подписаться на нее и получать сообщения даже в Бостоне. Но вполне возможно, он ввел в программу свой пароль, что позволило ему влезать в компьютер и читать все сообщения. Откуда ей знать? Кто вообще может точно знать, что происходит в этом компьютере? Компании заранее могут установить свои шпионские программы и следить таким образом за каждым шагом человека. Даром, что ли, рассказывают разные истории о дисконтных картах — по ним могут проследить, что именно ты покупаешь. Одному Господу ведомо, что еще компании по производству компьютеров загрузили на твой жесткий диск. И где потом хранятся и копятся все полученные ими данные.
Есть ли вероятность, что Бретт знает куда больше, чем говорит?
— Алло?
— Майк? — прорезался голос Айлин.
Майк видел, как Тиа с Бреттом вошли в дом. И еще крепче прижал телефон к уху.
— Что случилось? — спросил он.
— Я говорила со Сьюзен Лориман о биологическом отце Лукаса.
Майк удивился.
— Когда?
— Сегодня. Она сама мне позвонила. И мы встретились за обедом.
— И?
— Полный облом. Он нам ничем не поможет.
— В смысле, биологический отец?
— Да.
— Почему?
— Она потребовала, чтобы все осталось между нами.
— Имя отца? Скверно…
— Дело не в имени отца.
— А в чем?
— Она рассказала, по какой причине этот путь нам не поможет.
— Что-то я не совсем понимаю, — пробормотал Майк.
— Придется просто поверить на слово. Она объяснила ситуацию. Это тупик.
— Но почему?
— Я тоже не понимала. До тех пор, пока Сьюзен не сказала.
— И она не хочет разглашать причину?
— Именно.
— Тогда тут, наверное, что-то очень личное. Или интимное. Недаром она выбрала в собеседницы тебя, не меня.
— Личным я бы это не назвала.
— То есть?
— Ты говоришь, точно не доверяешь моим суждениям.
— В других обстоятельствах, Айлин, я бы доверил тебе даже свою жизнь. — Майк нервно потер подбородок.
— Но?
— Но я только что подвергся жесткому допросу объединенных сил УБН и федералов.
В трубке молчали.
— Они ведь тебя тоже допрашивали, верно?
— Да.
— Почему же ты мне ничего не сказала?
— Получила строгое предупреждение. Они сказали, если я сообщу тебе, это может повредить очень важному федеральному расследованию. Угрожали судебным преследованием и потерей работы, если проболтаюсь тебе.
Майк промолчал.
— И учти, — Айлин нервно повысила голос, — моя подпись тоже имеется на этих рецептурных бланках.
— Знаю.
— Что, черт возьми, происходит, Майк?
— Долгая история.
— Ты действительно сделал то, в чем тебя обвиняют?
— Только не говори, что спросила об этом всерьез.
— Они показали мне наши рецептурные бланки. Дали список выписанных медикаментов. Ни один из тех, на чье имя выписаны рецепты, среди наших пациентов не значится. Да и половину указанных там медикаментов мы никогда не используем.
— Знаю.
— Речь идет и о моей карьере тоже. — Айлин вздохнула. — Я стояла у истоков нашего общего дела. Сам понимаешь, что это для меня означает.
Было нечто в ее голосе, некие нотки, присущие человеку, которому нанесли страшную рану.
— Мне очень жаль, Айлин. Я тоже пытаюсь разобраться во всем.
— Думаю, я заслужила нечто большее, чем просто твой длинный рассказ и непонятную историю.
— Если честно, сам еще толком не понял, что происходит. Адам пропал. Мне надо найти его.
— Как это «пропал»?
Он быстро рассказал ей обо всем. А когда закончил, Айлин заметила:
— Ненавижу задавать вопросы, ответ на которые очевиден.
— Тогда не задавай.
— Я не хочу терять практику, Майк.
— Это наша общая практика, Айлин.
— Верно. Так что если я хоть чем-то могу помочь в поисках Адама…
— Я тут же дам тебе знать.
Нэш остановил фургон перед домом Пьетры в Хоторне.
Нужно хоть немного отдохнуть друг от друга. Он это понимал. В отношениях появились трещины. Хотя связан он с нею будет всегда — конечно, не так, как с Кассандрой, не столь близко. Но что-то сохранится. То, что влекло их друг к другу, заставляло снова и снова соединяться. Очевидно, началось все с чувства благодарности за то, что он спас ее, вытащил из того чудовищного места. Правда, уже в самом конце ей, как показалось Нэшу, спасаться не хотелось. Возможно, сам факт спасения стал для нее своего рода проклятием. И теперь уже он ее должник, а не наоборот.
Пьетра выглянула из окна.
— Нэш?
— Да.
Она поднесла руку к шее.
— Те солдаты, что перебили всю мою семью… Все эти невыносимые вещи, которые они с ними творили… Для меня… — Она вдруг умолкла.
— Я слушаю, — сказал он.
— Как думаешь, те солдаты… все убийцы, насильники и мучители делали бы то же самое, если бы не было войны?
Нэш не ответил.
— Тот, кого мы с тобой нашли, был пекарем, — продолжала Пьетра. — И мы ходили к нему в лавку за хлебом. Вся моя семья. И он улыбался. И давал детишкам леденцы на палочке.
— К чему клонишь, не пойму?
— Если б не было войны, — продолжила Пьетра, — все они так и жили бы обычной жизнью. Были бы пекарями, кузнецами, плотниками. Так и не стали бы убийцами.
— Думаешь, это и к тебе относится? — спросил он. — И ты продолжала бы жить спокойно, была бы
