водой, чтобы освежиться. Брызгал-брызгал себе на лицо и грудь студёную воду, а потом, не вытершись, направился к ребятам.
— Здорово, воробьи! Не надоело ворота ломать?
— Мы не ломаем, — ответил за всех самый шустрый — Васька Гордеев.
— Получили табели? — спросил дядька.
— Получили, — опять вылез наперёд Васька.
— «Колов» много?
— Ну что вы, дядя Виртузов! Мы не такие.
— А у моего племянника, Бориса, двойки есть?
— Нет, — ответил всё тот же Васька. — Он лучше всех учится. И учительница его хвалит.
— Хвалит, говоришь? За что?
— Он больше всех знает. В библиотеке почти все книжки прочёл.
Бориске стало стыдно, что он сам за себя не может ответить. Как будто язык у него отнялся. И зол же он был в эту минуту на Ваську! Вечно тот лезет вперёд. Своими отметками похвалиться не может, так чужими.
Бориска был старшим в компании. Но заводилой всегда оказывался Васька Гордеев. И взрослые с ним охотнее вступали в разговоры. Вот и сейчас дядька Михайла с ним только и говорит, словно не он, Бориска, был племянником этого уважаемого всеми мастера, а всё тот же Васька.
Вдруг Виртузов как-то сразу посерьёзнел, резко оборвал шутливый тон и строго сказал Бориске:
— А ты завтра с утра приходи в гуту. Хватит ворота продавливать. Уже не маленький. Пора за дело приниматься.
Круто повернулся и пошёл обратно, цокая деревянными сандалиями,
...Мать собирала Бориску на работу, как взрослого. Подрезала, уменьшила семейный мастеровой передник. Отцу больше он не пригодится. Стар стал стеклодув. А кроме Бориски, других преемников нет.
Холщовую сумку, в которую раньше отцу складывала еду, мать убавлять не стала. У стеклодува всегда аппетит хороший. Накрутится там на деревянном кругу, напарится у жаркой печи, после этого подавай хоть гвозди — всё съест.
Напекла мать пресных шанежек, отрезала ломоть сала да налила кувшин квасу — пусть в гуте не пьёт холодную воду из бочки, не застуживает грудь.
Мать знала, как нужны стеклодуву лёгкие — не просто для того, чтобы дышать, а ещё и работать. Руками стеклодув выдувальную трубку крутит, а лёгкими — стеклянной каплей командует.
Каплю хоть и сравнивают с мыльным пузырём, но раздуть её совсем не так просто: и сноровку надо иметь, и силу. Те, у кого лёгкие слабые, выдувать стекло не могут.
— Береги себя, сынок! Грудь застудишь — навсегда придётся с гутой распрощаться. Лёгкие для стеклодува — как ноги для волка: они же кормят, они же выручают!
Рано по росе, ещё солнце не встало, зашагали к гуте стеклодувы. И Бориска с ними. Он был горд, что шёл с мастеровыми рядом.
На деревянном помосте каждый занял своё место.
— Теперь не зевай! — крикнул племяннику дядька Михайла. — Стекло не любит нерасторопных.
И правда, со стеклом нельзя работать медленно. Оно всех подгоняет, и надо успеть, пока горячая капля ещё огнём пышет, сделать с ней всё, что задумал.
Дядька Михайла взял трубкой из печи увесистую каплю. Раздул из неё шар. Потом слегка стряхнул вниз — капля удлинилась. Тут он щипчиками оттянул податливое стекло в четырёх местах. Видит Бориска, словно у капли лапки выросли.
Мастер сильно стал вращать трубкой, а сам железкой надавливает на каплю то в одном, то в другом месте. Чем больше вращает трубку, тем яснее на ней вырисовывается фигурка медвежонка. Ну настоящий зверёк! Смешной такой — стоит на задних лапах и морду поднял вверх.
— Готово, — беззвучно, одними губами, проговорил дядька. Бориска схватил щипцы, чтобы принять фигурку. Подставил их,
И вдруг.
«Трах! Дзинь-дзинь!» От смешного мишки остались одни острые осколки.
В ужасе поднял Бориска глаза на мастера. Сжался весь и втянул голову в плечи, готовый принять справедливый удар трубкой по спине.
Но удара не последовало.
В глазах дядьки Михайлы вспыхнул огонь ярости. Ещё жёстче обрисовались морщины на лице, ещё крепче сжались тонкие губы. Презрительная усмешка искривила рот:
— Эх ты, растяпа!
Они стояли друг против друга — огромный, чёрный, как чёрт, мастер на высоком помосте и у его ног худенький подмастерье. Дядька поднял трубку над его головой... Но не ударил, а ткнул в то место у деревянного помоста, где следовало стоять приймалке, чтобы без спешки принимать готовые изделия. И снова пошёл к горячей печи — за новой каплей-баночкой.
«Обошлось», — с облегчением подумал Бориска. И решил, что уж если вторично он упустит хрусталь, то расплаты ему не миновать. Может быть, дядька его и не побьёт, но из гуты прогонит. Скажет: «Иди прочь, безрукий! Тебе только канавы рыть, а не с тонким хрусталём работать!»
Стыдно-то будет! Все мальчишки засмеют.
Бориска снова взял щипцы, ухватился за ручки поудобнее и стал ждать, когда мастер вернётся с каплей-баночкой. Дядька Михайла снова раздул шар, удлинил его, надавил в разных местах железкой. И вот новый медвежонок готов!
К Бориске подбежал с деревянной лопатой приймалка от соседнего верстака, подставил её под Борискины щипцы для страховки — на всякий случай!
Но она не понадобилась. Бориска осторожно подвёл щипцы под хрустального мишку и мягко ухватил его за туловище. Фигурка дрогнула, соскочив с наконечника трубки, и плавно осела в металлическом ухвате.
ВОЛШЕБНАЯ ОТМЕТИНА
Прижился новый приймалка в гуте.
Да как не прижиться. Отец совсем занемог. Мать с младшей сестрой дома возится. Один в доме рабочий человек остался — Бориска.
Как-то послала мать Бориску в лес за хворостом. Было это зимой. Снегу навалило много, и лес разукрасился белыми узорами.
Долго ходил Бориска между сугробами. Под пушистым покрывалом не видно сухостоя. С трудом удалось набрать вязанку. Утомился. Присел под ёлкой отдышаться. Сидит, отдыхает, смотрит на поляну перед собой.
А она вся искрится под лучами заходящего солнца голубыми, жёлтыми и красными искрами.
Но что это? Вдруг тень упала на край поляны. За ней стали вырисовываться две серые фигуры: одна большая, другая поменьше.
Яснее, яснее. И видит Бориска: стоит перед ним невиданной красы красавица. В изумрудном блестящем платье, с яркими, как спелая рябина, серьгами. И белая звезда горит у неё на лбу. Горит, аж слепит!
А рядом с ней мальчик, такой же нарядный и красивый. Только одна ножка у самой ступни чёрной повязкой перевязана.
— Узнаёшь ли меня? — спросила певучим голосом красавица.
— Да, — ответил Бориска. — Ты покровительница лесов, добрая волшебница Вёлия. По рассказам стариков узнал тебя. Ты награждаешь тех, кто приносит добро. Ты выводишь из чащоб заблудившихся. Ты раскрываешь лесные клады ищущим. Ты укрываешь в своих тайниках гонимых. Так рассказывают о тебе
