ИЗ ДНЕВНИКА ЛОТАРА БРЮННЕРАСегодня Иохим рассказал мне легенду о Городе Света, которую ему «поведал», как он выразился, один австралиец. Иохим убежден, что Город Света и является организующим и направляющим центром всех нападений на нас. Убежденность Иохима заразительна. Зима очень холодная и ранняя; впрочем, русские говорят, что для здешних мест такое вполне обычно. Мы сидели в избушке. Таймыр сотрясают ледяные ветра, временами становится страшно от одного звука ветра, но у нас тут относительно тепло. Куда же нас занесло?..
Так вот. Мы сидели и трепались с Иохимом про слово «изба», «избушка». Иохим убежден, что оно происходит от нашего слова «штубе» – то есть «отапливаемая комната». Целую теорию развернул. А потом как-то незаметно мы перешли на общие темы. Вообще это довольно приятно: вот так поговорить неспешно, зная, что никуда не надо торопиться и есть тепло, и еда, и друзья… Тут он и рассказал мне про Город Света.
Когда мы три года назад спорили насчет причин, по которым сюда попали, Иохим отмалчивался, никого не поддержал в споре. Мы с ним тогда были мало знакомы, но я, помнится, уже в то время решил, что парень-то себе на уме… За эти годы я понял, что Иохим обожает находить ответы на вопросы. «Как терьер обожает раскапывать лисьи норы», – с уважительной насмешкой прошлым летом сказал Джерри Холлин. Вот и на этот вопрос – кому все это нужно? – он ищет ответ так же упорно.
По его мнению, Город Света – некий культовый центр чернокожих, вроде Арконы на Рюгене. Он направляет действия урса по всему свету. Возможно, что его обитатели даже не урса, а расположен Город Света где-то в районе Персии. На мой вопрос, как же и зачем все-таки мы тут оказались, Иохим ответить не смог, хотя думал долго. Зато потом развернул передо мной интересную статистику. Он ее назвал «статистика пропаж». Оказывается, некоторое количество отрядов исчезают бесследно. В смысле – их исчезновение с чернокожими вообще никак не связано, зачастую происходит в совершенно безопасных местах.
Да. Тоже загадка… Вопросов – полно. Ответов почти нет. Надо бы, кстати, пойти спать, а не заполнять эти страницы своими размышлениями на тему «что такое ничего и как из него сделать что-то?». Зачем я вообще веду дневник здесь, где будущее предельно ясно, а весь жизненный опыт ограничен умением сражаться, которое, оттачиваясь все больше и больше, в конечном счете никого ни от чего не спасает?
Какой же все-таки ветер снаружи… Наши русские говорят, что выбраться отсюда мы сможем не раньше середины мая. Когда я читал Джека Лондона, я не думал, что когда-нибудь окажусь в самом сердце настоящего Белого Безмолвия, но Безмолвия, у которого есть голос. Голос снежного урагана.
Хорошо уже и то, что мы не снаружи. Помоги Господь любому белому, которого сегодняшняя ночь застала на открытом пространстве.
Да и нам всем…
* * *– С Новым годом, Таня.
– С Новым годом, Олег.
Мы смотрели друг другу в глаза через костер.
– Вина нет, – улыбнулась Танька, – есть компот. Приятного аппетита.
Не нужно много усилий, чтобы накормить двух человек, если океан такой щедрый, и остров сам – тоже, и не надо никуда бежать, и вокруг – мир. После нескольких минут осатанелой работы челюстей (мы с утра специально голодали!) Танюшка отвалилась первой (не совсем, а передохнуть), я же продолжал обжираться под ее неопределенным взглядом, в котором, пожалуй, ласки было больше, чем насмешки. Наконец и я улегся на ворох свежей травы и хмыкнул:
– Да, вот теперь – с Новым годом.
– Девяностый. – Татьяна, приподнявшись на руках, села, скрестив ноги. – Какие звезды красивые… правда новогодние… Слушай, а мы ведь тут ни разу не наряжали елку.
– Тут елок нет, – рассудительно сказал я. – В прошлую зиму нам было не до елок. А позапрошлую… позапрошлую и так было неплохо.
– И все были живы, – сказала Танюшка задумчиво. Я вскинулся – она договорила мою мысль, – но Танюшка по-прежнему смотрела в небо. – Олег. Если бы все-все вернуть. Все. Ты бы?..
– Вон Сириус, – сказал я. – Альфа Большого Пса. Самая яркая звезда Северного полушария.
– Где?
– Вон там, видишь?
– Вижу.
Я снова откинулся на траву. Молчал довольно долго; Танюшка уже успела опять начать бросать в рот с задумчивым видом кусочки копченой рыбы, но я знал – она ждет…
– Тань, как ты думаешь, зачем я делал то, что делал? – спросил я, садясь. Она глянула на меня внимательными зелеными глазами. – Зачем было все это?
– Зачем, Олег? – откликнулась она эхом, и лицо у нее было жестким, как каменная маска.
– Мне не нужны были ни власть, ни слава, ни даже приключения. – Я дернул углом рта. – Я хотел разгадать загадку. Я бы многое сделал не так, будь возможность все вернуть. Но точно, что я бы делал то же. Я не игрушка, чтобы в меня играть. Если я хочу знать – значит, я хочу знать. Тогда я согласен и на игру.
– А сейчас? – тихо-тихо, я еле услышал, спросила девчонка. – Мы ведь вышли из этой игры?..
– Нет, – отрезал я. – Никуда мы не вышли, Тань. Мы в нее просто не играем. Но она продолжает играть в нас, – вспомнил я слова Сережки Лукьянко.
Танюшка отвернулась и налила себе ягодного настоя.
– Почитай мне стихи, – попросила она.
– Про Новый год? – невесело улыбнулся я.
– Какие хочешь…
– Да. Хорошо. Сейчас… – Я задумался, по-девчоночьи наматывая на палец локон с виска. – Слушай.
Если бог нас своим могуществомПосле смерти отправит в рай,Что мне делать с земным имуществом,Если скажет он: выбирай?Мне не надо в раю тоскующей,Чтоб покорно за мною шла,Я бы взял с собой в рай такую же,Что на грешной земле жила, —Злую, ветреную, колючую,Хоть ненадолго, да мою!Ту, что нас на земле помучилаИ не даст нам скучать в раю.В рай, наверно, таких отчаянныхМало кто приведет за собой,Будут праведники нечаянноТам подглядывать за тобой.Взял бы в рай с собой расстояния,Чтобы мучиться от разлук,Чтобы помнить при расставанииБоль сведенных на шее рук.Взял бы в рай с собой все опасности,Чтоб вернее меня ждала,Чтобы глаз своих синей ясностиДома трусу не отдала.Взял бы в рай с собой друга верного,Чтобы было с кем пировать,И врага, чтоб в минуту сквернуюПо-земному с ним враждовать.Ни любви, ни тоски, ни жалости,Даже курского соловья,Никакой, самой малой малостиНа земле бы не бросил я.Даже смерть, если б было мыслимо,Я б на землю не отпустил,Все, что к нам на земле причислено,В рай с собою бы захватил.И за эти земные ко?рысти,Удивленно меня кляня,Я уверен, что бог бы вскоростиВновь на землю столкнул меня[41] .– Пойду погуляю по берегу, – безо всякого перехода продолжил я, рывком садясь.
– Подожди, я с тобой, если ты не против. – Татьяна поднялась, подцепила с песка куртку. Я подбросил в костер дров:
