Тут было очень красиво. Стены украшала старая живопись, пол устилал восточный ковер, а древние масляные лампы были переделаны в электрические, — это давало хорошее освещение, но не нарушало общего стиля убранства. На прощание горничная сообщила, что через некоторое время Иви подадут обед, утром разбудят в семь и показала ванную комнату со старинной чугунной ванной.
Только тут Иви вспомнила, что у нее нет часов. Она оглянулась, ища какой-нибудь хронометр, и тут же обнаружила старинные французские часы на камине. Они были сделаны как бы из черного мрамора с золотыми прожилками, но, увы, не работали. Дожидаясь обеда, она распаковала чемоданчик и повесила вещи в антикварный шкаф — встроенных шкафов в этой комнате не было. Вскоре раздался стук в дверь, и появилась горничная с подносом.
— Спасибо, — поблагодарила Иви, и вспомнив, что та не говорит по-английски добавила: — Мерси.
Она здорово проголодалась и, не успела горничная покинуть комнату, сняла с подноса салфетку. Фарфор был настолько тонким, изящным и старинным, что трудно было представить богатство семьи, которая использовала такую посуду в будни. Первым делом Иви попробовала паштет, потом последовал луковый суп, посыпанный темным сыром, затем главное блюдо — телятина в винном соусе с рисом. На десерт подали огромное красное яблоко и сыр. Конечно, не было забыто и вино. Чтобы растянуть удовольствие, Иви ела медленно. Кстати, на каждом из серебряных приборов, которые тоже были сделаны не меньше века назад, была выгравирована узорная буква А. Для вина полагался роскошный хрустальный бокал, каждая грань которого переливалась подобно сотне алмазов, а салфетка была сделана из тяжелого белоснежного дамасского полотна.
Откуда-то снизу слышались голоса — мужской и женский, — раздавался смех, но Иви не решилась выглянуть из комнаты, чтобы узнать, что происходит. Она только прислушалась — нет ли среди голосов знакомого — Жан-Клода. Воспоминание о его поцелуе в тени Нотр-Дама все еще волновало Иви. Как он мог быть таким страстным, оставаясь в то же время ледяным?
Иви отдернула занавески и выглянула на улицу. В темноте невозможно было понять, смотрят ли ее окна на задний двор или выходят на фасад. Потом она все-таки открыла дверь в коридор. Там было пусто. Иви выставила поднос и вернулась в комнату. Дверь не запиралась, и девушке не очень-то понравилась мысль ночевать в доме, полном чужими людьми, не имея возможности защитить себя или хотя бы повернуть ключ. Впрочем, у нее не было выбора.
Кровать оказалась огромной, необычайно удобной и мягкой, благодаря гусиному пуху матраса и подушек. Простыни, показавшиеся в первую минуту ледяными, вскоре нежно прильнули к телу, и Иви согрелась. Голоса внизу смолкли, и девушка быстро заснула, хотя всю ночь ее преследовали кошмары. Она видела во сне тени, излучавшие изумрудно-зеленый свет, фигуру в низко надвинутой шляпе, чувствовала жгучие поцелуи на губах…
Один раз Иви проснулась. Она по-прежнему лежала в мягкой постели, но что-то беспокоило ее. Она прислушалась, но ничего не услышала, вгляделась в темноту, но ничего не увидела. Что ее разбудило? Обычно Иви спала крепко. Вдруг она вспомнила, что дверь не запиралась. Неужели в комнате кто-то был? Несмотря на теплое одеяло, ей вдруг стало до дрожи холодно.
— Кто здесь? — испуганно спросила она.
Никто не ответил.
— Пожалуйста, если здесь кто-нибудь есть, отзовитесь!
Ответа не последовало. Теперь Иви дрожала от страха. Господи, и почему только она согласилась ночевать в комнате, которую нельзя было даже запереть?!
…Ее разбудила горничная, которая принесла завтрак и отдернула шторы, впуская в спальню яркое утреннее солнце, прогнавшее ночные страхи и кошмары. Как только горничная ушла, Иви побежала к камину. Она установила стрелки часов на семь и стала искать ключ, чтобы завести их, но ключа не было. Шамо предусмотрел все. Когда она закончила завтракать и одеваться, возвратилась горничная. Иви оставалось только взять ручку и блокнот, и она последовала за девушкой. Все кругом дышало солнцем. Иви на несколько мгновений остановилась на лестнице, чтобы рассмотреть старинные карты и скульптуры, но служанка резко сказала:
— Сюда пожалуйста.
И Иви последовала за ней в большую комнату, которую почти целиком покрывал персидский ковер глубоких темных тонов. Мебель гостиной была сплошь старой, стулья и диваны обтягивал шелк, расшитый цветами и сценками из охотничьей жизни. Среди многих картин Иви привлек портрет удивительно красивой молодой женщины, в которой она узнала юную мадам Арду.
— Устраивайтесь, мадемуазель, — предложила горничная, — мадам Арду придет через несколько минут.
Поблагодарив девушку, Иви положила ручки и блокнот на край стола, и снова стала рассматривать комнату. На полке она заметила миниатюрную мраморную голову женщины. Она оглянулась на портрет — то же лицо, хотя скульптура была сделана много лет спустя. На камине рядом с другими остановившимися часами была и старая коричневатая фотография Элизабет с каким-то мужчиной, возможно, ее мужем, а дагерротип запечатлел милого ребенка с золотыми кудрями.
— Вам нравится мой дом?
Иви даже вздрогнула от неожиданности. Она не слышала, как в комнату кто-то вошел, но сейчас в центре гостиной стояла старая женщина, опирающаяся на палку и на руку горничной. Рядом было и инвалидное кресло, которое вез молодой человек в форме.
— Очень нравится, мадам, — ответила она.
— Хорошо. Значит, и я вам понравлюсь. — Мадам Арду повернулась к горничной, сказала ей что-то по-французски, и та помогла хозяйке сесть. — Теперь, когда я ничего не вижу, они почему-то считают, что я не могу и ходить. Подойдите сюда, мисс Форчун. Я хочу взять вас за руку. Десятки лет я не держала в руках руку молодой американки.
Она отпустила слуг, и когда те вышли из комнаты, протянула Иви руки.
— Хорошая кожа, — похвалила старая леди. — У меня тоже была хорошая кожа, когда я была в вашем возрасте. Сколько вам лет, мисс Форчун?
— Двадцать четыре.
— Ах, — старуха подняла голову, будто хотела встретиться слепыми глазами с взглядом Иви. — Я помню те времена, когда мне было двадцать четыре.
Старые руки оказались довольно сильными — они крепко сжимали пальцы Иви. Потом мадам Арду попросила:
— Нагнитесь.
Иви наклонила голову, и старуха осторожно ощупала ее лицо.
— Хорошие черты, — констатировала она. — Вы красивая?
— Я выгляжу о'кей, — смутилась и покраснела Иви.
— О'кей? Вы это так называете? Жан-Клод говорит, что вы красавица. Вам стыдно в этом сознаться? И я была в двадцать четыре красавицей. Может поэтому Она так ревновала ко мне.
«Она»? Иви широко открыла глаза. Кто мог ревновать к молодой очаровательной мадам Арду?
— Итак, вы хотите услышать историю из моих собственных уст, не так ли? — спросила мадам Арду, откидываясь на кресле.
— Да.
— Вы издалека приехали ради этого.
— Я проделала этот путь с готовностью.
— Не сомневаюсь. Кто бы отказался приехать в Париж? Я сама так чувствовала когда-то. Я тогда еще мало что знала.
— О чем?
— Значит, вы уже принялись за интервью, не дождавшись, чтобы мы лучше узнали друг друга.
— Простите. Месье Шамо сказал, что у меня есть только один день, и я боюсь, что он пройдет, а я не узнаю того, ради чего приехала.
— Я все вам расскажу, девочка. Не беспокойтесь. Это будет эксклюзив — мое последнее
