Затем он напомнил о том, как открыл странные финансовые операции, осуществлявшиеся через банк Раванузы. И, добавил в заключение Каттани, лишь «похищение моей дочери заставило меня остановить расследование и взять назад некоторые обвинения».
Заместитель начальника оперативного отдела Альтеро, к которому после отстранения Каттани перешло ведение следствия, принялся за дело очень энергично. И результаты его работы были довольно обнадеживающими. Важное значение имело обнаружение «тюрьмы», в которой похитители держали пленницей дочь комиссара. Это была лачуга за городом, нечто вроде конюшни, принадлежавшая некоему Анджело Маррокко.
Однако после ареста Маррокко дело вроде опять застопорилось. Из арестованного ничего нельзя было выжать. Когда зампрокурора спросил у него, зачем там держали девочку, он словно с луны свалился.
— Какую девочку? — изумленно спросил он. — Я ничего не знаю.
Все угрозы и посулы были тщетны. Маррокко утверждал, что однажды к нему явились трое мужчин. Они сказали, что им нужна его конюшня.
— Разве я мог им отказать? — сказал Маррокко. Бордонаро думал, что он уже вот-вот вырвет признание.
— Кто же были эти люди?
— Таким людям нельзя отказывать. И разве я, мог спрашивать, как их зовут? — развел руками Маррокко.
Раздосадованный тем, что дальше этой конюшни не продвинуться, зампрокурора решил посоветоваться с Альтеро. Тот придерживался мнения, что необходимо все усилия вновь сосредоточить на расследовании финансовых махинаций. Он сказал:
— Распутать этот клубок мы сумеем, только если вновь займемся банковскими счетами тех, кто в короткое время сильно обогатился.
Но Бордонаро возразил, что это потребует много времени. Он торопился, он был молод и нетерпелив. В сотый раз зампрокурора просмотрел протоколы допросов Каттани и спросил себя: да разве этот документ не представляет сам по себе самого красноречивого обвинения? Ведь комиссар возлагает ответственность за похищение дочери непосредственно на банкира Раванузу и адвоката Терразини.
Поразмышляв день-другой, Бордонаро в конце концов решился. Он начал против них судебное расследование без содержания под стражей и вызвал на допрос.
Первым был Терразини, который не удержался от искушения и сразу же высказал, что он думает по этому поводу:
— Доктор Бордонаро, вы взвалили себе на плечи слишком тяжелую ношу. Смотрите, как бы она вас не раздавила.
Но зампрокурора не дрогнул. Наоборот, он попытался психологически одержать верх, прибегнув к блефу. Небрежно он проронил:
— У меня есть на то основания. Арестованный Маррокко начал давать показания.
Но на Терразини это не произвело никакого впечатления.
— А почему вы мне об этом говорите? — спросил он.
«Скользкий, как угорь», — подумал Бордонаро. И продолжал атаку:
— Комиссар Каттани утверждает, что именно вы приказали похитить его дочь.
В ответ Терразини расхохотался.
— Нет, вы мне скажите: с чего это вдруг мне понадобилось бы делать такую глупость?
— Причина была. Комиссар готовился предъявить вам обвинение в том, что вы финансируете сбыт наркотиков в крупных масштабах.
— Ах, да-да, — усмехнулся Терразини. — Если не ошибаюсь, я перевел деньги на банковский счет, открытый на имя какого-то цветка... Что-то в таком роде. — Он резко взмахнул ладонью, словно рассекая воздух, и добавил: — Это старая история. Впоследствии комиссар взял назад свои обвинения.
— Потому что тем временем у него похитила дочь, — сухо комментировал Бордонаро.
Здесь Терразини прибег к испытанной оборонительной тактике, часто весьма действенной: отвергать без разбора все подряд обвинения, черня и оговаривая того, кто эти обвинения выдвигает. Понизив голос до шепота, словно сообщает нечто доверительное, он сказал:
— Доктор Каттани может пенять только на самого себя. Бегал за женщинами. Втюрился в молодую герцогиню. А это, как вы знаете, вывело из себя одного человека... как бы его назвать? Одного петушка. Теперь, конечно, комиссара мучают угрызения совести. И он говорит, что из-за любовных историй не похищают детей, как у него похитили дочь. Он уверяет: мое расследование кое-кому мешало, меня хотели остановить. Бедняга, его можно понять, когда он приводит такие оправдания. Но мы должны считаться с фактами, не поддаваться эмоциям.
Не в силах больше слушать этот урок лицемерия зампрокурора отпустил Терразини и начал допрос банкира Раванузы.
В отличие от Терразини он, казалось, нервничал. Ерзал на стуле, то и дело терял терпение, срывался.
— Короче, выходит, что после того, как я всю жизнь честно трудился, — возмущался он, — теперь я превратился в человека, преследуемого правосудием!
— Никто вас не преследует. Я лишь пытаюсь разобраться в некоторых совпадениях. Например, чек, на который арестованный Маррокко купил лавку, вышел из вашего банка. Что вы можете сказать по этому поводу?
Реакция Раванузы была весьма бурной.
— На что вы пытаетесь намекать? Что это за инсинуации!
— Успокойтесь, — строго сказал Бордонаро. — Я ни на что не намекаю. Я говорю, что имеется много неясностей в отношении вашего банка. К примеру, я хотел бы узнать, кому принадлежат два текущих счета, открытые на условные имена Жасмина и Мака.
Равануза, прежде чем отвечать, немного подождал. В тишине слышалось его тяжелое дыхание. Потом, чувствуя, что пауза слишком затянулась, он произнес:
— Не помню.
— И вы думаете, я вам поверил! — воскликнул Бордонаро. — По этим двум счетам рекой текли миллиарды лир, а вы не помните, чьи они!
— Меня не касаются частные дела моих клиентов.
— В таком случае я вам скажу, что согласно расследованию, проведенному комиссаром Каттани, эти счета принадлежат вам и адвокату Терразини.
Ответ Раванузы можно было предвидеть:
— Но ведь потом комиссар отказался от своих утверждений!
— Знаю, — сказал Бордонаро, — но теперь он подтверждает все свои прежние показания.
Однако то, что здесь заявил Равануза, вряд ли кто мог предвидеть:
— И вы верите человеку, ослепленному ненавистью? Человеку, у которого похитили и изнасиловали дочь?
Бордонаро сидел, наклонившись вперед. Он резко поднял голову и ударил кулаком по столу.
— А вы откуда об этом знаете? — закричал он.
Застигнутый врасплох, Равануза не понимал, что такого ужасного у него случайно вырвалось. Глаза его растерянно забегали, и он тщетно, словно взывая о помощи, обращал взгляд к адвокату, своему защитнику. Наконец банкир пробормотал:
— Простите, что такого я сказал?
— То, что девочка была изнасилована,— наседал на него Бордонаро. «На сей раз ты у меня не выкрутишься», — подумал он.
Равануза, казалось, чуть приободрился.
— Да об этом все знают, — проговорил, он.
— Ошибаетесь, — возразил зампрокурора. — Об этом никому не известно. И вы тоже не должны были бы знать.
— Я повторяю лишь то, о чем говорят вокруг, — запротестовал банкир.
