Хор.
Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!.. 6. (Съемка в помещении.) БОЛЬШОЙ ЗАЛ ДВОРЯНСКОГО СОБРАНИЯ. Камера скользит по растроганным, зачарованным лицам слушателей, среди которых то здесь, то там фиолетовыми пятнами выделяются рясы священнослужителей. В ложе Наталья Рахманинова неотрывно смотрит на мужа. Строгое отрешенное лицо Софьи. Мария Аркадьевна забыла о больной ноге, осеняет себя крестом. У Анны по-детски полуоткрыт круглый рот.
7. (Съемка в помещении.) БОЛЬШОЙ ЗАЛ ДВОРЯНСКОГО СОБРАНИЯ. Хор литургии ширится, растет. И в этот момент сквозь сводчатые окна под самым потолком бьет солнечный свет, прорвавшийся с очистившегося неба, и заливает фигуру Рахманинова, драгоценно позолотив его вскинутые руки. И со звуками хора камера медленно поднимается над залом, туда — к этому окну с голубеющим весенним небом. И перед нами открывается город Святого Петра, с позолоченными крестами и иглой Адмиралтейства.
Шаляпин (поет). Благословенно Царство Отца, Сына и Святаго Духа ныне, и присно, и во веки веков…
8. Камера, следуя движениям музыкальной волны, проникает сквозь окно и парит над крышами города, к крестам Исаакиевского собора. Музыка как бы льется с небес над городом. 9. (Съемка в помещении.) БОЛЬШОЙ ЗАЛ ДВОРЯНСКОГО СОБРАНИЯ. Лицо дирижирующего Рахманинова сосредоточенно, неподвижно, и солнечный свет подчеркивает рано легшие морщины вокруг его азиатских глаз. Камера приближается к нему все ближе и ближе…
НАПЛЫВ. 10. (Съемка в помещении.) КОЛОКОЛЬНЯ. ЛЕТО. УТРО. …Детские ножки в стоптанных ботинках, спотыкаясь, карабкаются по обшарпанным ступеням. Шестилетний мальчик с загоревшим продолговатым лицом, запыхавшийся, одолевает высокие ступени, ведущие туда — к колоколам. Это Сергей Рахманинов. Музыкальный фон литургии продолжается.
11. (Съемка в помещении.) КОЛОКОЛЬНЯ. ЛЕТО. УТРО. Здесь, на самой верхотуре, старичок звонарь ладит кольцо к языку большого колокола. Это Егор.
Егор. Барчук, вы куда? Нагорит нам от бабушки.
Рахманинов. Она разрешила.
Потный, радостный, с взъерошенными волосами, он блестящими глазами смотрит сквозь арки колокольни на раскинувшийся вокруг простор.
12. (Натурная съемка.) ВИД С КОЛОКОЛЬНИ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ. Он видит деревенские крыши, старинную усадьбу, темный, окоем леса. А вдалеке горят купола Новгородского Детинца, вороным блеском отливает Волхов. А вокруг колокольни вьются ласточки, почти задевая крыльями лицо мальчика.
13. (Съемка в помещении.) КОЛОКОЛЬНЯ. Рахманинов и звонарь.
Рахманинов. Дедушка, расскажи про колокола…
Звонарь (указывая на самый большой). Это вот вечевой. Народ на сходку созывает.
Он с усилием тянет веревку языка — и низкий, толстый звук больно бьет по ушам и долго не затихает…
Звонарь. А этот — набатный — когда пожар али иное лихо…
У этого колокола впрямь тревожный, всполошенный голос.
Звонарь. А вот — благовестные колокола…
Он дергает последовательно несколько веревок, рождая веселый, усладительный звон. У мальчика горят глаза.
Рахманинов. Я сам!..
Он вырывает веревки из рук звонаря и начинает играть с колоколами.
14. (Съемка в помещении.) КОЛОКОЛЬНЯ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ. Звонарь. Стой, барчук! Никак бабушка кличут.
Оба свешиваются через парапет.
15. (Натурная съемка.) ВЗГЛЯД С КОЛОКОЛЬНИ НА ЗЕМЛЮ. Запрокинутое, не очень старое, встревоженное лицо бабушки Рахманинова.
Бабушка. Сережа! Не свались там!
Рахманинов. Бабушка, я умею звонить!
Он звонит, и колокола в его руках разговаривают мелодично… Их звон летит над всей Россией с ее городами и весями, реками и озерами, лесами и рощами, полями и лугами, куполами и крестами, крестами, крестами…
ДЕТАЛЬ. Большая красивая рука пишет на листе бумаги четким, аккуратным почерком: «…И потому, любезный друг, усерднейше прошу тебя, по получении этого письма, немедля прислать мне трех поросят — свиноматок и боровка, эти негодники должны быть статей наипервейших, не то тебя Бог накажет. Пришли родословные непременно, без родословных не приму…»
16. (Съемка в помещении.) ИВАНОВКА — ИМЕНИЕ РАХМАНИНОВЫХ. КАБИНЕТ. ДЕНЬ. Рахманинов, нахохлившись, в домашней куртке пишет письмо. В свободной руке — папироса в костяном мундштучке. За спиной у него окно, иссеченное нудным, мелким дождем. За окном — серый за пеленой дождя, мокрый весенний парк. Неожиданный грохот заставляет Рахманинова вздрогнуть, развернуться всем телом.
17. (Съемка в помещении.) КАБИНЕТ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ. У печи, перед сваленной вязанкой дров, стоит кухонный мужик Иван. Он худ, но крепок телом. И красив какой-то лезвистой цыганской красотой, к которой не подходит простодушная вихрастость белобрысых волос. Не глядя на хозяина кабинета, Иван садится на корточки и начинает закладывать дрова в печь. Рахманинов с раздражением смотрит на Ивана.
Рахманинов. Я, кажется, не просил топить.
Иван. Наталья Александровна велели.
Из глубины дома доносится звонкий женский голос: «Иван!.. Куда пропал? Ива- ан!»
Иван, не отвечая, колет на жестяном листе перед печью щепу.
Женский голос. Ива-ан!
Иван. Ну, здесь я. Чего шумишь?
В дверях появляется молодая женщина. Ее, не задумываясь, можно назвать олицетворением русской красавицы: статная, с крупными чертами лица, несколько тяжелым круглым подбородком. Светло-каштановые волосы убраны в тугой узел на затылке, а глаза — не серые, а жемчужные. Это Марина — горничная.
Марина. Мог бы ответить!
Она вдруг замечает Рахманинова и переходит на шепот.
Марина. Ну, чего ты, ответить не можешь?
Иван, бросив свое занятие, подходит к Марине.
Иван. Чего тебе?
