стеклом стояла вода, я не мог разобрать, что это за марка и сколько на них времени.
– Тут часы, – сообщил я Арнису. – И пусто. Сундук, правда, какой-то… А, спрыгну, – решился я, – нам его все равно обживать!
Я сел на край люка, спустив внутрь ноги. До стенки, ставшей полом, было метра два, а любви к высоте у меня в последнее время не прибавилось. Я чертыхнулся для бодрости и соскочил, примериваясь на сундук.
Попал. Вот только сундук оказался скользким, ноги поехали – и я сел. На угол. Не копчиком, но достаточно хорошо, поэтому секунд десять в непонятках тупо созерцал, занятый своими ощущениями, человеческую кисть с обломанными ногтями, торчащую из мокрого барахла.
– Эй, тут люди! – закричал я наконец…
…Ребят было двое, и я сперва подумал, что они мертвы. Очевидно стараясь согреться, они обняли друг друга – и так застыли, причем лица и руки имели оттенок снега в лунную ночь, а одежду схватил лед. Мы и доставать-то их стали только потому, что вроде бы неудобно оставлять людей непохороненными. Поэтому все отшатнулись, а часть девчонок завизжала, когда мы уложили «трупы» на снег у кромки прибоя – а один из них открыл глаза со смерзшимися ресницами и обвел нас бессмысленным, но живым взглядом.
Старший из мальчишек так в себя и не пришел, но Ингрид после двух часов возни авторитетно заявила, что теперь он просто спит, мы сумели его напоить малиновым настоем и, закутав в шкуры, оставили у костра.
Младший – тот, который открывал глаза – к вечеру оклемался настолько, что смог поесть и говорить внятно. Правда, несколько раз он, отворачиваясь, начинал плакать, и над этими слезами смеяться не хотелось, потому что было ясно – они не от слабости. Мы деликатно пережидали эти истерические приступы и постепенно вникли в суть рассказа Анри Пюто – так звали тринадцатилетнего пацана-бельгийца…
…Сам Анри был в этом мире относительным новичком. В числе десятка других мальчишек и девчонок из Бельгии он попал сюда в августе. Им повезло – они сразу столкнулись с голландским (в основе своей) отрядом Пита де Грелле и присоединились к нему. Голландцы достраивали когг, намереваясь до зимы успеть на побережье Португалии и зазимовать там, чтобы весной плыть в Австралию – просто так, низачем.
Сначала плавание проходило удачно. Но в декабре на уже вполне обустроенную стоянку напали урса (мне вспомнился Крит, и я, оглядев своих «старичков», по их лицам понял, что и они вспоминают то же), и отряду пришлось поспешно бежать в Атлантику, где они попали в ураган и были выброшены на побережье Африки. Урса напали вторично. В схватке погиб де Грелле, который, как и подобает вождю, защищал тех, кто пытался спустить на воду когг. Когда это удалось, в Средиземное море ушли всего восемь человек – явно недостаточно для того, чтобы управлять коггом в бурю. А бури не заставили себя ждать… Последняя, окончившаяся вчера, была страшной. Анри мало что помнил – ему еще до этого так рассекло руки вантами, что он был совершенно беспомощен и сидел в кормовой каюте, мучаясь ожиданием и слушая рев урагана, сквозь который по временам доносились крики… Потом в каюту ворвался Михель ван Спрэг, запер за собой дверь и сказал Анри: «Все. Руль полетел, и мы одни». Дальше – вообще яма, провал. Анри только помнил, как его страшно швыряло в темноте и еще как он ждал, какой удар окажется последним, но почему-то удары были не такими уж и сильными… Тут Анри снова разревелся, а мы поняли, что Михель просто закрывал младшего пацана собой…
Когг строили прочно. Он выдержал, и я подумал, что, спрячься они в самом начале все в каюте – живы были бы восемь, а не двое. Но просто так спрятаться и ждать покорно – этого они не могли. И мы не смогли бы… Когда борешься – умирать не так страшно.
– Не плачь, не плачь. – Ингрид поерошила волосы бельгийца. – Михель будет жив, он отоспится и придет в себя. А уж с тобой-то и точно все в порядке.
Девчонкам – дай только поутешать… Меня это уже не интересовало, и я, показав глазами на выход Джеку, выбрался из пещеры.
Под луной синели снега. Слышно было, как над входом посвистывает и хрустит снегом Видов. Он стоял на часах.
– Джек, – негромко спросил я, – ты ведь ходил на кораблях? – Он кивнул. – Этот парень, Михель, – тоже…
– Иван почти четыре года занимался в парусной секции, – добавил Джек. – Если ты о когге, то его можно привести в порядок и даже спустить на воду. С меньшими силами, чем у нас.
– Насколько я помню, у пиратов капитан вовсе не обязан разбираться в морском деле. – Я посмотрел на чернеющую кромку леса. – Кораблем заправлял штурман, а капитан только водил людей в бой…
– Хочешь отправиться в плавание? – напрямую спросил Джек.
Я пожал плечами:
– Почему бы и нет? Весной…
– До весны его можно починить полностью. – Джек тоже взглянул туда же. – Да там всех дел – новая мачта и перо руля. Ну и мелкий ремонт… Но на таком корабле можно ходить только в ветер…
– Слушай, – я уже не обращал внимания на то, что он говорит, – а что такое Пацифида? – Джек умолк и внимательно посмотрел на меня. – Ну чего? Я это слово несколько раз встречал в дневнике, который мне Тезис дал, помнишь? Это что так называется?
– То, – буркнул Джек. – В этом мире у Австралии нет северной части – полуостровов Кейп-Йорк и Арнемленд… Ты себе карту Тихого океана представляешь?
– Да, и неплохо, – кивнул я.
– Ну вот… Представь себе, что на месте Новой Гвинеи, Микронезии, Полинезии – ну, всяких там Самоа, Тонга, Науру, Фиджи, – короче, от Южного тропика почти до Северного и от Филиппин до где-то 120-го меридиана – лежит здоровенный континент с три Австралии размером. Это и есть Пацифида.
Кажется, Джек ожидал, что я удивлюсь. Но я, как следует поразмыслив, деловито спросил:
– Ты там был?
Невозмутимое обычно лицо англичанина вдруг стало сердитым.
– Мы с Вальдером четыре года назад… нет, больше… – Джек потер переносицу. – Да, побольше… Мы полтора месяца ходили тогда вдоль побережья. Так и не высадились, ушли в сторону Вьетнама.
– Что так? – я спросил без насмешки, но Джек вновь сердито покосился на меня:
– А ты знаешь, что такое эта Пацифида?! Джунгли, деревья – до небес, все это переплетено лианами и закутано туманом, а сверху постоянно льет. Не дождь, а конденсат, потому что влажность больше ста процентов. Звуки такие слышатся, что даже на корабле страшно…
– Этот парень, Лотар Брюннер, прошел Пацифиду с юго-востока на северо-запад, – задумчиво сказал я.
Джек дернул плечом:
– Я не говорю, что это вообще невозможно. Я говорю только, что
– И ты этим недоволен, – заключил я.
На этот раз Джек отреагировал спокойно:
– Да. Недоволен.
– Потому что ты чокнутый, – проницательно добавил я.
– Да. Потому что чокнутый. Вальдер был недостаточно чокнутым, чтобы погнать своих людей туда.
– Он ведь все равно погиб, а? – Я скомкал плотный снежок, несколько раз подкинул его в руке. – Так что мы теряем?
– Конкретней, – потребовал Джек.
– Смотри сам, – Я перекатил снеговой шарик с ладони на тыльную сторону руки и обратно. – Я хочу отправиться, может быть, даже этим летом, но точно пока не знаю, на запад. Часть наших пройдет насквозь Северную Америку. Остальные на корабле обогнут ее с юга…
– Тут нет Южной Америки, – добавил Джек. – Весь бассейн Амазонки – морской пролив… А там, где Аргентина, юг Бразилии, Чили, прочее все – большой остров.
– Это не важно, – поморщился я. – Дальше так же поступим с Пацифидой. Часть идет вокруг на корабле, остальные – пешком по континенту. И вернемся в Европу через Дальний Восток и Сибирь.
Глаза Джека стали еще больше, чем обычно, уже после объяснения насчет Пацифиды. Когда я закончил, он вдруг крепко выругался по-английски.
