Херншоу сопроводил тонкой и точной характеристикой самого Бёрта — его сильных и слабых сторон как человека и как психолога. Несмотря на возражения некоторых его членов, Совет Британского психологического общества также признал, что Бёрт совершил подтасовку фактов. По мнению критиков, Совет предпочел обвинить одного человека, вместо того чтобы публично признать слабость своей дисциплины, в которой легко принимали за чистую монету явно сомнительные исходные данные и расчеты. В конце 1980-х гг. правота критиков Бёрта была, в свою очередь, поставлена под вопрос. В глазах общественности это свидетельствовало о том, что полемика о природе и воспитании еще далека от завершения. По иронии судьбы, результаты длительных наблюдений за однояйцевыми близнецами, проведенных в США, заставили большинство психологов в 1990-е гг. признать, что наследственность оказывает на человеческий характер и способности существенное влияние.
Непрекращающиеся споры о природе и воспитании говорят о двух важных вещах. Во-первых, категории природы и воспитания чрезвычайно широко использовались в повседневном языке, шла ли речь о семье, друзьях, самом себе или героях телевизионных новостей, — от банкиров до убийц. С помощью этих понятий психологическое общество пыталось определить место индивида в системе многообразных общественных отношений. Общество прислушивалось к тому, что по этому поводу говорят специалисты, так как психология уже играла центральную роль в попытках западного человека осмыслить и упорядочить свою жизнь. Но поскольку политического согласия насчет того, как должна быть устроена жизнь, не было, дебаты о значении природы и воспитания могли продолжаться до бесконечности.
Во-вторых, развитие человека можно в принципе описать и без обращения к таким абстрактным и общим понятиям, как природа и воспитание. Наследственные задатки, какими бы они ни были, всегда проявляются в определенных условиях среды — в том социальном мире, в котором проходит жизнь индивида. Так, жизнь детей с синдромом Дауна — болезнью, которая, как стало известно примерно с 1960 г., обусловлена хромосомной аберрацией, могла быть очень разной в зависимости от местных условий и от получаемой детьми помощи. Те из них, с кем занимаются дорогостоящие личные воспитатели, добиваются совсем иных результатов, чем дети, живущие в детских домах. Всегда есть выбор того, что может быть сделано, идет ли речь о системе образования, социальной помощи или социальной политике. Можно это решение оправдать, сославшись на какие-либо психологические детерминанты, природные или социальные, но от этого оно не перестанет быть решением жить так, а не иначе. Считать же психологию исключительно естественной наукой, предмет которой существует независимо от социального мира и которая станет окончательным руководством к жизни, значит отказаться от выбора. К сожалению, именно этого многие ожидают от психологии и сейчас.
Глава 6 В поисках объективной науки
До того, как в астрономии стал возможен какой бы то ни было прогресс, необходимо было расстаться с астрологией; неврология должна была отрешиться от френологии, химия — от алхимии. Однако общественные науки, психология, социология, политика и экономика, не желают расстаться со своими «знахарями». По мнению многих современных ученых, психология для того, чтобы только продлить свое существование, не говоря уже о том, чтобы стать истинной естественной наукой, должна отказаться от субъективного предмета исследования, интроспективного метода и от принятой сейчас терминологии.
6.1 Статус психологии как естественной Науки
Сейчас, когда психология присутствует во всех сферах человеческой жизни, существование такой науки ни у кого не вызывает удивления. Однако в прошлом психологам пришлось потратить много усилий, чтобы придать своей дисциплине черты естественной науки. Они это делали потому, что значение и ценность их деятельности для них определялись ее научностью. В предшествующих главах уже представлены важные вехи на этом пути: исследования физиологии нервной системы, возникновение эволюционной теории и функционализма, работы Вундта и ранняя история экспериментальной психологии, наконец, исследования интеллектуальных способностей с помощью математических методов. Именно в надежде создать подлинную науку ученые в конце XIX в. заговорили о «новой психологии». В этой главе мы продолжим рассматривать историю того, как психология пыталась стать естественной наукой.
Это не прямолинейная история: стремление достичь статуса науки не объединило психологию. Возможно даже, что произошло обратное. Объединению противодействовали мощные факторы: во- первых, отсутствие согласия по поводу того, что понимать под наукой. Наука может включать в себя разные виды знания; это философский вопрос. Во-вторых, объединение оказывалось маловероятным просто в силу масштабов, которые приняли занятия психологов в XX в., и их разнообразия. В-третьих, предмет интереса психологов был столь многолик — как в концептуальном, так и в эмпирическом плане (например сознание, поведение, организмы, язык, бессознательное, личность и общество, информационные системы), — что трудно было найти не только общую теорию, но и общий язык. Наконец, далеко не очевидно, что единство присуще другим дисциплинам — например, физике. Хотя некоторые ученые считают, что единство науке необходимо и она должна его достичь, примеров тому не так много, как видится отдельным психологам. Зигмунд Кох (Sigmund Koch, 1917–1996), американский психолог и соредактор сборника «Век психологии как науки» (A Century of Psychology as Science, 1985), писал: «Ничто столь громадное, как сфера функционирования всех организмов (не говоря уж о людях), не может быть предметом единой научной дисциплины. Ставя целью теоретическую интеграцию, нужно учесть, что ни одна крупная отрасль знания, включая физику, никогда не достигала такого состояния. Если детально рассмотреть столетнюю историю развития психологии, то станет очевидной тенденция к теоретической и предметной раздробленности (и нарастающему обособлению «специализаций»), а не к интеграции» [111, с. 92–93].
Тем не менее психологи неоднократно претендовали на основание единой объективной науки. Эти притязания вовсе не ограничивались бихевиоризмом в США, с которым их связывали многие англоязычные авторы. Их можно найти у немецких авторов, утверждавших, что существуют методы, которые позволяют объективно описывать сознание (а феноменологи, к тому же, думали, что объективное исследование разума служит фундаментом для науки вообще). Попытки создать объективную психологию в большинстве своем заключались в следовании образцу естественных наук, в частности рассмотрении предмета психологии — психики, — по аналогии с физическим объектом и использовании жесткой причинно-следственной модели объяснения, примерно такой, как в механике. Напротив, европейские феноменологи утверждали, что любое знание должно начинаться с описания сознания, его наличного бытия; некоторые считали, что это и есть способ сделать из психологии объективную науку. Наконец, третья группа исследователей — в частности дифференциальные психологи, о которых шла речь в предыдущей главе, — обращали на заявления феноменологов и бихевиористов очень мало внимания. Для них дисциплину делали научной не ее предмет или характер его объяснения, а измерение и количественные показатели.
Каждый раздел этой главы посвящен какой-то одной из попыток психологии (мы рассмотрим наиболее значительные) добиться статуса науки. Речь пойдет о трех направлениях, наметившихся в XX в.: бихевиоризме, поборником которого был интересный, но подчас склонный к крайностям, психолог Уотсон; необихевиоризме 1930— 1940-х гг., представители которого утверждали, что опираются на философию науки, логический позитивизм и опе- рационализм; гештальтпсихологии, появившейся в Германии перед Первой мировой войной и процветавшей там в 1920-е гг.
Этим трем направлениям предшествовала экспериментальная психология сознания, опиравшаяся на самоотчет, уже обсуждавшаяся выше (особенно в связи с Вундтом). Кроме того, бок о бок с ними продолжал существовать еще более ранний претендент на звание науки о психике — физиологическая психология. Это направление, в котором ключ к объективности видели в том, чтобы рассматривать психику как производную
