закрытом проливе. Это, казалось, была досадная задержка на нашем пути — и только. Седов отдал приказание завезти якорь, перенести кое-какой груз на корму и, поручив дальнейшее руководство работами капитану, сам с Визе и матросом Томиссаром отправился на берег Панкратьева острова определить положение его и мели астрономическим путем.
В продолжение дня работали над освобождением. Без кипучей энергии Седова всегда как-то плохо налаживались подобные работы, а он задержался на берегу: солнце долго не давало поймать себя секстаном; только к часу дня отделилась от берега шлюпка уже при начавшемся ветре. До берега было километра четыре. Пока шлюпка прошла половину этого расстояния, ветер усилился. Нам на «Фоке» было видно, с каким трудом давался гребцам каждый метр, но шлюпка все-таки подвигалась, к трем часам ей оставалось проплыть до судна какие-нибудь две сотни метров. И вот в это самое время ветер вдруг, как сорвавшись, задул очень крепко, настолько, что шлюпка сразу остановилась, — видно было, как при всех усилиях она не могла сдвинуться с места.
Капитан распорядился спустить большой баркас; в него сели девять человек и поплыли на помощь. В это же самое время показались на горизонте льды и направились в пролив.
А ветер усиливался и усиливался. Когда баркас взял шлюпку на буксир, оказалось, что и девять пар рук не могут выгрести против такого ветра: он перешел в Ю-3. шторм. Льды же подходили ближе и ближе грозной и плотной чертой. Откуда так внезапно взялись они? Нужно что-то сделать. Мы выбросили с борта на длинном лине буек, сделанный наскоро из спасательного круга, но он не успел доплыть и помочь нашим. Прежде чем на баркасе заметили буек, льды окружили «Фоку», подтянуться, пользуясь буйком, уже не было возможности. Еще несколько минут спустя лед подхватил баркас и понес его от «Фоки» куда-то вдоль по проливу.
Думается, сам Соломон не мог бы решить, чьему положению отдать предпочтение, — оставшихся ли 5 человек на судне без шлюпок на мели во время страшного шторма, среди льдов, напирающих с моря, без возможности что-нибудь предпринять для облегчения положения судна и своих унесенных льдом товарищей, или же положению находящихся в двух шлюпках без парусов, без куска хлеба в кармане, одетых по-летнему — в одни пиджачки для легкой гребли.
К одиннадцати часам лед упаковал весь пролив, шторм немного ослабел. Незадолго до полуночи около борта послышались голоса: Седов с командой добрался по льду при помощи досок и вёсел с баркаса, из которых делали настил там, где лед был непроходим. Шлюпка и баркас остались в полутора километрах от «Фоки».
Шторм продолжался до полудня следующего дня. Как только он прекратился, льды слегка разошлись, а у нас закипела горячая работа по снятию с мели. Каких только средств не перепробовал Седов! Завозили якоря простые и ледяные на стоявшие вблизи «Фоки» — тоже на мели — льдины, ставили паруса, перегружали на корму все больше груза, наконец сгрузили на льдину все бревна с палубы. Но вчерашним напором льда «Фоку» крепко вдвинуло на мель, — не помогали никакие ухищрения.
А погода становилась все холоднее и неприятнее. После шторма в затишье повалил снег и закрыл толстым слоем всю палубу; потом поднялась вьюга и за моментом тишины — опять снег; и так — все следующие дни: очевидно, в это время здесь уже трудно ждать хороших погод. И, просыпаясь, мы видели все тоже свинцовое небо, белые берега, бьющие в борт льдины да белые легкие хлопья снега, все более запушающие такелаж. Лед в проливе то сгущался, то расходился, то напирал на судно или, качаясь на волнах, колотил в борта.
Ночь на 8-е сентября отличалась особенным беспокойством. Команда за день выбилась из сил на работе без всяких смен: люди буквально почти не стояли на ногах. Седов был принужден отпустить всех, кроме очередной вахты. И вот в это самое время подошла с океана крупная зыбь, и стоящие на мели льдины принялись основательно колотить в борта «Фоки». Нам казалось тогда, что другое судно, построенное не столь прочно, выдержало бы не больше десятка ударов подобной силы. «Фока» в эту ночь завербовал горячих поклонников, верных до гроба. Корпус корабля, казалось, спаялся в одно целое, — льдины, разбивавшие в щепы бревна, подвешенные на защиту бортов, не причиняли ему существенного вреда, если не считать неглубоких царапин.
Сначала удары не особенно тревожили нас. Но дело изменилось, когда подошла гигантская льдина и, остановившись на мели, принялась бить ниже ватерлинии с силой, достаточной, чтобы сдвинуть с места скалу, бить методически и настойчиво, — нам стало не по себе. Но что могли мы предпринять, кроме тех же подвесов из бревен?
Мне памятна эта ночь. Я стоял на мостике дежурным и думал о зависимости нашей от стихий и о том, как море закаляет характеры. Вот теперь судно в очень опасном положении, улучшить это положение нет средств — и что же? — Все отправились спать. Но спят чутко; если их разбудят, встанут, будут делать, что нужно, готовые ко всему, а если дадут проспать положенное время, то утром примутся, как муравьи, за работу по спасению щепки, на которой живут, одинаково мало удивляясь опять-таки, если завтра придется повстречаться с новой опасностью.
А удары в борт, сопровождаемые треском дерева и отламывающегося льда, усиливались.
Вдруг после одного особенно сильного толчка наступила тишина. «Фока» поплыл: упрямая льдина столкнула его с мели.
Говорят, не нужно откладывать на завтра то, что можешь сделать сегодня — эта пословица особенно уместна на море, а еще более в полярных странах. Нам следовало немедленно же отыскать и поднять брошенные шлюпки. Седов же, обрадованный счастливо окончившейся атакой льдины, не только пожалел будить команду, но даже отпустил спать и вахтенных матросов — на них действительно жалко было смотреть. Вместо команды он поднял на ноги всех членов экспедиции. Они заменили матросов на руле, в кочегарке, на лебедке и у якоря. Мы сделали все нужное, чтоб перейти возможно ближе к шлюпкам и встать на якорь. Поднять же тяжелый баркас не хватило рук.
Еще во время перехода прояснило, а утром температура опустилась до -14 °C. Проснувшись, увидели, что за ночь между «Фокой» и шлюпками набило мелкого льду, а мороз сковал его в одно целое, но непроходимое. А шлюпки нужно было достать.
Ночной отдых стоил суток беспрерывной, воистину каторжной работы. Характер льда не допускал возможности подтянуть баркас по воде, а лед только в некоторых местах выдерживал его большую тяжесть. При первой же попытке баркас провалился килем. Когда наконец его высвободили и протащили с десяток метров, лед опять не выдержал, — в воду провалились и баркас и все тянувшие его. Почти весь первый день прошел в приключениях такого рода, а расстояние до «Фоки» почти не уменьшилось. Трудно протиснуться канату сквозь игольное ушко, но мы говорили: ежели придет крайность, полезешь и в ушко. Если перед вами стоит какая-нибудь задача в полярной стране, то она, вернее всего, из категории почти неисполнимых: то есть кажется до поры, пока вы не отделите неисполнимость от «почти» и не направите всю изобретательность и энергию к одной цели — исчерпать все возможности. Часто оказывается, что при некотором напряжении воли возможно гораздо большее, чем кажется на первый взгляд. К этой истине мы пришли не сразу. Работа с баркасом была только первым опытом пролезания в игольное ушко.
Команда «Фоки», перепробовав множество способов и промокнув до нитки, добилась-таки движения вперед. Под баркас пришлось подложить длинные жерди, на них он не так часто проваливался, но поступательное движение улучшилось только, когда с «Фоки» подали длинный трос, связанный из всех имевшихся канатов, и стали тянуть им баркас при помощи лебедки. По-прежнему лед часто оседал, а трос рвался каждые 20 минут, но все-таки этим способом утром 10 сентября баркас был доставлен на борт. Ко времени, когда кончили эту работу, лед смерзся сильнее, более легкую шлюпку доставили без затруднений.
В это время за островами плескалось свободное море. Мы могли бы смело пуститься в путь… но «нос вытащишь, хвост увязнет» — едва успели шлюпки водвориться на свое место, снова поползли по небу тучи, юго-восточный ветер опять задул с силою шторма, а в пролив, как в завязанный мешок, набрались льды в таком количестве, что весь пролив оказался запакованным.
Нансен говорит, что величайшая полярная добродетель — терпение. На этот раз мы упражнялись в познании ее почти три дня, пока свирепствовал шторм. Под утро 12 сентября ветер стих, наступила оттепель, появились между льдинами прогалины и, хотя лед был очень тесен, «Фока» перешел в наступление: весь этот день он пролезал из полыньи в полынью, ломал, крошил, давил, но сила вражья не сдавалась, до открытой воды оставалось еще больше половины — тут он и застрял. За ночь «Фоку» вместе
