тяжелую шпагу с фигурным плетением витой бронзовой проволоки вокруг рукояти, обтянутой потемневшей кожей с проволочной же запрессовкой. Посмотрел кромки – на них еще сохранялись мелкие щербины старых ударов.
тихо прочел я снова по-русски. И, нагнувшись, аккуратно положил шпагу к своим ногам. Передернулся: на миг показалось, что вернулась прошлая весна – и упавший поперек тропы палаш пересек мою дорогу в тщетной попытке предупредить и спасти.
– То же самое, – повторил я по-испански. – Пошли, Хайме. Спасибо за экскурсию.
Какие все-таки крупные звезды на юге.
Пахло свежим сеном. Рубиновой россыпью, живым светом сияли угли погасшего костра. Временами над ними взметывались синеватые язычки пламени или взлетали легкие рои искр.
Обычно костер гипнотизирует меня и погружает в сон. Но сейчас я лежал на животе уже не меньше получаса. Ноги приятно гудели.
Мы отказались лечь в шалаше и свалились с Танюшкой недалеко от костра, завернувшись в меховой плащ (ночь теплой все-таки не была, весна даже в Испании еще не лето). Танька давным-давно дрыхла, как двадцать два сурка, уютно и смешно сопя мне куда-то в район лопаток (интересно, как она туда достала, вдвое сложилась, что ли?)
Я ни о чем не думал. Говорят, это невозможно, но я вас уверяю – возможно, если не напрягаться, стараясь «выбросить все из головы», а просто предельно расслабиться. Тогда то, что в голове, превращается в очевидно-зримую медленно струящуюся воду, неспешную и непрозрачно-синюю. И этот поток уносит все-все-все, оставляя оцепенение и тишину… Получается не всегда, конечно, но когда получается, то потом всегда бывает очень хорошо и свободно, как будто как следует отдохнул…
…Мост над неспешной водой. Горбатый, из поросших мхом неровных камней…
…Тропинка. Плотно утоптанная, по бокам какие-то кусты, стоящие тесной стеной. Тихо. Спокойно…
…Легкий подъем. Свежий ветер ласкает лицо. Впереди – ровный шум, похожий на шум моря…
…Это не море. Это лес – лес у ног без конца и без края, а на обрыве – беседка с круглой скамьей, высеченная целиком прямо из алой гранитной скалы…
…В беседке – человек.
Я вошел в беседку по широким полукруглым ступеням, тоже составлявшим единое целое со скалой. Палаш на шаге коротко чиркал об острые края. Я всматривался в сидящего на скамье человека.
Воин. Высокий, в сером плаще, укутывающем его от плеч до каблуков старых сапог. Плащ оттопыривает тяжелая крестовидная рукоять длинного меча. Обветренное, худое лицо. Длинные волосы, черные с резкой красивой проседью. Внимательные, жутковатые серые глаза.
Я мог бы поклясться, что не видел этого странного и величественного человека ни в жизни, ни в кино, ни на иллюстрациях к книгам. И в то же время я столь же точно мог поклясться, что знаю этого воина.
– Конечно, знаешь, – негромко сказал воин. Не сводя с него глаз, я сел на скамью, ощущая себя смешным мальчишкой, который убедил себя в том, что похож на взрослого рыцаря… и вдруг оказался рядом с рыцарем и понял всю тщетность своих потуг.
Воин пошевелился – под плащом тяжело сверкнули плотной вязки звенья кольчуги, усиленной чеканным нагрудником. И я узнал его, хотя и правда ни разу не видел до сих пор! Но именно таким я себе представлял Арагорна, короля-воина из своих любимых «Хранителей» – загадочно-неоконченной книги, продолжение которой мучило мое воображение уже пять лет (или семь? Как считать…). Точно таким!
Наверное, у меня было потрясенное лицо, потому что тонкие губы Арагорна чуть шевельнулись в улыбке. И, наверное, я смотрел на него с обожанием…
– Сон, – вырвалось у меня.
– Давай поговорим, – негромко сказал мой любимый герой.
То, что Хайме смущен, я увидел сразу и внутренне напрягся. Испанец остановился рядом и довольно долго смотрел, как я пакую «сидор». Я продолжал заниматься этим совершенно спокойно, ожидая, что же он скажет. Почему-то мне казалось, что он повторит свое предложение насчет «останьтесь». Но вместо этого, закончив мяться, он сказал:
– Татьяна говорила, что ты очень хороший фехтовальщик…
«Спасибо, Тань, – подумал я, бросая на нее, возившуюся со своими вещами, многообещающий взгляд (Танюшка сделала вид, что ее тут не стояло). – Данное предложение при первом знакомстве начинает становиться доброй традицией…» Очевидно, мое молчание показалось Хайме ободряющим, и он продолжил куда более бодро:
– Мне здесь еще драться не приходилось. Может быть, ты не откажешься со мной пофехтовать?
– Какое у тебя оружие? – без околичностей спросил я. Хайме показал дагу (такую же, как моя) и длинную шпагу. – Ну что ж, неплохо. Пошли…
…Хайме оказался до сумасшествия быстр и ловок. Кроме того, он одинаково хорошо владел левой и правой рукой – я просто не мог поверить, что передо мною мальчишка, ни разу не вступавший в настоящий бой. Спортивное фехтование тут почти не помогало, а левой рукой испанец владел лучше, чем я. Хайме пружинисто танцевал на широко расставленных ногах, отражая мои удары и отвечая молниеносными контратаками на всех уровнях. Оба его клинка казались атакующими змеями.
Странно и смешно, но мальчишка, пробывший здесь неделю, оказался самым опасным изо всех соперников, встреченных мною за два года нашей «эпопеи»! Во всех схватках я брал быстротой реакции и умением изобретать неожиданные вещи. Но Хайме словно предугадывал все мои движения. Руки у мальчишка казались отлитыми из железа, иначе не скажешь.
И все-таки последние два года он жил в городе и не проходил во время охоты по двадцать пять километров с грузом. Его подвела усталость – на черт-те какой минуте, когда с меня уже лил ручьями пот, но подвела. Он не успел поднять клинок шпаги – и я остановил острие палаша в сантиметре от его горла.
Хайме опустил оружие. Он тоже тяжело дышал. И выглядел изумленным.
– И тут много таких, как ты? – спросил он.
– Он один такой! – гордо сказала Танюшка, уже оказавшаяся возле меня.
– Я уже два года подряд побеждаю на юношеских турнирах Испании, – сказал Хайме, прогибая в руках клинок своей шпаги. – И я не думал, что может найтись ровесник, способный одержать надо мною победу.
– Ну, таких, как я, я правда не встречал, – скромно ответил я. – Нет, если серьезно: за два года я не проиграл ни одного поединка, так что не расстраивайся. Ты и правда великолепный боец.
– У нас есть плот, мы с него рыбу ловим. – Хайме вбросил шпагу в ножны, прихлопнул ее рукоять сверху сильным ударом ладони. – Мы переправим вас через Гвадалквивир… если вы все-таки не надумаете остаться с нами. Мы были бы рады. Честное слово.
– Скала.
Я опустил руки, сложенные «домиком» над бровями, и оглянулся на Танюшку. Мы стояли на выжженной солнцем равнине, покрытой ломаными линиями низких серых кустиков. Горячий ветер гнал между них столбы пыли. Они натыкались на кусты, рассыпались тонкой завесой, чтобы вновь возродиться опять в другом месте.
А впереди, километрах в тридцати, начинался подъем. Он длился и длился в небо, чем-то напоминая скалу из того моего сна, где я разговаривал с королем Арагорном (только под этой скалой будет все-таки море, а не лес…). И там, в небе, она обрывалась.
– Олег, – позвала меня Танюшка. Я смотрел на нее. – Олег, что мы будем делать дальше? Я не спрашивала, но теперь спрошу.
– Тань, – тихо сказал я и посмотрел на свои босые ноги, утопающие в теплой пыли, – я пока не знаю. Мы решим на месте, хорошо? На месте… и вместе.
– Решай один, – коротко сказала Танюшка. – Я просто с тобой.
– Ну если просто со мной, то пошли, – вздохнул я. – Дойдем до вечера?
Танюшка поставила ногу на носок и сделала fouette:
– Дойдем…
