мирно, спокойно: кэп-бриг спрашивал, боцман отвечал. Но вдруг голос Глыбина дрогнул, будто по нему, как по проволоке, рубанули палкой.
— Врешь! Вчера одно толковал, а сегодня — что? Хочешь околпачить?
— Что ты, бог с тобой! — приглушенно вскрикнул боцман. — При чем я, если Лев Львович… Он говорит: теперь этот товар не ходовой, все магазины завалены.
— Ты мне зубы не заговаривай! Не дурачь, понял?!
— Я и не дурачу, — обидчиво произнес боцман. — При чем я, если Лев Львович…
— Молчи! — перебил его кэп-бриг гневно и презрительно. — Ну-ка, расстегни рубаху! Ну-у!!!
Брага отпрянул, но Глыбин поймал его за ворот. Он уже не сдерживался и не обратил никакого внимания на испуганно вскочившего Павлика. В ночной тишине хлестко прозвучали три пощечины. Боцман заскулил.
— Выкладывай! Все выкладывай! — приказал яростно Глыбин.
Брага слезливо засопел, шурша бумагой.
— Всего пару червонцев утаил, — сипел боцман, — сам тогда на рефрижераторе целых десять отхватил, так я же ничего… Даже виду не подал, что знаю, сколько ты рыбы и денег от бригады утаил. Мне за труды тоже положено: я товар таскал.
Они препирались шепотом еще несколько минут, но Павлик уже ничего не слышал. Дрожа от страха, он накрылся одеялом с головой, сжался в комок. «Десять червонцев, — думал Павлик. — Это же сто рублей! Вот почему он тогда взялся сам сдавать рыбу, не пустил Ивана Ивановича…»
Кэп-бриг в гневе
Рыбаки поднялись с первыми проблесками зари. Пока было еще темновато, пили горячий чай, который успел вскипятить Митрофан Ильич. Брага подошел к камбузу бочком, пряча от рыбаков правую щеку. Он налил из чайника кипятку и хотел так же бочком удалиться, но ему это не удалось.
Мыркин поглядел на боцмана и вдруг залился хохотом.
— Чего это ты с раннего утра? — удивился Иван Иванович.
— Гляди! Гляди! — смеясь, показывал радист на боцмана. — Где это он без кранцев швартовался?
Брагу окружили, заглядывая в лицо. Хотя воздух был еще совсем синий, но у боцмана под глазом было куда синее.
— Нес корзину с кулаками! — прыснул Печерица.
Брага прикрыл синяк ладонью и поспешил уйти от насмешников.
— Человек случайно на держак швабры наткнулся, а они зубы скалят, — сказал он, скрываясь в каюту.
Но Павлик-то знал, на какой «держак» наткнулся Брага!
Улучив момент, он пошел в камбуз. Митрофан Ильич подумал, что мальчуган пришел за добавкой, и протянул ему чайник. Павлик отстранил руку кока и шепнул:
— Я по важному делу, дедушка Митрофан!
Старый рыбак заговорщицки подмигнул и склонил голову набок: слушаю, дескать.
Павлик спросил, какой получился вес самого первого улова.
— А почему ты сейчас об этом вспомнил? — недоуменно прищурился кок.
— Я потом объясню. Так сколько же вышло?
Митрофан Ильич в раздумье затеребил нос-шишку.
— Не то сорок восемь, не то сорок семь по сто… Нет, кажись, строк шесть центнеров было. Ну да, точно: сорок шесть центнеров! Так, по крайней мере, говорил Глыбин. Ну и что же?
— Обманывает он! — сказал Павлик.
— Как обманывает? Что ты говоришь? — не понял старик.
— А вот так: Глыбин обманул бригаду. За пять центнеров рыбы деньги себе взял!
Павлик рассказал о ночной ссоре, о том, как на рефрижераторе он заглядывал в глыбинский блокнот, в который тот записывал каждую поднятую с сейнера бадью с рыбой. Последняя бадья была помечена цифрой 51.
— Честное слово; своими глазами видел пятерку с единицей!
— Может, просто показалось? — сомневался Митрофан Ильич.
— Да видел же! Видел! — обиделся Павлик. — Вы проверьте.
Митрофан Ильич поразмыслил, еще раз недоверчиво покосился на него, потом вышел из камбуза. Он тут же сообщил рыбакам о разговоре с Павликом.
Митрофан Ильич, Лобогрей и Гундера поднялись на спардек, где за штурвалом стоял Глыбин, прихлебывая из алюминиевой кружки чай. Павлик предусмотрительно остановился за спинами рыбаков.
Разговор повели с места в карьер. Глыбин от неожиданности сперва опешил, но тут же постарался взять себя в руки. Он посмотрел на Павлику двинул желваками — догадался, что мальчишка не смолчал. Рыбаки подметили его тревогу и перестали сомневаться.
— Ежели это враки, — говорил Митрофан Ильич, размахивая руками, — покажи квитанцию. И блокнот покажи!
— Недоверие! Смотри, полное недоверие! — нервничал кэп-бриг, застигнутый врасплох. Его зрачки скользнули по лицам рыбаков, снова переметнулись на Павлика и сузились до щелочек. — Наговор! Что ж вы, всякому пацану верите! Дожился… Дождался уважения за свои старания!
— При чем тут пацан? Покажи документы — и дело с концом! — требовательно повторил Митрофан Ильич.
— Давай, давай, Макар! — нетерпеливо добавил Гундера. — Нечего перед нами невинную жертву разыгрывать. Мы уж сами убедимся, какой наговор!
Глыбин растерянно забормотал:
— Что это, а? Как это, а? Я же… — И поперхнулся встречным криком с палубы:
— Рыба-а! Рыба-а!
Это кричал Брага.
Возглас боцмана будто сдул рыбаков со спардека: все мигом очутились внизу и заняли свои места.
И надо же было подняться рыбе в такую ответственную секунду! «Не могла повременить!» — злился Павлик, с силой швыряя под надстройку выпутываемую на ячеи скумбрию. Он смотрел на пляшущие блики в кольце поплавков, и ему казались, будто солнечные зайчики насмехается над ним. Эх, превратиться бы сейчас в ракету да улететь отсюда подальше… Глыбин, конечно, не дурак, чтобы не избавиться от опасной улики — блокнотика. А тогда как доказать, что Павлик прав? И что будет дальше — ведь кэп-бриг не простит ему!
Разговор, прерванный появлением рыбы, возобновился на площадке во время замета. Кэп-бриг стоял на спардеке, навалясь плечом на мачту. Он следил за работой рыбаков и без всякой надобности покрикивал то на Лобогрея, то на Митрофана Ильича, то на Гундеру. Словом, взял под обстрел тех, кто больше всего досаждал ему.
— Ничего, мы ему тоже испортим настроение, — тихо сказал Мыркин и обратился к товарищам: — А ведь Макар думает, что мы забыли о деньгах. Считает, что для него все обошлось.
— Ребята! — прервал Мыркина Лобогрей. — Не будем анархию разводить. Дело ясное. Нужно добиться, чтобы Макар признался и вернул деньги в бригадную копилку. Только давайте соблюдать порядочек!
Однако недовольство росло, как дождевая туча. Сердитые выкрики раздавались то в одном месте то в другом. Глыбин слышал, что речь идет о нем, но держался самоуверенно и насмешливо поглядывал на разгоряченных рыбаков. Больше всех шумел Чернобров. Полусогнувшись на краю площадки, механик укладывал нижнюю часть невода, сердито гремя тяжелыми стальными кольцами, и без умолку возмущался.
