— Мне кажется, это было предопределено. Мы должны были встретиться. Неужели вы не чувствуете этого?
— Мне бы очень хотелось верить в это. Вчера я был благодарен судьбе за сломанный веер. Сегодня такой уверенности нет.
Она вспыхнула и отвернулась.
— В одном вы можете быть твердо уверены: я бы хотела видеть вас вновь, говорить с вами и находиться рядом, если бы вы были самым обыкновенным человеком.
Ричарду так хотелось открыть ей правду, сорвать маску с лица. Но затем он рассмеялся над собой, подумав, что снова дал себя обмануть, как и прежде.
— Я весьма польщен, — сухо сказал он. Она поднялась.
— Доброй ночи, — пожелала Ванда, и он знал, что она вспоминает их вчерашнее прощание. Он хотел поцеловать ее, но что-то удержало его. Вчера их поцелуй был прекрасным обоюдным выражением счастья и радости, захлестнувших их. Сегодня не было ни счастья, ни радости.
Он взял ее руки в свои и поцеловал сначала одну, потом другую.
— Доброй ночи, Ванда, и простите меня.
— За что?
— Я испортил наш вечер. Это моя вина: я ничего не мог с собой поделать!
— Пожалуйста, не огорчайтесь. Я постараюсь понять. Что еще можно сказать в таком случае?
— Ничего, — грустно согласился Ричард.
— Тогда доброй ночи.
Она направилась к двери и хотела ее открыть, но услышала голос Ричарда:
— Ванда!
Она обернулась, и он бросился к ней, забыв подозрения, тревоги, страхи. Она была рядом, в его объятиях. Он целовал с отчаянием человека, который минуту назад мог потерять ее навсегда.
Он снова и снова повторял ее имя. Вдруг Ванда всхлипнула и вырвалась из его объятий. Ричард слышал ее шаги на лестнице, но не посмел бежать за ней.
Еще какое-то время он смотрел на место, где она только что сидела, чувствуя свежий аромат ее, и постепенно его волнение проходило.
Успокоившись, он посмотрел на себя в зеркало и цинично рассмеялся. Затем взял шляпу, плащ и направился к панели в стене, что вела на потайную лестницу.
ГЛАВА VIII
У барона Хагера была неприятная, раздражающая привычка: постукивать моноклем по ладони.
— Мне очень жаль, ваше высочество, но больше нет новостей, — угрюмо доложил барон.
Князь Меттерних швырнул плотно исписанные листы бумаги — его доклад — на стол.
— Больше ничего! — воскликнул он. — Тут вообще ничего нет. Не могу поверить, что императора устраивает такой вздор!
— Его величество не высказал неудовлетворения, — возразил Хагер.
Его усталые, глубоко посаженные глаза остановились на князе.
Оба замолчали, думая об одном и том же. Император Франц был прост и непритязателен, к тому же очень любопытен, поэтому донесения такого рода вполне устраивали его и даже доставляли удовольствие своими деталями.
— И мы платим за эту чепуху? Нет, только послушайте: «Сегодня утром король Пруссии навестил эрцгерцога Чарльза. Вечером он вышел в гражданской одежде и большой шляпе, надвинутой на глаза. Он не вернулся в десять часов вечера!» Это, конечно, самое важное! Интересно, кто из мошенников поставляет вам эту ерунду? А может, вы ее находите, прилежно копаясь каждое утро в корзинах для бумаг?
Барон Хагер просто пожал плечами, не обратив внимания на сарказм князя.
— Какая же трагедия для вас, дорогой барон, — язвительно продолжал Меттерних, — узнать, что лорд Каслри приказал сжигать все содержимое корзин для бумаг в английском посольстве!
— Да, такой приказ был отдан. Его выполняют две горничные. Одной из них платим мы.
— Превосходно! Значит, скоро у нас будет еще больше подобных донесений о передвижениях наших гостей!
Князь с отвращением перелистал еще несколько страниц: «Император России вышел в 7 часов вечера со своим адъютантом. Предполагается, что он отправился с визитами. Каждое утро ему доставляют лед для умывания лица. В десять вечера он покинул Хофбург через запасную дверь и поехал во дворец графа Разумовского. Вошел он в него через потайную дверь».
Меттерних посмотрел на барона.
— Зачем он поехал туда?
— Не имею представления. Он часто бывает у своего посла, в этом нет ничего необычного.
— Один? Через запасную дверь? — Князь задумался.
— Я все узнаю, — пообещал барон.
Он выглядел угрюмым и обиженным; презрительное отношение князя к его докладам задело его. И вдруг он оживился:
— Кто-то еще приезжал вчера к Разумовскому… Дайте вспомнить… Да, это была графиня Ванда Шонберн, которая только появилась в Вене. Кажется, я еще не докладывал вам о ней. На прошедшем маскараде она танцевала с царем, и, говорят, Александр уделил ей особое внимание.
— Так… — Князь улыбнулся.
— Где-то есть донесение о ней, — продолжал барон, перелистывая бумаги. — Она остановилась у баронессы Валузен. Никто не предупреждал о ее приезде, но баронесса повсюду сопровождает ее и представляет как дочь своей давней подруги.
Барон достал один из листков досье и положил на письменный стол.
— Вот, пожалуйста… Графиня Ванда Шонберн приехала во дворец графа Разумовского около десяти часов вечера. Пробыла там три четверти часа и отправилась в замок баронессы Валузен, — доложил барон и вдруг заметил: — Время совпадает.
— Да, действительно. — Князь сделал вид, что удивился.
— Вас это не интересует?
— Пожалуй, нет.
— Я доставлю донесения завтра, — вздохнул барон.
— Пожалуйста, только если они будут стоить этого. Вынужден напомнить вам, что я слишком занят, чтобы терять время на чепуху.
Барон Хагер собрал свои бумаги и откланялся. Меттерних подошел к окну и распахнул его: казалось, он хотел проветрить комнату после посещения барона.
Князь даже не скрывал своего отвращения к Хагеру. Прекрасно зная, что его информация бывает иногда полезной и своевременной, он не мог изменить себя. Ему казалось, что сама работа барона — вынюхивать чужие секреты — наложила отпечаток на его внешность, и один вид его вызывал в нем раздражение.
Все еще стоя у окна, он почувствовал движение за спиной. В комнату вошел слуга с золотым подносом, на котором лежала записка. Всего несколько слов: «Пожалуйста, я должна увидеть вас!»
Князь послал за своим доверенным секретарем, дал ему указания и, подойдя к камину, швырнул записку в огонь. Некоторое время он смотрел на пламя, чтобы убедиться, что от бумаги не осталось и следа.
У него не было другого выхода. Хотелось бы надеяться, что хоть в собственном доме он обезопасил себя от Хагера, однако такой уверенности у князя не было. Даже если император и не давал указаний следить за своим министром, барон будет делать это по собственной инициативе и не упустит случая пополнить свое досье.
Князь также знал и то, что не устраивает барона больше всего — его неинформированность о тайных
