заметили и пошел дальше, а там… Пейана! Вот тут уж я обалдел и к вам побежал.
Солдаты, не сговариваясь, молча поспешили вперед.
Малышев оказался прав.
Это была та самая долина. Речка. Развалины древнего поселения. Именно сюда они вышли с двух сторон и неохотно завязали бой. Два взвода разведки. Немецкий и советский. Два взвода, вырванные могущественными сварогами из лета сорок третьего для того, чтобы собственной кровью разрешить чужой кровавый спор. Два взвода, которые не захотели подчиниться безжалостной воле межзвездной расы. Да, именно то самое место. Они даже нашли собственные автоматные гильзы и руины, в которых остались раненные товарищи прикрывать их отход. А еще через пять минут обнаружили довольно свежую общую могилу. Два деревянных, связанных веревками креста – православный, с косой нижней поперечиной, и простой латинский – возвышались над холмиком из камней и щебня. На латинском висела немецкая солдатская каска. Советская каска лежала рядом с православным крестом.
Молча постояли рядом с могилой, дали короткий залп–салют из автоматов и снова вышли к реке.
– Кто–то из наших, я думаю, остался жив, – предположил Хейниц. – Иначе, откуда бы сварогам знать, какие кресты нужно воздвигать на могиле?
– Дай–то, бог, – откликнулся Вешняк. – Только где они, живые? Не видать никого. Ни наших, ни горцев, ни этих… «южных» и «северных».
– Вот и хорошо, что не видать, – ворчливо заметил Майер. – А то спросили бы нас, где мы дели советника Карсса и принцессу Стану. И что бы мы ответили?
– Странно, – заметил Карл Хейниц. – Времени–то прошло, по большому счету, всего ничего, а кажется, будто этот бой был сто лет назад.
– События прессуются, – снисходительно пояснил Валерка Стихарь. – Так всегда бывает, когда много всего за короткое время происходит. Помню как–то до войны, в Ростове, решили мы отметить один праздник. Ну, натурально, пригласили знакомых девчонок, набрали «горючего» и…
– Все–таки, мы не на Пейане, – перебил его Велга, в десятый раз оглядывая близлежащие холмы. – Где горы? Помнится, на севере высились горы, а здесь их нет.
– Холмы точно пейанские, – авторитетно заявил Малышев. – Бурые. А были рыжие.
– А что показывает «компас»? – спросил Хейниц.
– Показывает, что нам туда. Вниз по реке.
– Значит, туда и пойдем, – решил Дитц. – Мы, насколько я понимаю, вообще в таком месте находимся, где все возможно. Шли себе, шли, и вдруг кто–то показал нам кусочек Пейаны. А дальше, глядишь, чего другое покажут.
– А зачем? – удивился Шнайдер?
– Что зачем?
– Зачем нам это показали?
– Ты у меня спрашиваешь?
– Так ведь больше спросить–то не у кого, – объяснил Курт.
– Солдат не задает вопросы. Солдат выполняет приказы.
– А может… может, это предупреждение такое? – высказал неуверенное предположение Сергей Вешняк. – Я о могиле. Не ходите, мол, дальше, а то будете лежать в земле, как товарищи ваши.
– Отставить дурацкую мистику, сержант, – негромко приказал Велга. – И безосновательные опасения тоже отставить. Вперед. Посмотрим, что там дальше. Тем более, что пока мы не столкнулись ни с одной серьезной опасностью. Так, одни картинки. Мы что, маленькие дети, чтобы картинок бояться?
Дальше оказались все те же бурые, покрытые выжженной пейанской травой, холмы. Холмы эти в какой–то неуловимый момент сменились прежними, рыжими. И небо снова стало зеленым.
– Опаньки! – воскликнул Валерка. – Прощай, Пейана! Здравствуй, хрен знает что и сбоку бантик! Эй, а вон и Мишка снова к нам идет. Опять, наверное, сюрпризы впереди.
– Лишь бы не засада, – Велга остановился. – А сюрпризы… Я к ним даже уже как–то привык. Они мне уже, как родные – сюрпризы эти. Неинтересно мне теперь жить долго без этих сюрпризов…. Ну, Миша, что теперь?
– Вы бы сами посмотрели, товарищ лейтенант, – развел руками Малышев. – А то мне и объяснить–то трудно. Граница там. Граница между мирами, как я понимаю.
– Ничего не вижу, – объявил Валерка Стихарь. – Где?
– А вот давайте еще метров пятьсот пройдем, и увидите.
И они увидели.
Первым шел Малышев.
– Сейчас, – предупредил он. – Я тут на земле черту провел. Вот она. Сейчас…
Он сделал шаг и пропал.
И тут же появился снова спиной вперед.
– А что там, за чертой? – спросил Дитц. – Может, сразу предупредишь? А то, я гляжу, бледный ты какой–то.
– Да я и сам не знаю, предупреждать вас или нет, – Михаил почесал в затылке. – Откуда мне знать, может, это все морок и наваждение?
– Так–так–так, – заинтересованно протараторил Стихарь. – Хочешь, с первого раза угадаю?
– Попробуй, – усмехнулся Малышев, вытащил сигарету и обратился к Велге. – Разрешите закурить, товарищ лейтенант? А то ведь прямо до печенок пробирает, честное слово.
– Ладно, – подумав, согласился Велга. – Перекур. Но ты, Миша, меня заинтриговал. Что–то я раньше за тобой не замечал умения и желания загадки загадывать.
– Так это ж, разве я? – искренне удивился таежник. – Это жизнь наша такая…э–э…
– Особая, – подсказал Шнайдер.
– Вот именно. И загадочная.
Все, кроме Ани, закурили и уселись прямо на земле, возле проведенной Малышевым черты.
– Ну, Валера, – пихнул в бок ростовчанина Майер. – Давай, угадывай с первого раза, что нас там ждет. Раз уж вызвался.
Стихарь ответил не сразу, что с ним бывало крайне редко. Его живое, необычайно подвижное лицо как–то вдруг осунулось и постарело, а ярко–черные озорные глаза утратили лихой блеск и задор.
– Пошутить хотел, – сказал он глухо. – Да что–то расхотелось. Не знаю я, что там, и знать не хочу. Одного хочу. Скорее дойти до этого самого Замка, заложить бомбы и… гори оно все огнем!
– Эй, брось, разведка, не грусти! – всполошился рыжий Шнайдер. – Что бы там ни было, мы и не такое наверняка видали. Да, Миша?
– Нет, – вздохнул Малышев. – Такого мы не видали. Похожее – да. Но не такое. Ладно, это…как ее… интрига не удалась. Земля там, братцы. Наша с вами Земля. И наше с вами время, как я понял. Ну, то есть, не Анино, а наше. Наша война и даже, по–моему, лето сорок третьего.
Глава двадцать восьмая
Они шагнули за черту одновременно, вдевятером.
И одновременно же остановились, не находя сил оторвать глаза от панорамы, открывшейся перед ними.
Прямо под ногами начинался крутой склон холма, на вершине которого они стояли. Холм этот замыкал гряду холмов более низких, которые по широкой дуге уходили к горизонту. Напротив этой дуги расположилась другая гряда холмов, и получалось, что они смотрят вниз, в широкую и неглубокую долину, по которой протекал то ли широкий ручей, то ли узкая речка («И здесь речка», – бесстрастно отметил про себя Велга). Их лица были обращены к северу. Потому что слева погружалось в черную полосу дыма багровое солнце, и там был запад, а справа, далеко–далеко, горела какая–то деревня, и не страшные отсюда лепестки пламени ярко трепыхалось на фоне подступающей ночной мглы. Следовательно, там был
