сообщила она собакам, положив трубку, — может, и впрямь скрытый маньяк? Из тех, что седина в бороду — бес в ребро? Во вляпалась-то...
Но она отчетливо понимала, что не чувствует ни раздражения, ни неудобства от этого неожиданного визита. Покачав головой, словно удивляясь самой себе, она торопливо принялась наводить в квартире порядок.
Смоляков прибыл через час, галантно протягивая розу на длинном стебле и бутылку «Хванчкары».
— Я же говорила, что спиртного не надо, — напомнила Беликова.
— Какое же это спиртное? — удивился писатель. — Это «Хванчкара».
— Примерно так же начинал мой первый парень, — задумчиво вспомнила Екатерина Юрьевна, — на следующий день я проснулась «не девушкой». Проходите. Обувь можете не снимать: в квартире, где живут две собаки, кот и женщина с больной спиной, чистый пол невозможен даже теоретически.
— Выяснили мое алиби? — насмешливо спросил Смоляков, усаживаясь за наспех накрытый стол. — Мисс Марпл удовлетворена?
— Да, в Союзе писателей и на телевидении подтвердили ваши слова, но убедило меня не это.
— А что же?
— В вашем возрасте действительно трудновато справляться с молоденькими девушками, — отомстила Беликова за «мисс Марпл».
— Уели, — признал писатель, — вы обещали рассказать мне о своей работе.
— Не я обещала, а вы настаивали, — напомнила Беликова, — да и рассказывать, в общем, не о чем... Отдел создан десять лет назад — в этом году у нас юбилей. В отделе шесть инспекторов и начальник. Как ни посмотри, а на весь Петербург и область нас не хватает просто физически. Девиц с улицы вылавливать — нет ни людей, ни законодательной базы. Что мы можем с ними поделать, кроме административного наказания? Стараемся работать там, где у нас есть хоть какие-то козыри — по выявлению притонов.
— А порнография? — заинтересованно уточнил Смоляков. — Тут ведь должно быть проще: пришел, изъял, наказал.
— За что? — так же заинтересованно спросила его Беликова. — Чем отличается эротика от порнографии?
— Ну это... Как его, — смутился Смоляков, — когда все откровенно показывают — порнография, когда... красиво — эротика...
— Красиво, — усмехнулась Беликова, — уверяю вас, Владимир Иванович, есть очень красивая порнография. Например, Пьер Вудмен. Кстати, он весьма не равнодушен к нашей стране. У него есть огромное количество кассет под общим названием «Русские девушки». Мы ведь последние десять лет считаемся страной отсталой, со всеми вытекающими последствиями. Девушки, мужчины, дети — стоят крайне дешево. По ценам на этом рынке мы даже можем конкурировать с Кубой, Тайванем и Филиппинами. Правда, детей он пока, к счастью, не снимает, но на одних русских девушках сделал себе весьма приличное состояние. Мне страшно даже не то, что у нас как таковой нет правовой базы в этом вопросе. Мне страшно, что у нас нет морали. Даже по телевизору крутят такое крутое порно, что только диву даешься. Я не ханжа. Я с удовольствием смотрела первые части «Эммануэль», «Дикую орхидею», «Девять с половиной недель» и прочие красиво сделанные фильмы, но есть такое понятие, как перебор. Это когда даже прыщавого юнца после просмотров таких фильмов тянет на тошноту, а не на женщину.
Недавно изъяли кассету, на которой в комнату одного за другим заводят детей лет восьми-девяти и последовательно занимаются с ними сексом. Явно какой-то детский дом — но вот как его установить? И где он? Здесь? В Белоруссии? В Прибалтике? В Узбекистане? Десятки тысяч «специфических» кассет для извращенцев, с животными, стариками, садомазохистскими играми... Но даже это не самое страшное. Куда страшнее кассеты с записью настоящих убийств и изнасилований.
— Бывает и такое? — не поверил Смоляков.
— И вы туда же! — укоризненно посмотрела на него Беликова. — Недавно читала статью, где какой-то
