Данте. — Может, их проверите?
Айлин кивнула.
— Составьте мне список — фамилии, адреса, как можно точнее укажите степень родства.
Все замолчали.
— А он очень плох, док? — Данте развернулся в кресле, посмотрел на Майка. — Не скрывайте, скажите прямо: как его состояние?
Майк переглянулся с Айлин. Она еле заметно кивнула.
— Он плох, — ответил Майк. И посмотрел на Сьюзен Лориман. Та отвернулась.
Они обсуждали разные возможности еще минут десять, затем Лориманы ушли. Оставшись наедине с Айлин, Майк уселся на место Данте, вскинул вверх руки. Айлин делала вид, что убирает папки со стола.
— И что теперь? — спросил Майк.
— Думаешь, я должна была им сказать? — Не дождавшись реакции Майка, она продолжила: — Моя работа — лечить их сына. Он мой пациент. А не отец.
— Получается, у отца нет никаких прав?
— Я этого не говорила.
— Но ты проводила медицинские анализы. И узнала из них нечто такое, что утаиваешь теперь от пациента.
— Еще раз повторяю, он не мой пациент, — возразила Айлин. — Мой пациент Лукас Лориман, сын.
— Так что, похороним все, что нам стало известно?
— Позволь задать тебе один вопрос. Допустим, я сделаю вывод по одному из анализов, что миссис Лориман обманывает мистера Лоримана. Обязана ли я сообщать ему об этом?
— Нет.
— Ну а если я узнаю, что она торгует наркотиками или ворует деньги?
— Ты передергиваешь, Айлин.
— Разве?
— Вопрос не в деньгах или наркотиках.
— Знаю. Но в обоих случаях это не имеет отношения к здоровью моего пациента.
Майк обдумал услышанное, кивнул.
— Допустим, анализы Данте Лоримана заставили тебя задуматься о некой медицинской проблеме. Допустим, узнала, что у него рак лимфатических узлов. Ты сообщишь ему об этом?
— Конечно.
— Но почему? Ведь он, как ты неоднократно отмечала, не твой пациент.
— Перестань, Майк. Это совсем другое. Моя задача — помочь своему пациенту, Лукасу Лориману, поправиться. Сюда относится и ментальное здоровье. Ведь перед тем как сделать трансплантацию, мы отправляем больных на консультацию к психиатру, верно? Почему? Да потому, что нас в таких ситуациях волнует и состояние его психики. Разоблачение супруги вызовет в семье Лориманов настоящую бурю, что может отрицательно сказаться на состоянии здоровья моего пациента. Все. Конец истории.
Они помолчали.
— Не так-то это просто, — заметил после паузы Майк.
— Знаю.
— Тайна ляжет на нас тяжким грузом.
— Поэтому-то я и решила разделить его с тобой. — Айлин развела руками, улыбнулась. — С какой стати я одна должна мучиться бессонницей?
— Ты замечательный партнер.
— Майк?..
— Слушаю тебя.
— Если бы это был ты… Если бы я проводила анализы и вдруг обнаружила, что Адам не является твоим биологическим сыном, ты бы захотел об этом знать?
— Адам не мой сын? Ты его огромные уши видела?
Она улыбнулась:
— Просто пытаюсь доказать свою правоту. Ты бы хотел знать об этом?
— Да.
— Неужели?
— Так уж я, чудак, устроен. Сама знаешь. Мне необходимо знать все на свете… — Майк осекся.
— В чем дело?
Он откинулся на спинку стула, скрестил ноги.
— Постараемся не допускать слона в посудную лавку?
— Да, именно. Таков мой план.
Майк вопросительно уставился на нее. Айлин Гольдфарб вздохнула.
— Валяй, выкладывай.
— Если первым и главным нашим кредо является «не навреди»…
— Да, да… — Она закрыла глаза.
— Получается, у нас нет подходящего донора для Лукаса Лоримана, — продолжил Майк. — Но мы все еще пытаемся его найти.
— Да. — Она снова закрыла глаза и добавила: — И самым подходящим кандидатом является биологический отец.
— Правильно. С ним больше всего шансов на благополучный исход.
— Надо бы его проверить.
— Выходит, похоронить тайну не получится, — кивнул Майк. — Даже если очень хочется.
Оба они понимали это.
— Так что будем делать? — спросила Айлин.
— Выбор невелик.
Бетси Хилл караулила Адама на парковке перед зданием школы.
Оглянулась, окинула взглядом «мамочкины ряды», обочину вдоль Мапл-авеню, где мамочки — иногда попадался и папочка, но то было скорее исключением, чем правилом, — сидели в машинах или собирались группами почесать языком в ожидании, когда окончатся занятия, и они смогут отвезти свое потомство на музыку или в спортзал заниматься карате.
Бетси Хилл была одной из таких мамаш.
Ожидания эти начались с детского сада, неподалеку от начальной школы в Хилл-Сайде, затем — у средней школы в Маунт-Плезант и, наконец, здесь, примерно в шестидесяти метрах от места, где она теперь стояла. Бетси вспомнила, как поджидала своего красавца сына Спенсера, слышала, как звенит звонок, всматривалась на улицу через ветровое стекло, видела, как ребятишки вылетают из двери и разбегаются в разные стороны, точно муравьи, после того как кто-то наступил ногой на муравейник. Она улыбалась, заметив в толпе сына. И вообще почти все время улыбалась в те дни, когда Спенсер отвечал ей радостной улыбкой.
Она тосковала по тем временам, когда была совсем еще молодой мамой, наивным существом, родившим первенца. Теперь, с близнецами, все по-другому, еще до смерти Спенсера все пошло не так. Она оборачивалась на этих мамаш, не замечала в их поведении волнения или страха и начинала почти ненавидеть их.
Прозвенел звонок. Двери распахнулись, выталкивая на улицу гигантские волны старшеклассников.
И Бетси уже начала искать глазами Спенсера. Так бывает в один из кратких моментов, когда твой мозг уже не справляется, неадекватен, и ты забываешь, как все теперь ужасно. На секунду кажется, что это кошмарный сон, не более. Спенсер сейчас выйдет: лямка рюкзака переброшена через плечо, сам слегка сутулится, что свойственно подросткам. И Бетси увидит его и подумает: «Что-то он бледен сегодня, и еще: не мешало бы ему подстричься».
Говорят, существует несколько стадий горя — отрицание, гнев, уныние, депрессия и, наконец, приятие
