— Мне подруга написала, что ты развелся, живешь холостяком и на женщин не смотришь, — говорила она, с улыбкой глядя ему в глаза. — Стал большим начальником…
— Что еще тебе написала подруга? — усмехнулся он.
— Ты ее знаешь, она до сих пор учительствует в Андреевке.
Он промолчал.
— Никогда бы не поверила, что ты уйдешь от Лиды, — сказала она.
— Лида ушла от меня, — поправил он.
Инга быстро взглянула на него и чуть заметно улыбнулась: мол, говори-говори, но я-то знаю, что это не так.
— Я чувствую себя виноватой, — сказала она.
— При чем тут ты? — грубовато заметил он.
Инга отпила из бокала, невесело улыбнулась:
— Ты снял с моей души камень.
Павел Дмитриевич смотрел на Ингу Васильевну и спрашивал себя: действительно ли он любил эту женщину или прав был Иван Широков, сказавший ему, что у них с Ингой не любовь, а баловство одно? Почему ничего не всколыхнулось в его душе? А ведь было время, когда он ложился с мыслью об Инге и просыпался с тем же.
Молодая учительница ворвалась в его жизнь, перевернула ее и исчезла… Может, ее замужество убило его чувство к ней? Последнее время он редко вспоминал ее, а если и возникало перед глазами лицо, то прежней тоски не испытывал.
И вот она сидит перед ним, по глазам видно — чего-то ждет от него, но что он может сейчас сказать ей?..
И Ольмина тоже пристально вглядывалась в него, будто искала в нем прежнего Павла…
— Постарел? — спросил Абросимов.
— Время никого не щадит, — уклончиво ответила она.
— У тебя двое детей? — вдруг спросил он.
Она удивленно вскинула брови, улыбнулась:
— У меня два мальчика, муж хотел еще девочку, но я не решилась.
На этом разговор о ее семейной жизни оборвался, лишь вскользь заметила, что муж — военный моряк, капитан второго ранга.
— Ты редко стал улыбаться, — заметила она. — Или это я нагоняю на тебя тоску?
— Ну что ты, я рад нашей встрече…
И Вадим Казаков в последний свой приезд обозвал его сычом! А разве прежде он чаще смеялся? Еще Лида говорила, что его рассмешить невозможно… Он и сам замечал за собой, что даже в кинотеатре на кинокомедиях, когда весь зал заливается смехом, он сидит и недоуменно спрашивает себя: ну что тут смешного? Человек упал в лужу, получил от любимой девушки пощечину или надул кого-нибудь… Смеются, глядя на кадры «Фитиля», а чего там показывают смешного? Как промышленные предприятия губят рыбу в водоемах, руководители министерств устраивают межведомственные волокиты, как теряются на железных дорогах целые составы или ржавеет на фабриках ценная заграничная техника, купленная на валюту? Какой уж тут смех…
— Я очень изменилась? — негромко спросила она. Он хотел было сделать ей комплимент, дескать, ты еще выглядишь хорошо, но опять промолчал. Не так уж молодо выглядит Инга Васильевна, жизнь стерла с ее лица девичьи краски, вместо них наложила на бледную кожу тона и румяна.
Нет больше высокой девчонки с копной золотистых волос, вместо нее сидит напротив совсем другая, взрослая женщина — мать двоих детей, жена военного моряка. Наверное, и она видит перед собой другого человека, вот заметила же, что он стал хмурым…
— Можешь не отвечать, — сказала Инга. — И я другая, и ты не тот.
Опять промолчал: наверное, она права.
— Ну а то, что ты не умеешь притворяться, это даже хорошо… — произнесла она. — Хотя…
— Что «хотя»?
— Женщинам нравятся комплименты, даже когда они неискренние.
— Я это буду иметь в виду, — усмехнулся он.
— У тебя не получится, — вздохнула Ольмина. — Видно, ты разочаровался в женщинах.
«А кто в этом виноват?» — хотелось ему бросить ей в лицо, но он сдержался, промолчал.
— Теперь ничто меня не связывает с этим краем, — задумчиво произнесла она. — Дом — это была последняя ниточка…
«А я? — усмехнулся он про себя. — Выходит, я не был для тебя даже ниточкой?»
— Я тебя часто вспоминала, — сказала Инга Васильевна.
Он взглянул на часы и заметил:
— У меня в шесть совещание с профессорско-преподавательским составом пединститута.
— Да, ты ведь теперь босс, — улыбнулась она. Его слова задели Ингу за живое. Так же, как и его, когда она сказала про «ниточку».
— Не такой уж я большой начальник, — сказал он, разыскивая взглядом официанта. — Видишь, даже не могу отменить или опоздать на совещание.
— А тебе хотелось бы? — кокетливо взглянула Инга Васильевна на него.
— Когда ты уезжаешь? — спросил он.
— Кажется, меня здесь больше ничто не задерживает… — усмехнулась она.
— Если хочешь, я тебя провожу, — невозмутимо сказал он, подзывая официанта.
— У тебя персональная машина? — В ее голосе явственно прозвучала насмешка.
— Какое это имеет значение.
— Ну почему ты такой? — вырвалось у нее.
— Какой? — сделал удивленные глаза он.
— Не могла же я вечно ждать тебя?
— Ты счастлива? — спросил он.
— Да! Да! — почти выкрикнула она ему в лицо. — У меня замечательный муж, чудесные дети!
— Я искренне рад за тебя, — впервые улыбнулся он. — Только не надо так громко кричать, что ты счастлива… Счастье — штука эфемерная, его можно и спугнуть.
— Ты, видно, спугнул свое, — жестоко заметила она.
«А может, это и к лучшему? — подумал он. — Был бы я счастлив с тобой, Инга?»
Они вышли из ресторана. Серые низкие облака лениво тащились над крышами зданий. С желтых сосулек срывались капли, они продолбили во льду неровные ямки. Неподалеку школьники побросали в грязный снег портфели, с разгону катались на поблескивающей сталью ледяной дорожке.
Она пристально посмотрела ему в глаза, что-то неуловимо прежнее плеснулось в них, но его это ничуть не тронуло.
— Ты не хочешь зайти ко мне? — спросила она, покусывая нижнюю губу.
Он машинально взглянул на часы.
— Да, у тебя же совещание… — усмехнулась она.
Он промолчал. На черный сук толстой липы опустилась ворона. Ветер взъерошил ее пепельные перья.
— Ты на поезде или на самолете? — прервал он затянувшуюся паузу.
— Не провожай меня, — глядя на нахохлившуюся ворону, сказала Инга. — Я улетаю рано утром.
Она не протянула руки, он кивнул и направился на стоянку такси. До начала совещания оставалось двадцать минут. Павел Дмитриевич не любил опаздывать.
3
Вадим удивился, когда первый утренний телефонный звонок, раздавшийся сразу же после его
