пастухов. Около водохранилища стояла ветхая хижина.
Ближе к Басару мирно отдыхала отара. Здесь же лежал на брюхе верблюд и дремал, вытянув длинную шею на горячий песок. Иногда он лениво бил хвостом по земле.
Собак возле стоянки заметно не было.
Басар достал бинокль и долго наблюдал за пасту-шечьим очагом, где в золе выпекался чурек и кипел кумган.
Эшшиев вздрогнул: из хижины вышел милиционер, прикрыл глаза рукой и стал оглядывать окрестности. Затем снова вернулся в хижину.
Диверсант, словно ужаленный, отскочил назад, пригнулся и стал рассматривать в бинокль стоянку пастухов, которая находилась возле второго колодца.
Он пришел в страшную ярость, когда разглядел около стоянки пастухов двух оседланных лошадей.
К вечеру, вконец измучившись, Эшшиев довольно близко подошел к третьему колодцу. Засев среди густых зарослей тростника, он принялся пристально рассматривать стоянку.
Близ колодца, кроме суетившегося старика, никого не было видно.
Неподалеку от старика валялся в пыли осел, почуявший вечернюю прохладу.
Старик бестолково метался то туда, то сюда. Наконец, закончив приготовления, он поднял осла, оседлал его и поехал прочь от стоянки.
Басар, срезав путь, пошел ему навстречу. Увидев измученного путника, старик, уже успевший подняться на бугор, усеянный гормолой, остановил осла.
— Салям-алейкум, отец! — слабым голосом поздоровался Басар, глотая слюну.
Старик, пристально посмотрев на него, ответил!
— Алейкум-эссалам! Это ты, Меред?
— Я не Меред, отец.
— Кто же ты?
— Я из соседнего района. Потерял своего верблюда, вот ищу его. Был у меня еще и конь. Но когда я задремал, он развязался и убежал, — лгал Басар.
— Да, плохи твои дела. Значит, ты сильно устал. Иди пока к стану.
— А ты куда?
— Пойду и приведу кого-нибудь из соседней стоянки. Бадья оборвалась и упала в колодец. Воды нет ни глотка. Скоро приду. Пока стадо придет, нужно набрать воды в хранилище, — сказал старик, собираясь пришпорить осла.
— Зачем же вам приводить кого-нибудь из другой стоянки? Я сам спущусь в колодец и привяжу бадью к канату.
— Колодец очень глубокий.
— Не страшно.
— Справишься ли ты?
— Справлюсь, отец. Это для меня не в новинку.
Старик засомневался, но все же повернул осла назад к колодцу. Басар направился вслед за ним.
Закрепив канат вокруг талии Басара, старик опустил его в колодец.
Через некоторое время снизу раздался голос Басара:
— Все. Тяните!
Старик несколько раз потянул канат, отпустил его. Потом, нагнувшись, крикнул в гулкий колодец:
— У меня не хватает сил вытянуть тебя. Подожди, сейчас прикреплю канат к верблюду.
Старик пошел к верблюду, но по пути он поджег приготовленную кучу сухого навоза. Густой дым поднялся кверху.
Пока он прикреплял канат к верблюду; к стану подъехали двое военных. Они жестом поздоровались с аксакалом и встали наготове около колодца.
Старик, перебросившись несколькими словами с находившимся в колодце Басаром, стал водить верблюда. Канат натянулся как струна.
Когда верблюд дошел до разворота, из колодца показалась голова.
Басар, задыхаясь, глубоко дышал. Он ухватился, чтобы вылезти, за край колодца, но его подхватили военные, и вытащили наверх, словно ребенка.
Эшшиев душераздирающе закричал и стал вырываться, но руки, державшие его, ни на мгновение не ослабляли хватку.
Один из военных произнес:
— Успокойтесь Эшшиев. С вами будет еще большой разговор, а вы с самого начала впадаете в панику.
* * *
Среднего роста путник, с мутными, слезящимися глазами, одетый по-летнему, загорелый, в видавшей виды фуражке вышел на старую дорогу.
Дорога шла по левому берегу одного из арыков.
Путник снял со спины свой груз и опустил его наземь возле одинокого камышьего островка.
Оглядевшись по сторонам, он убедился, что вокруг никого не видно.
Стояло раннее утро. Заря едва прорезалась, и птицы только-только начали просыпаться. Щебетали ласточки на клеверном поле, готовясь к дальнему полету. Некоторые из них сидели парами на телеграфных проводах, поглядывая на старую дорогу.
Путник немного отдохнул и, взяв пустую флягу, пошел к реке. Он искупался, освежился и вышел на берег. С соломенных волос стекала вода.
В это время со стороны Ташауза послышался стук колес телеги. Вскочив с места, путник поспешно вышел на дорогу навстречу ей.
Телега, запряженная двумя лошадьми, быстро приближалась. Лошади были тощими, но повозку тащили старательно, так что извозчику, крепко держащему поводья, приходилось сдерживать их.
На вид извозчику было лет 30—35. Широкое лицо его было темным от загара. Густые широкие брови, сросшиеся на переносице напоминали цифру «3», нарисованную углем на камне. Это делало его лицо свирепым, так что иной встречный мог испугаться.
Путник, увидев на голове арбакеша четырехугольную тюбетейку, махнул ему рукой и закричал ему по- узбекски:
— Остановись, друг!
Арбакеш сердито посмотрел на него и хотел было проехать мимо, но лошади сами остановились около путника.
— Что вам от меня нужно? Освободите дорогу, говорю вам!
— Ничего не нужно, друг мой! Мы проверяем пустыню Ташауз.
— А вы кто?
— Я из геологической экспедиции. Меня доставили сюда ночью. При мне некоторые образцы материалов, их необходимо срочно доставить в Ташкент. Груз тяжелый, чуть руки не отвалились. Если не верите, посмотрите: вон ящик за камышом. Друг, если вы едете в сторону Чарджоу, захватите и меня. Довезите хотя бы до того места, куда едете, а там уж я кого-нибудь попрошу. Я вас отблагодарю,— заискивающе улыбаясь, он сунул руку в карман.
Арбакеш мягко спросил:
— Документы есть?
— Есть, есть!
Путник вытащил из одного кармана паспорт, военный билет, потом удостоверение личности и протянул все это арбакешу.
— Коваленко Виктор Степанович, украинец, — читал тот по слогам паспортные данные, а потом посмотрел и другие документы.
— Вы, оказывается, младше меня! — продолжал арбакеш.—Значит, вы направляетесь в Ташкент? Да, большой город. Мне довелось побывать там несколько лет тому назад. А вам повезло: я как раз еду в Чарджоу. Везу тракторный мотор на ремонт. У нас всего один трактор. .
