— Я тоже люблю тебя, Коррадо.
Молоденький официант был невысокий, худющий, с крупными лошадиными зубами. Руки у него были жирные, фартук весь в пятнах. Он устало поставил тарелку с бифштексом перед Каттани и обтер ладони о передник.
— Послушай-ка, — сказал комиссар, — принеси мне еще большую кружку пива.
Парень кивнул и, шаркая ногами, поплелся между столиками. Траттория была переполнена. Посетители, большей частью молодежь, невообразимо шумели. Как раз напротив комиссара сидел мужчина лет пятидесяти в выцветшей кепке, из-под которой свисали длинные космы. Склонившись над столом, он не спеша тянул из стакана вино, что-то бормоча про себя, и на губах его запавшего рта то и дело появлялась ухмылка.
Каттани с трудом сдерживал раздражение. Он не выносил этот шум, грохот включенного на всю мощность телевизора, который все равно никто не слушал, не выносил этот все более сгущавшийся зловонный туман — смесь кухонного чада с табачным дымом.
К столику приблизился какой-то тип с усиками, жующий резинку. Он приложил два сальных пальца ко лбу, словно отдавая честь.
— Разрешите, комиссар? — спросил он, отодвигая стул и усаживаясь. — Мне надо с вами поговорить.
Каттани, не отвлекаясь от еды, продолжал кусочек за кусочком отправлять в рот свой бифштекс.
— Ну что ж, послушаем, — ответил он. Незнакомец мялся, видимо не зная, с чего начать.
Потом, как бы оправдываясь, проговорил:
— Гонца не казнят за плохие вести! — И после паузы добавил: — Друзья недовольны.
— Чем же они недовольны? — спросил Каттани, не поднимая голову от тарелки.
— Вашим заместителем.
— Альтеро? А что такое он сделал?
— Мешает, господин комиссар. Очень мешает.
— Такая у него работа.
— Но очень уж он всем осточертел. Так вот... — собеседник переломил надвое деревянную зубочистку. — Так вот, если бы завтра вы послали его в Палермо, мы бы обо всем сами позаботились.
— Что? — Каттани хватил кулаком с зажатым в нем ножом по столу. — Кровопролития я не допущу, — прошипел он сквозь зубы. — Понял, ты, грязное животное? — Он размахивал ножом перед физиономией незнакомца. — Я тебя сам прикончу! — Жилы на шее у Каттани вздулись, землистого цвета лицо было страшно.
Сидевший перед ним застыл с открытым ртом, в зубах у него застряла жевательная резинка. Его темные глазки были прикованы к сверкавшему в опасной близости ножу.
— Прикончу тебя собственными руками, — повторил в отчаянии Каттани.
Мужчина опасливо отодвинулся вместе со стулом, потом вскочил и пустился бегом к двери.
Каттани возвратился домой поздно вечером. Он был удивлен, увидев в квартире зажженный свет, а еще больше — двух ожидавших его там гостей.
— Вы нас уж извините, что мы позволили себе вот так войти к вам.
Это были кузены Чиринна, с напомаженными волосами и, как обычно, свисавшими из верхнего кармашка огромными платками.
— Мы пришли, чтобы взять кое-что для девочки. Платья, майки, трусы.
Каттани все еще не мог прийти в себя после разговора в траттории. Он схватил керамическую статуэтку и изо всех сил запустил ею в стену. Он попал в картину. Из рамы вылетело стекло и осколками усыпало кузенов.
— Мы пришли к вам как друзья, а вы психуете.
— Вы преступники, опасные сумасшедшие, — сказал Каттани. — Ничего для вас не стану больше делать.
— Ну ладно, ладно, — Продолжал тот же кузен снисходительным тоном. — Ладно, забудем эту историю с вашим заместителем. Кончено! Будто и не говорили. —
В руке у него была зажженная сигара. Направив ее на Каттани, он добавил: — Однако, со своей стороны, вы должны забыть синьорину Титти. Вы не соблюдаете нашей договоренности, тайком ходите к ней на свидания. Мы, конечно, все понимаем и многое можем простить, но и вы тоже должны проявить понимание.
У комиссара чесались руки. Он еще не пришел в себя после вспышки ярости, хотелось схватить эту парочку и размозжить их пустые головы так, как он разбил статуэтку. Но он ограничился лишь тем, что сказал:
— Смотрите, будьте осторожны, потому что эта история может для вас очень плохо кончиться.
— Ну вот, теперь вы хотите нас сглазить! — сказал кузен с сигарой. — А мы-то приберегли для вас приятный сюрприз. — Он нарочно выдержал долгую паузу и с улыбкой спросил: — Не хотите ли поехать с нами повидать дочку?
Завязав ему глаза, они уложили Каттани на заднее сиденье машины. Автомобиль кружил больше получаса. Каттани пытался мысленно проследить его путь, отмечая повороты, прислушиваясь к звукам извне. Но вскоре вынужден был от этого отказаться, так как перестал ориентироваться.
Когда машина наконец остановилась, ему помогли выйти и развязали глаза. Издалека донесся крик ночной птицы. Каттани била дрожь, он дышал прерывисто, с трудом. Вокруг было чистое поле. Он стоял под отбрасывавшим черную тень одиноким большим деревом. Вдали вырисовывался силуэт небольшого сельского домика. Больше в темноте ничего нельзя было различить.
Затем увидел, что со стороны домика движется свет фонаря. Кто-то шел по направлению к нему. Он так напряг зрение, что даже ощутил резь в глазах. И наконец разглядел: рядом с мужчиной с фонарем семенила девочка. По мере того как они приближались, отец чувствовал, что волнение отпускает его, сердце начинает биться ровнее. Он впился в дочь взглядом.
— Папа! — Девочка отделилась от человека с фонарем, побежала и бросилась в объятия отца.
— Дорогая, сокровище мое! — Каттани крепко прижал ее к груди, приглаживал растрепавшиеся волосы, вытирал слезы, продолжая шептать ласковые слова; — Маленькая моя, Паолетта, дорогая девочка. — И, не переставая, гладил ее, и, словно баюкая, прижимал к себе.
— Папа, ведь ты меня здесь больше не оставишь? — обеспокоено спросила девочка. — Они меня держат все время в темноте. Я даже никогда не знаю, день или ночь. Не оставляй меня здесь, папа.
— Ну потерпи еще немножко, дорогая, — отвечал отец. — Ничего не поделаешь, так надо.
— Сколько?
— Несколько дней. — Комиссар постепенно обрел хоть немного хладнокровия и спешил дать девочке какие-то наставления. — Не надо плакать. Папа скоро за тобой приедет. Ты должна держаться молодцом. Обещаешь? Мы с мамой будем снова жить вместе, ты будешь с нами, и вот увидишь, все мы будем счастливы.
— Да, папа. Я буду вести себя так, как ты говоришь.
Человек с фонарем приблизился к ним. Высокие сапоги у него были все в земле.
— Ну, пошли, — сказал он резким голосом. Взял девочку за руку и потащил за собой.
— Нет! Нет!— кричала Паолетта. — Пустите меня!
Некоторое время Каттани провожал ее взглядом, потом она скрылась в темноте. До него лишь доносились издалека крики девочки: «Папа, папа!» Он хотел броситься за ней, вслед ее голосу. Но один из кузенов ткнул ему в бок дуло пистолета и подтолкнул к машине.
Следствие по делу комиссара
Бордонаро поглаживал бородку, стараясь вникнуть в смысл того, что говорил сидящий напротив него
