Скажи миру – «нет!»

– Ну и хватит, – кивнул я.

Он попытался защититься, но я обвел тесак и убил его. Если честно, мне не хотелось его мучить, поэтому я заколол его слева в грудь между ребрами, сразу.

Помочь Танюшке я уже не успел, потому что она в моей помощи совершенно не нуждалась. Как раз когда я к ней повернулся, она сумела рубануть черноволосого снизу вверх между ног. Удар был быстрым и легким, но кордой именно такие удары и наносят – при ее длине, отточенности и небольшой кривизне клинка ничего иного и не надо.

Выпустив оба клинка сразу, парень встал на колени, зажимая живот и пах в тщетной надежде не дать выползти внутренностям… впрочем, самым страшным был не распоротый живот, а то, что Танюшка снесла ему половые органы и вспорола пах – оттуда туго били темные струйки.

– Ну что?! – в запале заорала Танька. – Ты, кажется, хотел трахнуть меня?! На, попробуй, – она подала вперед бедрами, – я разрешаю, я даже хочу посмотреть, как у тебя это получится!

– Тань, не надо. – Я положил ладонь ей на плечо. Танюшка оглянулась на меня, несколько раз моргнула и вдруг, уронив корду, пошатываясь, отошла в сторону и обхватила голову руками.

Парень поднял лицо. Он старался улыбнуться, но получалась гримаса. Дрожащие губы прошептали:

– Один удар…

– Да, – кивнул я и, примерившись над склонившейся сильной шеей, подарил ему этот удар. Голова легко откатилась в сторону, тело с силой выпрямило ноги – и все. Я отвернулся и подошел к своему противнику.

Он был жив и вяло корчился на сочной весенней траве. Шпагу выпустил, тонкие, но крепкие пальцы нежно обнимали рукоять моей даги. Другая рука вытирала льющуюся изо рта кровь. Хорошо я его достал – похоже, точно в печень…

– Не можешь вырвать? – тихо спросил я.

– Всегда боялся боли, – ответил он. – А, так ты русский? – До него дошло, что мы говорим на одном языке. – Кажется, если я эту штуку выну – то все?

– Все, – кивнул я. – Давай-ка, – я присел, – быстренько, Валер… Ну чего ты мучаешься? Я сам, давай. – Я убрал его руку и взялся за рукоять. – Готов?

– Подожди, – он выкашлянул сгусток крови и улыбнулся. – Вот ведь, скольких убил, а сам боюсь… Тебя как зовут?

– Олег, – представился я, осознавая дикость происходящего и глядя в глаза смертельно раненного мною мальчишки. – Слушай… – я помедлил, – тебе там нравился Крапивин?

– Да, – он не удивился. – Я и фехтовать начал из-за него, только вот видишь – рыцаря из меня не получилось… Нескладно все совсем. Давай, что же ты?! – крикнул он вдруг зло. А потом, когда я плотнее взялся за рукоять даги, он добавил еще: – А сиськи у твоей девчонки и правда – обалдеть.

Я выдернул дагу. Умирающее тело Валерки рванулось за клинком вверх, стараясь удержать в себе остаток жизни. Изо рта и носа толчком выплеснулась кровь, глаза расширились, словно увидев что-то очень необычное, – и потухли.

Вытирая дагу травой, я подошел к Танюшке. Она подняла потрясенное лицо, пошевелила губами и тихо сказала:

– Я… убила его…

– Он хотел сделать то же самое, – вздохнул я, но Танюшка замотала головой:

– Нет, ты не понимаешь! Я… я радовалась, я кричала такое… Как я могла?!

– Тихо, Тань, тихо. – Я прижал ее голову к своему животу. А про себя подумал: трое ли их было?

* * *

По берегам этого благословенного Гвадалквивира мы уходили на юго-запад почти до вечера – я все еще не был уверен, что напавших на нас всего трое. Попутно высматривали место для переправы, но ни фига не находили, зато нашли следы.

Следы обнаружил я. Кто-то спускался к воде и оставил отпечатки на мокрой глине, причем отпечатки обуви, и не самоделки, а именно обуви.

– Сороковка, – определил я. – Мальчишка шел, шаг широкий… Кеды, что ли?

– Это не кеды, – Танюшка нагнулась рядом, – это настоящие кроссы… Смотри, вот, – она указала на след подальше, на котором читалось PUMA, – кроссовки «Пума». Недавний следок. Сыро, а воды в них нету. Минуты какие-то.

– Пошли, глянем. – Я осмотрелся. – Кто тут у нас шляется.

След, конечно, исчез, но зато было видно примятую траву, а потом этот «кто-то» зачем-то очень неудачно пролез через кусты олеандра. Мы пролезли следом. Я это сделал первым и, пригнувшись, скомандовал Танюшке:

– Куртку надень. Люди тут…

…Лагерь был разбит в долине довольно умело, вот только охранялся очень плохо – во всяком случае, нас на гребне холма еще не заметили, хотя внизу около шалашей ходили человек десять. В центре шалашного круга горел большой костер, возле него возились две девчонки. На шестах-подпорках шалашей висело оружие. Но в этом лагере была именно правильность. Правильность, а не умелость. Такие лагеря разбивают, если знают в теории – как, а практики маловато.

– Шесть шалашей, – сказала Танюшка, небрежно стягивая шнуровку. – Около тридцати человек, а смотри, как одеты? Никаких самоделок…

Я кивнул. Это я и сам уже заметил. Новенькие, точно. Хорошо устроились (лучше, чем мои сначала – под навесом-то…), но еще ничего толком не понимают. И народ толчется между шалашами просто так, без дела. А главное – все-таки одежда. Как будто на загородном пикнике… Я вслушался, пытаясь понять, на каком языке там говорят (расстояние было метров двести), и как раз кто-то кого-то окликнул.

Испанский. Местные. Ну да, собственно, чего же я ожидал, какие еще новенькие могут быть на Гвадалквивире?

– Олег, они, по-моему, на олеандровых ветках шашлык жарят, – заметила Танюшка. Я поднялся на ноги:

– Пошли. Пора останавливать дурачков… Интересно, они английский, французский или немецкий знают?..

…Не представляю, что подумали две весьма симпатичные испанки, когда, обернувшись в очередной раз к костру, обнаружили около него мальчишку и девчонку – диковатого вида, вооруженных, но дружелюбно улыбающихся. Мальчишка указал на подрумянивающийся шашлык и сказал по-английски:

– Нельзя. На этом жарить нельзя, отравитесь… Привет. Меня зовут Олег, это Таня, а вы кто?..

…Двадцать девять испанских скаутов – пятнадцать мальчишек, четырнадцать девчонок – попали сюда пять дней назад вполне обычным образом. То есть вышли в поход на выходные и пришли сюда. С тех пор они никого не видели, кроме множества животных, на которых потихоньку начали охотиться. И, естественно, терялись в догадках на тему «что происходит».

Обычнейшее дело.

Ну, последний вопрос мы прояснили для них вполне. Испанцы слушали нас всей компанией, неподвижно, открыв рты. Поверили – куда было деваться, – хотя некоторые девчонки начали потихоньку плакать, да и мальчишки отчетливо помрачнели. Но в целом мне понравилось, как они держатся. И они вполне достойно предложили нам оставаться у них на любой срок или мне вообще возглавить отряд.

Я отказался. Но попросил показать место, где они взяли оружие…

Хайме Гонсалес – так звали их старшего – ничуть не напоминал испанца в моем представлении. Он был высокий, белокурый и сероглазый, да еще и флегматичный, как швед или наш Арнис. Он сам показал мне «это место», и я не удивился, когда обнаружилось, что это одна из башен Срединного Королевства – как та, в которой вооружились мы с Танюшкой, даже щит со львами был таким же. Она стояла за лагерем, на склоне, обращенном к реке.

Я не очень активно порылся в рассыпанной груде оружия, буркнул себе под нос:

– То же самое…

– А? – не понял Хайме. Русского он не понимал.

– Нет, ничего. – Я перешел на английский. Поднял оказавшийся рядом с босой ногой клинок – длинную