основания.
Каттани с надеждой перехватил взгляд адвоката.
— А о новостях другого рода вам ничего не известно? — спросил он.
Терразини откинул голову назад, словно желая его лучше разглядеть.
— Комиссар, — сказал он, — что это вы сегодня загадываете мне загадки?
Кто знает, может быть, графиня Камастра? Может, они выбрали именно ее, такую решительную и самоуверенную, в качестве канала связи?
Он застал графиню в ее кабинете. Она отпустила двух инженеров, с которыми обсуждала новый проект, и пригласила Каттани войти.
— Ольга, — начал он, — мне необходимо с вами поговорить.
Женщина встревоженно наморщила лоб.
— Что случилось? — спросила она. — Какие-то неприятности?
После некоторого колебания Каттани сказал:
— Вы мне друг или враг?
— Ну что за речи, — отозвалась она.
— Вам известно, что произошло?
Женщина вздохнула и метнула на Каттани проницательный взгляд, словно желая прочесть его мысли.
— Вы не могли бы говорить хоть чуточку яснее? Каттани поднялся со стула.
— Ничего, не обращайте внимания. Прошу прощения за беспокойство.
Он направился к двери, но когда уже переступал порог, графиня его окликнула:
— Комиссар! Могу я все-таки знать, что происходит?
Каттани оглянулся и посмотрел на нее. Она встала из-за письменного стола и казалась искренне встревоженной. Комиссар прикрыл за собой дверь.
Человек в западне
Первые распоряжения поступили ночью — со следующим звонком. Отдавал их тот же голос. Он требовал отмены конфискации рыболовного судна, на котором была обнаружена партия морфина. И продиктовал, в каком порядке должна быть осуществлена эта процедура. Адвокат владельца судна представит в полицейское управление накладные одной фармацевтической фирмы, заверенные печатями министерства здравоохранения. В них содержится разрешение на отправку из порта Неаполя в порт Трапани некоторого количества пакетиков морфина «для использования в лечебных целях». Каттани должен поверить этой версии.
На следующее утро комиссар сказал прислуге, что она может не приходить, пока он сам ее не вызовет, потому что дочь некоторое время поживет у подруги.
Он отправился на работу, и вскоре явился Альтеро, размахивая пачкой документов. Он поднес их к носу и проговорил:
— От них за километр пахнет липой. — И, протянув их Каттани, добавил: — Глядите, о перевозке этого морфина будто бы просила фирма «Сицил фармачи». Просто курам на смех!
Комиссар сделал вид, что внимательно проверяет документы. И наконец сказал:
— Мне кажется, все в порядке.
— То есть как в порядке? — изумился Альтеро.
— Все законно, — Каттани поднялся из-за стола. — Что вы так на меня уставились? Думаете, я сошел с ума или совсем обалдел? Нет, мой дорогой Альтеро, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что эти бумажки липовые. Но нам выгодно принять их как подлинные. Через некоторое время они станут в наших руках оружием против, к примеру, Той же фирмы «Сицил фармачи».
— Так что же мне в таком случае делать? Отменить конфискацию судна?
— Разумеется. Альтеро покачал головой.
— Ладно, комиссар. До сих пор вы всегда оказывались правы.
Шел день за днем, и нервное напряжение становилось все невыносимее. Он непрерывно следил за каждым своим словом, каждым жестом. И изо дня в день, подобно Пенелопе, распускал кусок сотканного с таким трудом полотна. Иногда, когда он вечером возвращался домой, необходима была разрядка, и он в исступлении колотил кулаками о стену, пока не отрезвляла острая боль. Нет страшнее врага, чем невидимые тени.
После одной из таких вспышек он совсем обессилел. Но телефонный звонок, ставший для него кошмаром, наваждением, заставил комиссара подскочить, как на пружине.
Он услышал голос жены:
— Я тебя не разбудила? Прости, что беспокою.
— Нет, нет, какое там беспокойство.
Этот звонок требовал нового напряжения, опять нужно ломать голову, что-то выдумывать, чтобы жена не дай бог не начала что-то подозревать.
— Ты знаешь, я боюсь, — вдруг сказала Эльзе. — Меня мучает мысль, что ты из-за своей работы подвергаешь себя опасности.
— Гони подальше такие мысли, — с досадой ответил он.
— А как Паола?
— Она еще у своей подруги.
— Дай мне номер телефона. Я хочу поговорить с ней.
Он побарабанил пальцами по столику, на котором стоял телефон, и сказал:
— Лучше не надо. Не будем ее дергать. Она прекрасно поняла, что произошло между нами, и ей нужно немножко успокоиться.
Эльзе сразу заговорила другим тоном:
— Смотри, если ты хочешь отдалить ее от меня, я не позволю.
— Ну что ты выдумываешь? — Он пытался говорить как можно ласковее. — Может, мы с тобой не слишком хорошие муж и жена, но попытаемся хотя бы быть хорошими родителями. Мы должны думать о благе девочки, а не враждовать из-за нее.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что наша общая тревога за жизнь дочери, быть может, поможет нам вновь обрести друг друга. — Слова лились сами по себе, без всякой связи с его мыслями.
На том конце провода воцарилось изумленное молчание. Потом жена проговорила:
— Не шути такими вещами. Если по правде ты так не думаешь, не надо бросаться словами, только заставишь меня еще больше страдать. Ведь я уже почти примирилась с тем, что вышло.
— Послушай, — ободряюще проговорил Каттани, — когда Паола успокоится и вернется домой, давай с нею поговорим вместе, по-честному, А там решим, что делать.
Вконец вымотанный, он повесил трубку и бросился на постель. Скрестив руки за головой, уставился в потолок. Раньше он никогда не замечал, но как раз над ним на потолке темнело пятно. Маленькое темное пятнышко. Чем дольше он на него глядел, тем быстрее оно меняло свои очертания, превращаясь на глазах в какое-то страшное чудовище. Боже мой, только этого не хватало, пришел в себя Каттани, теперь еще и галлюцинации!
Потом, как стало уже привычным, позвонили похитители с новыми требованиями. Теперь они требовали, чтобы освободили Санте Чиринна.
— Да как я это сделаю? — возразил комиссар. — Поймите наконец, что все-таки не все возможно!
— Слушай меня хорошенько, — загремел голос в трубке, — меня не касается, что возможно, а что нет. Плевать я на это хотел. Этот парень гниет в тюряге, и его надо оттуда вытащить. Понятно? —
