интересы производства и желанные прибыли! Об этом только и пекутся истинные труженики и авторитеты большой химии. - Пододвинув к себе телефон, Ева Казимировна поерзала и пересела со щекочущих, выпирающих пружин старенького дивана на жестковатый валик. Откинув с глаз прядь влажных волос она спросила Нину: - Москву можно вызывать отсюда или лучше с почты?
Нина тоже встала, и низенький, промятый диван облегченно и протяжно вздохнул.
- Лучше с почты.
- Помоги, Ниночка, я так нуждаюсь в твоей поддержке, - уловив свое отражение в оконном проеме Ева Казимировна прищурилась, смахнула платочком пыль со стекла. - А старость все же подпудривает своим пеплом. Эх, половодье времени!.. Ничто на свете не тянется так медленно и ничто не летит так быстро. Знай это, Ниночка, и кое-что пересмотри в своем гордом одиночестве... Прости, милая, я сегодня удивительно непоследовательна и экстравагантна. Не кажусь ли я тебе, Нина, такой?.. Аи, не беда! Еву Каганову во всяких видах знают! - она снова всмотрелась в свое волнистое отражение, отошла от окна.- Безутешная старость: лишилась я последнего - своих всевидящих очков!.. На Метанова понадеешься и не того можешь лишиться! Горазд щипун, но не очень!.. Правда?..
Неожиданное восклицание Кагановой насторожило Нину, и она предпочла лучше промолчать.
- Впрочем, наш Сема не лишен приятностей, сластолюб и эрудит. Для ваших пампасов такой грамотей - истинное светило. Не шучу, милочка! В нашем институте на него делается солидная ставка.- Каганова сделала приличествующую паузу, подержала перед глазами пустой футлярчик от пенсне и подошла к Нине. - И ты у нас в заздравном листе числишься. Надеюсь, оправдаешь надежды и расчеты своих друзей!
Нина пожала плечами, вздохнула.
- От меня в этой баталии с печами так мало зависит! Я, кажется, напрасно заняла чье-то ответственное место на опытной установке. Не осиливаю, многое прощаю... Столько уже наворочено! А если бы Брагин не помогал!.. Ворчит, клянет, но лезет в самое пекло.
- Не путаешь ли ты этих двух витязей, Нина Алексеевна, Брагина с Игорем Марковичем Завидным? - перебила Каганова, не обращавшая внимание на постоянные телефонные звонки, адресованные, видимо, хозяину кабинета, парторгу Сахатову,
- Вы же просили откровенно, Ева Казимировна!..
- Разумеется, как добрые подруги. Ты прости меня... Ненавижу себя за бестактность, а братец- академик когда-то за это меня сёк!.. Тебе одной открываю свои семейные секреты. Про самого-то Каганова пустячки рассказывать не следует. Тебе-то, милочка, откуда про это знать, а я в таких кругах циркулировала и такими знакомствами подкрепилась - не везде сказать про это рискнешь. Некоторые завистники считают, что все это по милости брата, и злословят: у счастливицы, мол, короткий век! Но как они, легковерцы, ошибаются. Жалко их! Связи - есть связи, и не всякие перемены могут их оборвать. Наоборот, иные встряски только укрепляют эти свойские отношения. Видишь, как я с тобой откровенна! И само собой, милая, надеюсь на взаимность. А взбалмошность мою прости... У меня до невозможности деятельный и острый интеллект. Это во мне открыли другие, но не наше семейное светило. Друзья раскрыли мой талант, и научили пользоваться этим надежным орудием. - Ева Казимировна, подавшись к затененному ветками маклюры окну и взглянув на часы, словно сверив их по оконному секстанту, поспешно обернулась к Нине. - В тебе, моя подружка, я тоже сделала открытие. Есть у тебя и умственная цепкость, и женская притягательная, чувственная сила. Злоупотреблять своими возможностями, пожалуй, безрассудно, а испытать в стоящем деле не только не возбраняется, но и предписывается здравым смыслом. - Каганова могла делать не только стремительные деташе, отделять речевым смычком нотку от нотки, но и говорить длинными периодами, сохраняя в монологах и академическую логичность, и кое-что другое; она умело добавляла в свою речь и житейского навара, и прямого салонного цикория, и вернодействующей цикуты. Нина хотя и обратила внимание на искусство Евы Казимировны, однако даже не догадывалась, сколь искусна была гостья в этом труднейшем амплуа. - Я не дала тебе, Нина, досказать про твоих влюбчивых дружков... Любопытного пыжика и цепкого кобчика Брагина и красиво оперенного попугайчика Игоря Марковича!.. Кто из них и на что горазд? Только не путай: разве от катастрофы нашу печь спас не Завидный? Сейчас же расскажи... Говори, пока я тебя опять не перебила и не увела в сторону. А, впрочем, рядом со столбовой дорогой, по которой мы маршируем в общем строю, неплохо иметь свою стороннюю тропочку. Ну, опять меня потянуло на обочину! Рассказывай, Нина, я слушаю и молчу!
- Если про все говорить, будет долго и в кабинете парторга не совсем удобно, - взяв себя в руки и сосредоточившись на главном, Нина решила не запускать и не затемнять разговора с Кагановой. - Не лучше ли нам поехать на озеро, к установке! Там у меня записи, дневник, акты аварий...
- Никуда, милочка, не надо отсюда перемещаться. Здесь наш приют! - точно определила свое местонахождение во вселенной решительная и в то же время осмотрительная Ева Казимировна. - В кабинете партийного руководителя никто не побеспокоит. Телефон - нас не касается. Пусть себе звонит. - Телефон, действительно, звонил почти непрестанно, но на него перестали обращать внимание. Каганова мельком по этому поводу заметила: - Все повторяющееся становится обычным. Телефон не мешает, он даже прикрывает... говори, умница!
- И про несчастный случай? - Нина решила и впрямь быть откровенной. - Вся система транспортера, подача мирабилита, сигнализация - все это вызывает опасение. Тут столько недоделок!
- Не с перепугу ли подобные аффектации, Нина Алексеевна? - Не глядя на собеседницу, спрашивая, но не настаивая на скором ответе, проговорила Каганова.
- Другие утечки тоже беспокоят, - продолжала Нина, быстро переносясь мыслями к своему дымному хуторку в степи и погружаясь в 'кипящий слой'. - Энергии уходит вдвое больше... И циклоны портят дело, страшные уносы, порча добра, а гранулы!..
- Не утруждай себя, Нина, плохого мне и без тебя наговорят предостаточно. - Каганова начинала нервничать, и теперь телефон стал досаждать. Она порывалась к трубке, но притрагиваться не решалась, опасаясь чего-то. - Тот, кто ищет у нашей печи неполадки, не делает открытий. Мы и сами кое-что знаем, не боимся доработок. Но полезней будет заняться этим, когда сдадим печь, получим гарантии и патент... Надо опередить всех конкурентов. Странно, что именно этого мы никак втолковать не можем. В этом, простите, Нина, главный пункт помешательства ваших тугодумов. Инкриминируемые нам грехи не так уж и существенны и страшны.
- Я веду такой учет, Ева Казимировна!
- Прилежность ваша мне тоже известна, миленькая!- эта реплика Кагановой, по всей видимости, была давно уготована тем, кто попытается потрясать рабочей документацией. - Метанов меня аккуратно и весьма пристрастно информирует. Поверьте, в подобных вещах Сёма толк знает, а заинтересован он не в 'точности' твоего учета.
- Да, он может подтвердить! - тоже впадая в нервозность, воскликнула Нина, искренне желая помочь своей руководительнице. Но не подумала она про то, что может перестараться. И Каганова намекнула на это.
- Я не сомневаюсь, что Метанов все может подтвердить. Тем более, когда он помогал вам, Нина Алексеевна, строить... да, строить и подстраивать ваш учет. Как вы не можете понять, инженер Протасова! - раздраженно посетовала Каганова на слепую наивность Нины. - Мы ьам доверили судьбу своего детища, и не хотели бы в вас ошибиться, инженер Протасова!.. Мы должны говорить с вами как галурги- профессионалы, а не как приготовишки, - Каганова стала напряженно прислушиваться, как будто теперь уж сама хотела телефонного звонка, но никто больше не звонил. Было утомительно тихо, и собеседницы услышали возбужденное дыхание друг друга.
Переглянувшись, они устыдились этого неожиданного открытия. И пожалели, что разговор прекратился. Нередко свое смущение или застенчивость некоторые люди пытаются скрыть вспышкой гнева, дерзостью и даже грубостью. Как это ни было угловатым и предосудительным, Ева Казимировна поступила именно так. Она вдруг ошарашила Нину таким вопросом:
- Что вы думаете, Нина Алексеевна, о конфиденциальности нашего разговора?.. Не старайтесь искать ответа. Никакой конфиденциальности у нас нет и не было. Во-первых, мы находимся в кабинете парторга; а во-вторых, и это самое важное: обо всех неполадках, о технике и секретах вашего учета и отношениях к новой технике я буду говорить перед коммунистами комбината. С присущей мне прямотой и пролетарской страстью буду говорить!
- Можно подумать, что я против! - воскликнула Нина, и ее искренность изрядно перепугала
