толпились местные жители и приезжие, желавшие попрощаться с участниками миссии. Увидев Саласара, они разразились криками благодарности и здравицами в его честь. Мужчины благодарили со слезами на глазах, женщины подносили детей, чтобы тот коснулся, благословляя, их головок, старушки норовили обзавестись клочками его сутаны, чтобы впоследствии изготовить из них ладанку, из-за чего инквизитор рисковал остаться в одном исподнем, так и не дойдя до повозки.
Именно в тот момент из толпы высунулась чья-то рука. Крохотная левая ручонка с красной, усеянной узелками ленточкой на запястье отчаянно тянулась вперед. Народу было слишком много, но Май была полна решимости довести дело до конца. Со всех сторон ее толкали, пихали, давили, мешая увидеть предмет ее вожделений, зато она чувствовала его присутствие. Этим и хороша любовь. Май изо всех сил тянула и тянула руку, и вот ей удалось его коснуться. Погладить руку любимого — всего несколько мгновений счастья! Почувствовать, какая нежная у него на ощупь кожа, как красивы очертания ладони: все это отложилось у нее в памяти навсегда. Она успокоилась при мысли о том, что приворот был проделан полностью и завершен как надо. Теперь оставалось только ждать.
Она видела, как закрылись темные деревянные дверцы кареты, обитые коричневой кожей. В окне между занавесками возник темный силуэт послушника, который в замешательстве то поглаживал свою правую руку, то подносил ее к губам. Май застыла посреди улицы, не обращая внимания на толкавших ее время от времени людей, которые продолжали кричать вслед отъезжавшим слова прощания, пока тень последней повозки наконец не исчезла за углом. Мало-помалу голоса стихли, толпа рассеялась, а Май так и осталась стоять в одиночестве, глядя вдаль. Затем, вся переполненная счастьем, взобралась на Бельтрана и погнала его по той же дороге, по какой только что уехал инквизитор со своей свитой. Если все получилось как надо и приворот подействовал, значит, привороженный ее уже любит.
XVIII
Дон Родриго Кальдерон плохо переносил невзгоды. Свои первые в жизни самостоятельные шаги он сделал при королевском дворе еще в юные годы, будучи всего-навсего пажом. Теперь же, столкнувшись с ним в королевском дворце, родовитым вельможам приходилось низко кланяться перед ним, мести перьями шляпы пол у его ног, величая сеньором маркизом. Судьба проявила к нему удивительную благосклонность, он был ее баловнем. Дон Родриго не признавал поражений. Поэтому, слушая в трактире на постоялом дворе рассказ четверки нанятых им жалких фигляров, он то и дело чертыхался сквозь зубы. Ему пришлось лично наставлять девицу Каталину, как именно следует разыграть перед Саласаром представление о сатанинских ритуалах и бесовских игрищах, чтобы у инквизитора волосы встали дыбом, а в итоге этим бездарям только и удалось, что учинить нелепое побоище в Элисондо, которое, кстати, могло закончиться гораздо хуже, если бы их удалось поймать.
Кальдерон поднял голову и встретился взглядом с белоглазым парнем. Одна часть лица у него была покрыта черной гноящейся коркой ожога — память о злополучном столкновении с горящей веткой во время драки с крестьянами. Парень жалобно улыбнулся, а Кальдерон в ответ скривился от отвращения.
— Ну-ка, перечислите, что именно вы оставили на поляне, когда спасались бегством, — сказал Кальдерон медленно и с расстановкой в надежде на то, что это поможет тупицам быстрее его понять.
— Сейчас, сейчас, сеньор, кое-какие бумаги, — бормотал старший из мужчин, — карты, котомку, которую мы украли у помощника инквизитора, трубочку с вредными порошками, которую вы нам дали, чтобы усыпить Саласара…
— Все, хватит! — вскричал Кальдерон, ударив кулаком по столу так, что на грохот из кухни выбежал хозяин постоялого двора, а его собеседники вздрогнули и втянули головы в плечи. — Вы не нашли письмо Хуаны, а теперь еще и все остальное потеряли. Шайка бездарей, вы ни на что не годитесь, олухи!
— Может, сеньор Саласар не обратил на них внимания, — осмелился вставить слово бородач. — Может, бумаги ветром отнесло дальше в лес. Там дым стоял столбом, от них наверняка ничего не осталось.
— Молите Бога, чтобы так оно и было. Если эти документы попадут в чужие руки, они могут в дальнейшем вывести Саласара на Патрона или на меня, понятно? — И пробормотал себе под нос: — Да что вы можете понимать, бестолочи!
Кальдерон замолчал, надолго задумавшись, потирая при этом мочку уха. Поздно уже искать других людей, способных взяться за подобную работу. Ничего не остается, как примириться с глупостью этих фигляров и уповать на то, что в дальнейшем они проявят себя с лучшей стороны.
— Начиная с этого момента вам следует проявлять повышенную осторожность, — более спокойным тоном сказал он. — Саласар мог видеть ваши лица, и прежде всего, Каталина, это относится к тебе. Ты должна скрывать его. — Девица взглянула на него плохо скрытым недовольством. — Если они выйдут на нас, мы пропали. Патрон не должен об этом узнать. А теперь слушайте меня внимательно, на этот раз я не желаю слышать о провалах или неприятных сюрпризах.
Он протянул им очередной пузырек с коричневатым порошком, однако, прежде чем бородач успел его взять, Кальдерон зажал его в кулаке и, схватив мужчину другой рукой за воротник, притянул к себе. После чего заговорил сдержанным, ровным тоном, пристально глядя сообщнику в глаза и стараясь чеканить каждое слов:
— Врач предупредил меня, что на этот раз доза должна быть больше, вы должны высыпать в рот все содержимое флакона. Этот человек до конца недели должен умереть. — Кальдерон окинул каждого полным презрения взглядом: — Вам понятно?
Все четверо дружно кивнули и вразнобой заговорили:
— Не беспокойтесь, сеньор, мы не подведем.
После такого нагоняя люди Кальдерона с двойным усердием приступил к охоте на Педро Руиса-де- Эгино. Они почти открыто следили за всеми его передвижениями, притворяясь, будто прячутся за углом, и время от времени намеренно попадаясь ему на глаза, чтобы посильнее напугать всякий раз, когда тот вдруг замечал рядом с собой колдунов. Они донимали его таким образом больше недели, и эта стратегия дала результаты. Вскоре охотник за ведьмами уже бегал от них по улицам, то и дело испуганно оглядываясь и хватаясь за сердце. Дрожа от страха, он прижимал ладонью к груди висевший на шее медальон с мощами святого Фомы и молился, чтобы Господь уберег его от напасти. В конце концов он совсем потерял сон от постоянного напряжения и дурных предчувствий, и ему не оставалось ничего иного, как бежать в здание трибунала, чтобы сообщить о происходящем инквизиторам Валье и Бесерра. Он кричал, что его преследует дьявольская секта! Он чувствует, что ему угрожают! Его хотят со света сжить!
— Я слишком сильный враг, — с отчаянием во взоре говорил Педро Руис-де-Эгино. — Они это знают. Меня предупредили, что неподалеку от моего дома бродит колдун, который наводит порчу. Так вот, он вознамерился отравить мне жизнь. Я уже один раз, сам того не желая, перехватил его пристальный взгляд. Стоит ему всего три раза подряд меня пересилить, и он меня сглазит благодаря колдовской силе, которой наделил его Сатана.
Охотник за ведьмами был так напуган, что решил оставить свою службу в трибунале. Валье и Бесерра всячески пытались его переубедить, напомнив о том, каким благородным делом он занимается, об услуге, которую оказывает обществу, и о вознаграждении, которое он, несомненно, получит, когда перед ним откроются врата Царствия Божия. Однако он не был готов подвергать риску свою жизнь в обмен на предполагаемые небесные почести и вышел из трибунала опечаленный, готовый уволить Моргуй и всю компанию, сопровождавшую его в походах за ведьмами. Больше всего ему хотелось запереться у себя дома и не показывать носа на улицу до тех пор, пока все исчадия ада не окажутся на костре.
Однажды утром, встав с постели, Педро Руис-де-Эгино обнаружил кусочек странного пластыря, прилепленный к правой ноге. Он попытался отодрать его ногтем, а когда не вышло, смочил водой и намылил, затем потер тряпкой и намазал свиным жиром, чтобы его размягчить. С большим трудом, но ему удалось в конце концов от него освободиться. Вскоре на него навалилась страшная усталость и возникло
