— Моей семьи, — пояснил Пер. — Поедешь со мной и вместе отметим Пасху. Со мной, с Йеспером и Ниллой… при одном условии.
Джерри то ли ожидал продолжения, то ли просто не понимал, о чем речь.
— При одном условии — ты будешь молчать.
— Молчать?
Пер кивнул. Молчать. В этом было нечто комичное — просить о молчании человека, который едва мог выговорить связное предложение… но он даже не улыбнулся.
— При внуках ты будешь молчать, Джерри… им не надо знать, чем вы здесь с Бремером занимались.
15
Вендела наклонилась и поцеловала Алоизиуса в лоб. На ней были белая шапочка и непродуваемый красный тренировочный костюм. Она еще раз погладила Алоизиуса и пошла к выходу.
— Пошла на пробежку! — крикнула она. — Увидимся через час!
Макс не ответил, зато заскулил Алоизиус. Он очень нервничал, может быть, перед предстоящим праздником. С тех пор как у него ослабло зрение, он стал очень чувствителен к чужим голосам.
Будет человек десять: она с Максом, пара Курдин, их малыш, Пер Мернер и двое его детей- подростков, старик Герлоф с приятелем Йоном. Так что готовить много не придется, хотя, конечно, надо все рассчитать, чтобы не вышло конфуза. Завтра хорошо бы съездить в Боргхольм и купить продукты. Не забыть корм для Алли.
А потом придется все это готовить… но ей сейчас не хотелось об этом думать. Главное — хорошая пробежка.
Она бегала уже десять лет. Как ни странно, она начала заниматься джоггингом сразу после того, как вышла замуж за Макса, который сам не бегал и не понимал, зачем это нужно. Зимой она пользовалась беговой дорожкой, но ей очень не хватало метафизического ощущения единения с природой, которое всегда появлялось, когда она выбегала из дома.
Она несколько минут позанималась стречингом у крыльца и побежала. Наметила сделать широкий полукруг в обход каменоломни.
На север от выработки был необычный проход, образовавшийся между двумя кустами орешника. Орешник — особое растение, из него делают волшебные палочки, а лозоходы — свои рамки.
Через этот проход она словно попадала в новый мир. Ей, во всяком случае, так казалось. Она поставила цель: попробовать вернуться на сорок лет назад, в свое детство, в свою семью — только бы найти тропинку. Только бы найти тропинку… здесь так все изменилось. Построили дома, заасфальтировали дороги, пастбища заросли кустами и травой.
Она прибавила скорость и побежала по тропинке над берегом. Дело шло к вечеру, солнце уже стояло над горизонтом, как в октябре, но свет его все равно был намного сочнее и ярче — снегу, залежавшемуся в канавах, против такого солнца не устоять.
Каменистый пейзаж казался совершенно неподвижным. Единственная подвижная точка — она сама; смешно, наверное, со стороны, как она дергает руками и ногами в этом вечном, почти космическом, покое… Вендела наконец поймала ритм и расслабилась. Дальше тропинка разделялась. Она выбрала правую, ведущую вглубь острова.
Воздух был свежий и прохладный. Аллергия затаилась и ничем о себе не напоминала.
Через двадцать минут она добежала до места, где прошло ее детство. Где оно началось и закончилось. Интересно — она нашла дорогу, ни разу не спутав, как будто это было вчера. Сначала по асфальтированной дорожке, потом по проселку — ей показалось, что она его узнала, — потом мимо маленькой ясеневой рощи — тогда это были изящные тонкие деревца, чуть ли не саженцы. За эти годы ясени превратились в статные высокие деревья.
Еще через пятьдесят метров проселок уперся в хутор. Вендела выдохнула и остановилась.
Хутор стоял на самом краю известнякового плато, всего-то в паре километров от Стенвика. За двумя белыми металлическими калитками — выложенная камнем дорожка в сад. Там, похоже, никого нет. Она осторожно открыла одну из калиток.
Солнце клонилось к закату. Сад стоял в полумраке, но в окнах дома еще плавились последние солнечные блики.
Вендела очень боялась, что хутор заброшен, что дом постепенно разрушается. Она представляла выбитые окна, насквозь проржавевшие петли дверей. Но дом был ухожен, даже выкрашен желтой масляной краской. Очевидно, недавно — кто-то, у кого были время и деньги, купил хутор и привел его в порядок.
Рядом с домом заросший газон, а чуть подальше — возвышение в форме правильного прямоугольника. Когда-то здесь находился коровник. Трава и мох проросли через фундамент, образовав нечто вроде зеленого помоста.
Она подошла к дому и постучала в дверь — ей хотелось полюбоваться видом из окна. Никто не открыл. Многие хутора сейчас скупили дачники, наверное, и этот тоже. Газон зарос, в окнах — глухие шторы. Наверняка дом пустует с осени до весны.
Она попыталась представить себе людей, которые скоро сюда приедут и начнут весеннюю уборку, им наверняка захочется побыстрее ликвидировать следы прошедшей зимы. Молодые, беззаботные… с детьми. И все равно… неужели они не ощущают мрачные токи случившегося здесь несчастья?
Она посмотрела на кустарник в дальнем конце сада и заметила старый сарай. Он стоял в тени и не особенно сочетался со свежевыкрашенным домом. Некрашеный, покосившийся… сараю, похоже, решили дать умереть своей смертью.
Она прошла через сад. За забором кое-где еще виднелись островки снега, а мох сочился влагой и даже хлюпал под ногами. Земля еще не успела впитать растаявший снег.
Сарай и в самом деле выглядел так, словно его много лет никто не только не чинил, но даже не замечал. Вендела вдруг вспомнила, что отец держал в нем свои инструменты. Кое-что он оставлял в каменоломне, но наиболее ценные вещи приносил с собой и запирал в этом сарайчике.
Она подошла и потянула на себя перекошенную дверь. Та со скрипом поддалась. В сарае было темно и тесно, слегка пахло землей и пылью. Пара молотков и кирка были сложены в кучу вместе с какими-то ящиками. В углу у самой двери стояла тонкая обструганная каштановая палка. Вендела сразу ее узнала.
Пастушеский хлыст.
Это был ее хлыст. Когда она начала пасти коров, отец вырезал его из ветви каштана и подарил ей.
Хлыст был чистый и блестящий, как будто им все время кто-то пользовался.
Вендела и эльфы
Сонное жужжание разбуженных весенним солнцем мух над тропинкой, спокойные вздохи ветра в листве… Вендела поднимает палку и подгоняет коров:
— Да шевелитесь же!
Она босиком, в белом платьице. Удар что есть силы хлыстом по ляжке — шмяк! Если взять чуть вперед, ближе к брюху, — шмок!
Ритмические, сильные удары разносятся далеко по лугу. Наверняка их слышно и на хуторе, где она живет с Генри и Инвалидом. Коровы почти не обращают на нее внимания. За ними неуклонно, рывками, следует рой синих с металлическим отливом мух.
— Пошли, пошли, пошли…
Колокольчики ритмически позвякивают в такт неторопливой коровьей походке. Очень жарко, палка тяжелая. Ей только девять, она вспотела, платье прилипает к телу, волосы то и дело спадают на лоб… Она
