«Если он на самом деле убил Маммедша с такого расстояния, тогда, правду говорят, этому человеку покровительствует сам аллах и все святые», — подумал про себя Иламан, все еще не веря в смерть Маммедша.
Когда они рысцой подъехали к дому, последние сомнения Иламана улетучились.
На веранде, уткнувшись лбом в пол, лежал убитый Маммедша. Широкий затылок его был подобен доске палача.
Из раны во лбу била фонтаном кровь, заливая искусно расшитые узоры ковра, застилающего пол веранды. Влажный, чистый утренний воздух мешался с тошнотворным запахом испаряющейся крови.
Стараясь не смотреть на страшную картину, Иламан отвернулся и отошел в сторонку. Однако на полпути его настиг тонкий, пронзительный голос Чоллека, проникающий в душу.
— Эй, сирота, иди сюда.
Иламан вернулся.
— Раскрой мешок!
Иламан поймал мешок, брошенный ему Чоллеком, и стоял, не зная, что делать дальше.
— Ну, что стал? Подойди!
С этими словами Чоллек вытащил из ножен клинок и запустил его в затылок Маммедша, ловко отделив голову от туловища.
Острый запах хлынувшей крови резко ударил в нос Иламану, заставив его смертельно побледнеть.
Чоллек велел:
— Пошире раскрой мешок!
Иламан, изменившись в лице, лихорадочно трясущимися руками исполнил приказание. Чоллек бросил в мешок голову Маммедша и произнес:
— Завяжи мешок и отнеси его в дом.
Нукеры, расстреляв часть людей Маммедша, пытавшихся бежать, привели семерых избитых пленных.
Чоллек подошел к матери Менджака, которая сидела, приложив кусок ваты, напитавшейся кровью, к ране на носу.
— Эй, старая! Женщина подняла голову.
— Погляди на них, — сказал Чоллек, указывая на пленных, сбившихся в кучу. — Только вот эти дураки оказались виновными в том, что ты ранена. А мы разве позволили бы упасть хоть волоску с твоей головы?.. Старуха молчала.
— Не зря сказали старые мудрецы: кровь смоется кровью, — продолжал Чоллек, постепенно повышая голос. — За каждую капельку твоей крови каждый из этих бандитов поплатится своей жизнью. Джигиты мои! — сделал Чоллек театральный жест. — Возьмите их и расстреляйте где-нибудь подальше.
Пленные, простирая руки, принялись умолять про« стить их во имя аллаха и всех святых, но Чоллек был непреклонен. Весь вид его говорил о том, что о поща-де не может быть и речи.
Чоллек самолично выстроил пленных в ряд и приказал нукерам расстрелять их.
Когда нукеры выполнили его повеление, он сказал Менджаку, который стоял рядом:
— Вот так-то, брат... — голос Чоллека звучал тихо. — Теперь этим нукерам, участвовавшим в расстрелле, некуда будет деться. Они никуда не смогут уйти от нас, перед ними захлопнутся все двери. Их отделила от остальных дехкан бурлящая река крови.
— Раньше нам надо было так поступить,
— Ничего, и сейчас не поздно.
— Ты прав, ага.
— Джигиты, — обратился к своим нукерам Чоллек, повысив голос. — Вот в этом мешке находится пустая и глупая голова Маммедша. Сегодня у нас той! Если есть среди вас желающие участвовать в состязаниях, пусть пришпорят коней. Приз: английская винтовка и сотня пуль к ней. Только вместо козленка, которого нужно играть, будет вот этот мешок с головой.
Мешок с головой Маммедша бросили на середину поля, покрытого маками и свежей осокой. Всадники разъехались в стороны, образовав кольцо.
Чоллек с Менджаком стояли поодаль, на холме, от» куда удобно было наблюдать за ходом состязаний.
Выстрел Чоллека в воздух послужил сигналом в началу соревнования.
Всадники, изо всех сил нахлестывая коней, бросились к мешку с головой. Каждый жаждал первым за владеть им,
Один из нукеров, чей конь оказался самым быстрым, опередил остальных и захватил мешок.
Но не тут-то было! Другой нукер, мчавшийся ему навстречу, тоже вцепился в мешок, и уже через несколько мгновений все джигиты, которые участвовали в этой кровавой сцене, схватились друг с другом.
В ночь после того дня, когда Чоллек отомстил Мам-медша и его нукерам, Иламан бредил и никак не мог уснуть. И рядом лежащим не дал спать. Едва усталость смежала веки, к нему устремлялись кошмары, и мальчик, пронзительно крича, бросался из стороны в сторону.
В последующие дни Иламан почти совсем потерял сон, ему удавалось спать в сутки не более трех часов.
Поскольку Иламан в основном исполнял обязанности конюха и слуги Чоллека, он располагался спать рядом с ним, чтобы не мешкая выполнить любое повеление господина.
Минула неделя после страшной сцены, перевернувшей все нутро Иламана, и он стал свидетелем еще одного кровавого происшествия.
И в эту ночь Иламан, по обыкновению, не мог уснуть. Но он старался не кричать по ночам, чтобы не тревожить Чоллека и остальных.
Иламан, лежа на спине, наблюдал в окно за огромными медлительными облаками, между которыми время от времени показывалась луна.
Глаза у мальчика болели до слез, казалось, в них кто-то насыпал песок, но спать совсем не хотелось. Не спал, однако, не он один. Что-то беспокоило и Чоллека.
После полуночи к дому подъехали три всадника и, привязав коней, разбудили только-только задремавшего Чоллека.
— Сердар, твое повеление выполнено, — еле слышно прошептал один из приехавших. Иламан догадался, что это был Менджак.
Чоллек встрепенулся.
— Мы прочитали молитву за упокой души старика и его братца, — продолжал Менджак.
— Я вас отблагодарю, батыры. А пока одыхайте с дороги. Вы, наверно, устали. Попейте чай, поужинайте, покурите и ложитесь спать.
Чоллек посмотрел на Иламана, который лежал не подвижно, стараясь не дышать.
— Эй, сирота, проснись!
Иламан открыл глаза, делая вид, что только что пробудился ото сна.
— Поставь кумган на огонь!
— Слушаюсь, сердар-ага, — ответил Иламан и вскочил с постели. Внутри у него все дрожало от ус лышанного страшного разговора.
— Может, ты не спал? — внезапно спросил Менд жак. Широко шагая, подошел к мальчику, чиркнул спичкой и внимательно посмотрел ему в глаза. — Ты что, так лежал? В потолок смотрел? Ну-ка, скажи что ты слышал?
— Я ничего не слышал, ага. Я спал. Меня разбудил сердар-ага...
— А ты не врешь? — спросил Менджак мальчика а крепко схватил его за подбородок.
Иламан от боли прикусил язык и отчаянно завер-тел головой, пытаясь вырваться.
— Ступай, — оттолкнул его Менджак.
Когда Иламан отправился набирать воду в кумган, Менджак взволнованно произнес:
— Сердар! По-моему, твой сирота слышал наш разговор.
— Не думаю.
