выразил ты свою мечту. — И отошла к другим ребятам.
Мне, конечно, было обидно.
— Дай посмотреть, — попросил я Лиду, — что ты нарисовала.
Она протянула свой рисунок.
— Неплохие цветочки. Будешь знаменитой художницей!
— А ты-то что нарисовал?.. — удивлённо спросила Лида, рассматривая мой рисунок.
— Космонавта будущего!
— У тебя интереснее, — призналась Лида. — Я бы так не смогла.
Тут мне стало ещё обиднее.
— Слышала же, — сказал я ей, — над рисунком поработать надо. Поработаем... Поработаем...
Вспомнив свой сон, я жирными пятнами нарисовал космонавту веснушки, а от них протянул угрожающие Солнцу стрелы.
Лида следила за каждым движением моей руки.
— Зачем стрелы нарисовал?— с недоумением спросила она.
— Веснушки радиацию отражают.
— А они могут... отражать? .. — удивилась она.
— Веснушки-то? — усмехнулся я. — Они всё могут. Стану космонавтом — возьмусь за радиацию.
Юморист Лёня Булин
После урока рисования была математика. Ничего особенного не произошло. Затем по расписанию — урок физкультуры, но преподаватель заболел — и нам разрешили играть в пионербол.
На спортивной площадке собрался почти весь класс. Не было только Маши Луковой и Лёни Булина. Они побежали за мячом.
— Нашли кого послать! — сердился Антон Милеев.
Я стоял и думал: «Так тебе и надо, Булин! Влетит тебе!» Но Лёня так быстро и с таким криком ворвался на площадку, что никто ничего сказать ему не успел.
— Последние известия! Последние известия! — орал он, размахивая газетой. — Веснухин отражает радиацию!
За ним не спеша появилась Лукова. У неё в руках был мяч. Я прямо-таки обалдел. Откуда Булин мог узнать про радиацию? Неужели Лида разболтала? Я посмотрел на неё. Она сердито теребила свою косу.
Все подбежали к Булину.
— Чего врёшь ?! — пытался выхватить у него газету Мостовой.
— Я вру, да? — крикнул Булин и спрятал газету в карман куртки. — Спросите у Веснухина.
Я ничего не ответил. Ребята загалдели.
— Нечестно это. Нечестно!— вдруг закричала Лида, подбегая к Луковой. — Сплетница ты. Сплетница!
— Не вижу ничего нечестного, — усмехнулась Машка. — Нечестно шушукаться на уроках.
— Ты, Машка, не задирайся! — крикнул на неё Антоша. — У самой с дисциплиной плохо.
— И вообще хватит, — поддержал его Сеня Мостовой.
— Чего хватит? — возмутился Булин. И обратился ко мне: — Веснухин! Скажи по-честному: вру?
— Врёшь! — ответил я. — Ничего в газете про меня не напечатано.
— Ты не про газету. Про веснушки скажи. Говорил такую чепуху, что они отражают радиацию?
Понял я, что пропал. Засмеют меня ребята, если расскажу про свой сон. И решил не сдаваться.
— Полетишь, юморист, со мной в космос, узнаешь!— с насмешкой ответил Булину. И съехидничал:— Если, конечно, не сгоришь...
— Почему это я сгорю? — запетушился Лёнька.
— Потому что трус. Высоты боишься.
Сказал и мотнул головой в сторону планки для прыжков в высоту. Я знал, что прыгает он тяжело.
— Я трус, я? — разбушевался Лёнька. — Давай померимся, посмотрим, кто высоты боится!
Ребятам не терпелось посмотреть, кто кого переспорит. И они подтолкнули нас к планке. Вадик Морковин протянул нам для жеребьёвки руки с зажатыми кулаками. Булин первый дотронулся до его правой руки. Пуговица досталась Лёньке. Значит, прыгать первым должен был он.
— Везёт же тебе, Илья! — хлопнул меня по плечу Антоша.
— Тебе сколько, семьдесят пять хватит?—спросил Булина Мостовой.
— А он сколько? — кивнул на меня Лёнька.
— Это уж моё дело, — ответил я.
— Тогда восемьдесят, — решительно заявил Булин.
Вадим Морковин поставил планку на восемьдесят. Булин, как настоящий прыгун, потоптался на месте и стремительно побежал.
Все ребята замерли. Я делал вид, что мне безразлично. Но в последнюю секунду не удержался: взглянул — и вместе со всеми ахнул. Булин высоту взял. Как он сумел, не знаю, но взял.
Ребята закричали «ура». Я хлопнул раза два в ладоши. Потом подошёл к планке. Установил её на метр. Зачем я это, дуралей, сделал — и сам не пойму.
— Ты что, с ума сошёл?—схватил меня за руку Морковин. — Зарвался!
— Тебе не одолеть, — предупредил меня Антон и опустил планку на цифру 90.
— Не сдавайся, Веснухин! — крикнул кто-то из ребят.
— Давай мировой рекорд!—услышал я иронический голос Луковой.
— Не робей, космонавт!—насмешливо крикнул торжествующий Булин.
Тут уж я выдержать не мог. Оттолкнув Морковина, снова поднял планку на метр. И отойдя на нужную дистанцию, без всякой разминки побежал.
«Взять, взять, взять!» — приказывал я себе, напрягая все силы. И... не взял! Девяносто бы, наверное, взял. А за метр... не надо было и браться.
Чтобы не разреветься при ребятах, я, ни на кого не глядя, рванулся со спортплощадки.
— Ты куда? — крикнул Антоша. — Попробуй ещё! На девяносто!
Я не обернулся.
— Ты не только Веснухин! Ты ещё и Хвастухин! — крикнул вслед Булин.
— Хвастухин! Хвастухин! — подхватила Лукова. Её крик ещё долго звенел у меня в ушах.
Ссора с Лидой
Я шёл и, глотая слёзы, думал: «Ну почему я такой невезучий? Даже Машка Лукова меня ненавидит. А за что? Неужели из-за веснушек? Ведь сперва Машка хотела со мной дружить, предлагала сидеть за одной партой. Но я уже с Лидой сидел. Чтобы Лукова не обиделась, я ей дом нарисовал. Она за него пятёрку схватила. Правда, я Машке после сказал: «Горе ты луковое. Сама бы поучилась живописи. Лучше, чем всё время в зеркало глядеться!» Она со злости мой рисунок разорвала. Могла бы уже и помириться со мной... А Булин почему невзлюбил меня?..»
— Ты не виноват! Это всё Лукова подстроила! — вдруг услышал я голос догонявшей меня Лиды.
— Ну и пусть, — через плечо бросил я ей. И пошёл быстрее. — Нечего было сплетничать!
— Я не сплетничала, — оправдывалась Лида. — Она меня одурачила. Стала насмешничать про тебя. Ну, я, чтобы Машка знала, какой ты умный, про радиацию и проговорилась. Хочешь, я ей отомщу?
— Очень нужно. Потренируюсь и метр двадцать прыгну.
— Конечно, прыгнешь!
