ДЕЛО. У тестя вдруг появилось к нему дело. Радоваться этому или кручиниться? Во всяком случае, Петр Челышев перестал чувствовать себя бедным родственником.
Не припоминаю, говорил ли я о своей идее насчет открытия тотализатора в «Конторе»? Скажем, кто как пройдет «тест Талльской». Некий букмекер — приватно, разумеется, чтобы не прознало руководство и не прослышали болтуны, — принимает ставки: «пройдет», «не пройдет», «скорее пройдет» и прочее. Варианты можно обмозговать и сформулировать должным образом, если взяться за дело всерьез. Все равно в курилках и по пути к метро большинство служащих обсуждало происходящее в родной фирме и строило прогнозы на будущее, далекое и недалекое. Многие даже относительно этого будущего спорили. А раз люди уже спорят, так что проку им спорить за здорово живешь? Пожалуйте сделать ставку: «Кто станет начальником отделения на Марксистской?», «На какой машине приедет главбух из турне по Европе?», «В какой цвет покрасят стены в коридоре по окончании ремонта?». Спорьте, люди!
Пожалуй, не просто было бы этому букмекеру просчитать ставки в отношении «теста» для Роберта Мастеркова. С новыми людьми всегда тяжело. Сколько везунчиков срывали банк, делая ставки на «серых лошадок»! И не сосчитать...
Что же до Мастеркова, то можно, конечно, «плясать» от того, что выглядел этот парень записным клоуном, и, следовательно, оценить его шансы как ноль с небольшим, но знающий свое дело букмекер по такому пути не пойдет. Тупиковый это путь. Тупиковый уже потому, что испытательный срок упомянутому клоуну все же назначили. Выходит, есть под непробиваемым с виду скафандром «рыжего» нечто скрытое от праздного ока, нечто такое, что позволило ему благополучно пройти собеседование в отделе персонала. Не каждому же пришедшему с улицы человеку вешают на грудь бейдж с его фамилией и логотипом «Конторы», где значится, что данный избранник — сотрудник отдела продаж. Многим соискателям указывают на дверь безо всяких испытаний, а этому парню не указали. Неспроста же.
Если взвешивать шансы объективно, то нельзя не отметить редкий для российских клерков талант Роберта: знание китайского языка. Черт его, конечно, знает, зачем «Конторе» Мастерков, но кто может знать о планах руководства? Опять же, когда из всей информации известны только возраст, образование и способность к иностранным языкам, выбирать не приходится.
Сдается мне, что, даже прочитав о Роберте Мастеркове самое полное досье, составленное в лучших традициях спецслужб и шпионских боевиков, ни один букмекер и ни один заправский игрок не смогли бы сделать верную ставку. Предположить, что неуклюжий парень в женской жилетке выкинет то, что выкинул, а тем паче сделать на это ставку не решился бы ни один здравомыслящий человек.
В первый свой рабочий день новоиспеченный сотрудник отдела продаж Роберт Мастерков появился в «Конторе» с букетом. Пять длинноногих бордовых роз, спеленутых в раскрашенную пленку и пересыпанных этой травкой... Ну, знаете, такие веточки с маленькими белыми цветками, их всегда добавляют в букеты... Короче говоря, богато выглядел букет, не стыдно и дарить.
Мастерков занял нишу между двумя холодильниками и, аккуратно положив букет на итальянский прилавок, замер, воззрившись на дверь, очевидно поджидая ту или того, кому цветы предназначались.
Пришедшие пораньше имели возможность лицезреть новобранца с букетом. Они косились на замершего в выбранной нише юношу и, понизив голос, перебрасывались остротами и версиями относительно предназначения букета. Подходили другие сотрудники, им сообщали о примечательных подробностях появления на работе нового менеджера, делая многозначительные лица и чуть заметно кивая в направлении, куда нужно осторожно взглянуть, чтобы, «не выходя за рамки», воочию увидеть чудака, спутавшего, очевидно, первый день на работе с первым посещением школы.
Всех, разумеется, занимал вопрос: кому цветы? Тут же родилась версия, что у юноши в рядах конторы есть некая патронесса, которой он и намеревается выказать признательность за свое трудоустройство. Так себе версия. Ни один добрый человек, каким бы тщеславным он ни был, не желает афишировать своего протеже, тем более столь явно. Так что лишь последний идиот мог в первый же день сдать своего покровителя со всеми потрохами. Неужели этот клоун настолько глуп?
Парень, застывший меж двух холодильников, не мог не замечать бросаемых на него украдкой взглядов или, по крайней мере, не догадываться о том, что такие взгляды имеют место быть. Тем не менее он продолжал торчать в своей засаде, усердно вытягивая шею и высматривая среди входящих нужного человека.
Народ прибывал, и большинство сотрудников, кому вменялось в обязанность появляться на службе в установленный час, уже оказались в толпе зевак.
Без четырех минут девять в зал своей «пионерской» походкой вошла Ольга Талльская. Бросив взгляд на часы, она удовлетворенно кивнула сама себе и промаршировала к стойке, высматривая на ходу рассеянных по залу менеджеров отдела продаж: кого еще нет? Не дойдя до стойки пару шагов, она остановилась в нерешительности, наблюдая нечто странное, происходившее с сослуживцами. Вместо того чтобы коротать оставшиеся до начала рабочего дня минуты, погрузившись в собственные проблемы, те, только что не разинув рты, смотрели на нее. Было от чего притормозить. В чем, собственно, дело?
Однако спустя три четверти секунды Ольга с облегчением поняла, что объектом всеобщего любопытства является не она. Два десятка округлившихся глаз смотрели не на нее, а мимо нее, на что-то, происходившее прямо за ее спиной.
Что же это? Она обернулась.
Прямо перед ней стоял Роберт Мастерков со своими розами наперевес. Улыбка «а-ля Фернандель» или даже шире. Он выглядел бы торжественно, когда б не его наряд. Ольга вздрогнула и отшатнулась, ощутив труднопреодолимое желание ретироваться и укрыться в рядах сослуживцев.
— Это что? — спросила она, строго глядя на молодого человека.
Этот новый менеджер еще вчера показался ей странноватым. Можно было ожидать, что он учудит что-нибудь из ряда вон, но чтобы человек начал чудить еще за полторы минуты до звонка... Что же это будет за работник?
— Это — вам, — сообщил Роберт, улыбнувшись еще шире.
— Мне? — Ольга оглянулась в нерешительности на соратников-конторцев, то ли ища поддержки, то ли желая убедиться, что происходящее — не пролог какого-то тонкого и не слишком безобидного розыгрыша. А может статься, обернулась не избалованная мужским вниманием и подарками девушка, досадуя на избыток свидетелей, отчего акт дарения букета приобретал статус не человеческого жеста, но некоего общественного действа, сродни поздравлению от лица всего коллектива с днем рождения или иным праздником.
Строй зевак загудел то ли удивленно, то ли одобрительно. Щеки девушки тронул заметный румянец, она уже протянула было руки, чтобы принять букет, но спохватилась.
— В честь чего? — спросила она сурово.
И в самом деле, в честь чего преподносились эти розы? Никто, даже самый отпетый карьерист, никогда не делал подарков своим начальникам в первый же день, во всяком случае прилюдно. Это выглядело бы махровым подхалимажем и не помогало снискать ни расположение посаженного в галошу патрона, ни уважение коллег. Две дюжины наблюдателей приглушили свое дыхание, чтобы не упустить ни слова из ответа новобранца.
— Ну, как...
Улыбка Роберта неожиданным образом трансформировалась. Рот был все еще растянут, будто между щек у парня вставили карандаш, но верхняя губа опустилась, скрыв ряды добросовестно начищенных зубов, и подалась вперед, накрывая заодно и губу нижнюю. В то же время глазки юноши сузились до восточных щелочек. Смысл этой метаморфозы требовал комментариев: то ли Роберт сменил радушную улыбищу на игривую улыбочку с подтекстом; то ли молодой человек смущен вопросом; то ли вопрос пришелся не по вкусу и реакцию эту стоит сравнить с судорогой от дегустации лимона; то ли новый штатный клоун решил позабавить публику шаржем на кролика или китайца.
— ...знакомясь с симпатичной девушкой... — медленно выдал следующую порцию объяснений Роберт.
— Здесь довольно много симпатичных девушек, — парировала Ольга, указав плавным жестом на столь же достойные преклонения особы.
— Да, действительно. — Роберт полоснул взглядом по рядам наблюдателей, вызвав некоторое замешательство: девушки поскромнее потупились, основная же масса женщин критически оценивала,
