– Ну, давай… – прошептал Майер.
Это было похоже на не очень резкое но неуклонное торможение, завершившееся ровно на пятистах метрах высоты. Словно невидимая гигантская рука плавно остановила летательный аппарат в воздухе и теперь продолжала удерживать его на весу, не пуская выше.
– Все, ребята, – сообщил Валерка. – Дальше не идёт. Жми, не жми – бесполезно. Все, как Хан и рассказывал. Силовое поле.
– Получается что–то вроде круглой коробки, – сказал Хейниц. – Только вместо стен – специальное поле, непреодолимое для физических тел. Да. При таком подходе и охраны никакой не надо. Отсюда не убежишь.
– Ага, – откликнулся Валерка. – Как магазин от ППШа. Но совсем плоский. А мы – внутри, словно пойманные букашки. Проверили крышку букашки – не открывается… Ну что, теперь стенки проверим?
– Давай, – сказал Велга. – Проверять так проверять. Сколько там до этой стенки осталось?
– Тридцать кэмэ мы пролетели. Значит, семьдесят. Десять минут, товарищ лейтенант. Если, конечно, лететь, а не ползти.
Боковая «стенка» оказалась столь же непроницаемой для гравилёта, как и «крышка». После нескольких бесплодных попыток протаранить невидимую вязкую преграду на разных скоростях и высотах, Велга отдал приказ опуститься на песок (сопки уже кончились, и под ними расстилалась пустыня).
После прохладного кондиционированного нутра машины сухой и горячий воздух пустыни затруднял дыхание.
– Ты смотри как жарко, – сказал Валерка и поглядел из–под ладони на уже довольно низкое солнце. – А ведь и вечер уже близко.
– В пустыне и должно быть жарко, – заметил Хейниц. – Хотя я никогда раньше не был в пустыне. Только читал. Глядите, варан!
Они посмотрели и увидели на гребне ближайшего к ним невысокого бархана большущую – не меньше метра с лишним от головы до кончика хвоста – буро–желтую ящерицу с массивной головой и мощными лапами. Обитатель пустыни, замерев, искоса смотрел на пришельцев круглым немигающим глазом, а из его пасти время от времени вылетал и мгновенно прятался обратно длинный узкий язык.
– Ух ты, – сказал Валерка. – Прямо крокодил! Цып–цып–цып… Эй, а это что?
– Что? – спросил Майер.
– Следы! Варан–то, смотрите, с той стороны прибежал, где стена. И как это может быть?
– А ведь и верно, – сказал Хейниц, всматриваясь. – Следы далеко тянутся. Мы ведь у самой стены сели?
– Точно у неё, – заверил ефрейтора Стихарь. – Я только чуть–чуть назад сдал, метров на десять, не больше. И сразу на посадку пошёл. Вертикально.
– Так, – веско произнёс Велга. – Вот об этом я на самом деле и думал. Машину не пропускает, а человека или животное… Ладно. Стойте здесь, а я попробую, – и он, повернувшись, решительно зашагал на север, в сторону близкой невидимой стены.
Майер, Хейниц и Стихарь, затаив дыхание, смотрели в удаляющуюся спину лейтенанта. Вот он, не снижая темпа, одолел два десятка метров, вот еще десяток… и ещё один… и ещё.
– Неужели получится? – недоверчиво пробормотал Хейниц.
И тут лейтенант остановился, повернулся к ним лицом, махнул рукой и крикнул:
– Эй, Валера!
– Я! – откликнулся боец.
– Садись в машину и попробуй подлететь ко мне!
– Понял!
– Он хочет проверить, – догадался Майер.
– Хорошая мысль, – кивнул Хейниц.
Валерка скользнул в кабину, приподнял гравилёт над песком и медленно двинулся в сторону Велги. Аппарат одолел несколько метров и встал, как вкопанный. Чуть слышно загудел двигатель – это Валерка прибавил мощности, но без всякого результата. Силовое поле все так же не пускало машину дальше определенной границы.
– Ну, вот и ответ на вопрос, – удовлетворенно сказал Велга, вернувшись назад по собственным следам. – Значит, выбраться отсюда можно. Что и требовалось доказать.
– Странно, что Хан не сказал нам об этом, – задумчиво произнёс Хейниц. – Неужели не знал? Трудно поверить.
– А мне не трудно, – заявил Валерка. – Сейчас я вспомню как это называется… А, стереотип мышления, вот! Попробовали раз–другой на гравилёте, не получилось и – всё. Значит, нельзя. И больше уже об этом не думали. Да и зачем, на самом деле думать–то? Еда есть, женщины есть, полная свобода в радиусе ста километров тоже есть. Да и законопослушные они все, хоть и с отклонениями. Воспитаны так потому что. Между прочим, я от бывших зэка слышал, что для побега особый кураж нужен. Не всякий на это способен, даже когда уйти можно по лёгкому. Психология такая у человека. Сказано сидеть, вот и сидят. А поведут на смерть – тоже пойдут, как миленькие.
– Стадный инстинкт, – сказал Велга. – Может, ты и прав. Но, честно сказать, я тоже пока не знаю, что нам делать с этим открытием. Уйти можно и это, разумеется, хорошо. Осталось только выяснить, куда именно нам идти.
– Э, разберемся! – беспечно махнул рукой Валерка. – Главное лично мне как–то сразу легче дышать стало.
– Это потому что воздух остывает, – усмехнулся Майер. – Солнышко–то, вон, уже совсем низко.
– Да, – сказал Велга. – Пора возвращаться. Давай, Валера, заводи. И свяжись с нашими, – пусть сгоношат что–нибудь на ужин. А то что–то я от всех этих волнений здорово проголодался.
Глава двадцать седьмая
Ушедший день забрал с собой изнуряющий жар солнца, а сменившая его ночь хоть и не принесла особой прохлады, но все же давала возможность относительно легко дышать на открытом воздухе, а не прятаться в помещения с искусственным климатом.
Пока Велга, Стихарь, Майер и Хейниц летали на разведку, остальные выбрали пустующий дом на западной окраине городка и перенесли туда нехитрые пожитки отряда – жильё наверху служило чем–то вроде гостиницы для вновь прибывших, и долго его занимать, как объяснил Хан и девушки, было нежелательно.
Теперь они все сидели во дворе этого дома за обширным столом под увитым виноградом навесом, пили чай и обсуждали сложившуюся ситуацию. Несколько искусно спрятанных в виноградных листьях ламп бросали на стол яркий, но мягкий свет, отчего ночь за пределами двора казалось ещё более чёрной и непроницаемой для взгляда, чем была на самом деле.
Где–то вдалеке трещали цикады, и не успевший как следует остыть ветерок, нес на себе, прихваченный на окрестных сопках, сухой запах выгоревшей на безжалостном солнце травы.
– Хорошо как, – промолвил Сергей Вешняк, наливая себе уже третью по счёту чашку. – Покойно. Все живы, сыты… Хорошо.
– Хорошо–то хорошо, – тут же не упустил возможности вставить слово Валерка Стихарь, – да ничего хорошего. На севере, за барьером этим силовым, жаркая пустыня. Родные, мать их, Каракумы. Ни воды, ни тенёчка. До ближайшего места, где люди живут, как мы уже знаем, двести с гаком кэмэ. И как мы их, спрашивается, на своих двоих пройдём? Изжаримся, к едреней фене. Солнце здесь, что твоя паровозная топка. Даже у нас в Ростове летом просто курорт по сравнению с этим Туркестаном.
– А зачем куда–то идти? – удивился Вешняк. – Тебе что, здесь плохо?
– Ты, Валера, карту бы сначала посмотрел, – сказал Малышев. – Ежели, конечно, тебе не просто язык почесать охота. Речушка, которая здесь течёт с юга на север, с гор, куда, по–твоему, впадает? Я тебе скажу. В другую реку. И довольно крупную. Если вдоль этой второй реки двигаться, то как раз к людям и
