— Эй, самосвалы, столбы туда!
Шнырик весело направил санный поезд в левый угол площадки, где Бусла, прочертив сапогом дугу, пытался замкнуть щитом плавную плоскость виража.
Лыжную шапочку Шнырик давно спрятал в карман и носился по площадке с непокрытой головой. Его слушались и малыши, и одноклассники: ему нравилось распоряжаться, направлять усилия других. Он договорился с Федосеевым, достал щиты. Он помог собрать по домам целую кучу разного инструмента: лопаты, молотки, ножовки, топор.
В суете, важной и сладостной, растаял и осадок, оставшийся после стычки с Вадиком в подъезде. Теперь Шныров уже жалел, что подстроил эту встречу. Было обидно, что Елисеева вовсе не послала Вадика подальше, а приняла его дружелюбно. А Вадик, с виду тихоня, выступил как драчливый петух. Раньше он никогда не возникал, безропотно выносил Шнырику из дома жвачку, орешки с солью в красной аккуратной коробочке, словом, все, что привозил ему отец. Правда, у подъезда в таких случаях Шнырик караулил его не один — за спиной тенью стоял Карандаш. Карандаш обычно помалкивал, но и этого было достаточно, чтобы Вадик начинал мельтешить, заикаться... И чего Елисеева разглядела в этом коротышке?
— Эй, люди! Куда свалили щиты? — начальственно крикнул Шнырик и вдруг резко переменился: голос его игриво задрожал:— Кого мы видим!
На площадке, быстро погружающейся во мрак, вдруг возникли Елисеева в белой пушистой шапочке и Вадик с портфелем под мышкой.
— Коробочка? Здорово!
Вадик радостно засуетился, бросив на снег портфель, подхватил лопату.
— И как вы работаете? Не видно же ничего!— Елисеева прошлась по площадке.
Шнырик следовал за нею, пытаясь заглянуть ей в лицо.
— Ты что, с Вадимом пришла?
— Ну и что из этого?
— Да нет, просто так.— Шнырик неожиданно для самого себя смутился.
— А почерк ты здорово подделываешь.— Елисеева легонько щелкнула Шнырика пальцем по лбу.
— Какой почерк?
— Обыкновенный. Ты записку Вишнякову подбросил?
— Какую? Ты что! Бусла, тебе сколько на эту сторону щитов?
Шнырик скорее нырнул в темноту.
Вадик, сегодня необыкновенно уверенный, забивал скобы в очередной только что поднятый с земли щит. Шнырик задержался, хотел сказать что-нибудь обидное насчет Елисеевой, но его окликнул Бусла:
— Эй, Шныра, что делать, уже совсем темно.
— Может, с фонариком?
— А если прожектор? — предложил Антон.—Вон как там.
Все посмотрели налево. По другую сторону школьного забора висел прожектор. Он был укреплен на самой высокой верхушке тонкого деревянного столба и, разрезая ярким лучом ночную мглу, вырывал из темноты запорошенные снегом автомашины и крышу котельной, из приоткрытых ворот которой выползал белый пар.
— Может, повернуть прожектор сюда?— вдруг предложил Вадик.
— Точно,—подумав, кивнул Бусла.—Шныра, попробуешь?
— Я? — Шнырик шагнул вперед, взгляд его скользнул по тонкому слабому столбу.— Разве залезешь?
— Подсадим, ты легкий.
Шнырик прыгнул через забор, задрав голову, высоко в черном небе увидел горшок прожектора, снежинки, кружившиеся вокруг него.
— Забьешь скобу и перевесишь прожектор лицом к нам.
— Ты думаешь, будет держаться? — Шнырик тронул рукой гладкий холодный столб, с опаской посмотрел вверх.
— Давайте я,— к столбу подскочил Вадик.
— Ты?
Вадик стянул с себя куртку, обвил руками гладкий, скользкий столб и, опираясь на руку, подставленную Буслой, медленно пополз вверх. Каждый сантиметр пути давался ему тяжело, коленки скользили вниз, съедая почти все продвижение, добытое руками. Ветер холодными порывами покачивал столб. Вадику было жутко, страшно, но он взбирался выше и выше.
Шнырик отошел от столба — его никто не замечал, все смотрели вверх, помогая советами Вишнякову.
Завидуя Вадику, Шнырик пятился все дальше и дальше и чуть не задел Елисееву. Ольга смотрела на Вишняка, и губы ее дрожали.
Выйдя вовсе из круга, Шнырик прыгнул через забор и упал, споткнувшись о черный кожаный портфель Вишняка с обмотанной желтой изолентой ручкой.
10
— Шныров, что там за забор во дворе?— спросила Елена Петровна, устало опустившись на стул. Сегодня на ее плечах лежал синий с серыми разводами мохеровый плед. Едва начиналась зима, она вынимала его из сундука и не расставалась с ним до весенних ручьев.
— Где? — Шнырик, невинно приоткрыв пухлый рот, потянулся к окну.
— Ты что же, не видишь? — в голосе Елены Петровны возникли грозные басовые нотки.— Что там за нагромождение под окнами спортзала?
— Это коробочка,— обиженно заметил Бусла.
— Чтобы шайба не улетела за площадку,— подхватил Вишняков.
— Так. Но кто дал вам право портить вид школьного двора? Какие-то грязные доски...
— Их можно покрасить,— спокойно заметил Гришаев.
— Вот-вот, все выкрасить и выбросить. Откуда вы взяли доски, Шныров?
— Какие доски? — испугался Шнырик, вопрос, случайно или намеренно, второй раз задавался лично ему.— Н-не знаю.
— А мне казалось, что ты в курсе,—проговорила учительница и подошла к парте Акилы.
— Может, это ты, Акимов, стащил на стройке по старой памяти?
Акила побледнел, медленно поднялся из-за парты.
— Акилы вчера вообще не было,—тихо сказал Бусла.
— Так кто же?
— Доски нам дали в гараже.
— Просто так взяли и отдали...
— Они им не нужны, они хотели их сжигать,— выкрикнул Шнырик, позабыв, что он был совершенно не в курсе дела.
— А с кем вы там говорили? — спросила Елена Петровна.
— С Федосеевым,— помедлив, объяснил Шнырик.—Ну, с председателем гаражного кооператива.— Он ужасно переживал, что незаметно для себя втянулся в опасный разговор.
— Вот как? — Елена Петровна задумалась.— Значит, доски вам дали. А кто разрешил вам строить площадку на школьном дворе? Директор, когда вернулась из роно, побоялась войти во двор. Говорит, там было человек сто...
— Не меньше,— подтвердила Клячкина. Ей нравилось, когда кого-нибудь ругали, разбирали, журили за проступок или двойки.
— Как вам удалось собрать столько людей?
— Если стоящее дело...— Бусла посмотрел на Елену Петровну с жалостью, как взрослый на ребенка.
