– Потому что разговор с женским полом – это исключительно моя прерогатива.
– Что?
– Вы забыли, что я – дамский любимчик? Еще ни одна дамочка не уходила от моих чар, – снисходительно пояснил подругам Лисица, не замечая взглядов, которыми они обменивались. – Эй! А почему вы хихикаете? Вы что, не верите в мою способность обаять любую дамочку от трех и до ста трех лет?
– Верим.
– Ну, так и нечего хихикать. Я ведь могу и обидеться.
И Лисица в самом деле обиженно засопел. Прежде он не был таким обидчивым, их славный приятель. Что-то с ним, определенно, происходило. И явно нечто неладное. Раньше Лисица на такие шутки не обижался. А теперь вот обиделся, и всерьез. Он сопел себе под нос всю дорогу, прервавшись лишь один раз, когда увидел вывеску кафе и велел остановиться, чтобы получить свою утреннюю порцию кофе с шоколадными кексами в белой глазури.
– А как же твой травяной отвар?
– Провались он! – буркнул Лисица. – Гадость отвратительная, а пользы никакой.
– А какая тебе нужна была польза?
Кира не оставляла надежды узнать – что же происходит с Лисицей? Чем он болен? Но Лисица не пожелал ответить правду. Вместо этого он спросил:
– Как, по-вашему, девчонки, я привлекателен?
– Что?
– Ну, если бы мы с вами не были так хорошо знакомы, вы бы могли увлечься мной?
Вот так вопросик! И что ему ответить? Наверняка Лисица просто шутит. И подруги начали хихикать.
– Так я и знал! – воскликнул Лисица. – Значит, оно все-таки действует!
– Кто действует?
– Неважно! Просто действует! Раньше вы так надо мной не потешались, а теперь… теперь…
И Лисица снова обиженно замолк, забравшись на заднее сиденье вместе со своим кофе и кексами.
Елена Федосеева, новая владелица светло-серебристого кабриолета марки «Мерседес», оказалась… негром. Вернее, прелестной мулаточкой, чья негроидная кровь смешалась в замечательный коктейль с кровью ее русской мамочки. И в результате получилось существо высокое, изящное, словно кошка, с темно-эбеновой, блестящей на солнце гладкой кожей. Но с чертами лица куда более миловидными и изящными, чем бывают у чистокровных африканцев. Да и волосы ее, хоть и завивались тугими завитками, лучше поддавались уходу. Или все дело было в выборе стилиста?
– Лаврова я не видела уже сто лет! – произнесла она. – Как купила у него машину, так его больше и не видела. Понятия не имею, где его можно найти. Но если мне не изменяет память, в последнее время он жил у одной своей подружки, у малютки-Анютки.
– Вот у этой?
И Кира продемонстрировала мулаточке фотографию, которую она позаимствовала со стола в доме Василия. Кира надеялась, что заботливый папаша вряд ли хватится фотки своего сына в ближайшие дни. Лисица оставил на столе под грудами мусора несколько сторублевых бумажек. И, как полагали подруги, этого зачина должно было хватить Василию, чтобы не просыхать как минимум пару дней.
Ну а потом Кира найдет способ, чтобы вернуть Василию фотографию его сына. Пусть Василий и горький пьяница, но воровать даже у пьяниц Кира ничего не собиралась.
– Да, – кивнула Лена. – Это Анютка. Только тут она помоложе, чем сейчас. Да и машина поновей. Потом-то Лаврик ее стукнул и…
– Как вы сказали? Лаврик?
– Ну да, – беззаботно кивнула Лена. – Так и сказала – Лаврик. Фамилия у Вальки – Лавров. Вот мы его сокращенно и зовем – Лаврик. Не знаю, кто первым придумал это прозвище, но оно прочно приклеилось к Вальке.
– А вы давно знакомы?
– С Лавриком? Сто лет!
– И… И чем он занимается? Что он за человек?
– Мажор!
– Кто?
– Вы что, совсем серые? – поразилась Лена. – Про мажоров ничего не слыхали? Мажоры – это сынки богатеньких толстосумов.
– Кого?
– О господи! – закатила глаза Лена. – Мажоры – это ребятки, которым повезло родиться от нормальных родителей.
– Значит, ты считаешь, что Лаврик – сынок богатых родителей?
– Ну, конечно! Он мне сам рассказывал. Да, ничего не скажешь, Лаврику в этой жизни повезло. Он родился от нормальных предков, а не от таких уродов, как мои отец с матерью.
И, прежде чем подруги успели поинтересоваться, чем таким родители Лены провинились перед ней, девушка воскликнула:
– Нет, вы от кого-нибудь слышали, чтобы здравомыслящая российская гражданка после двадцати лет счастливого супружества бросила свою родную и любимую дочь на произвол судьбы и умотала бы следом за моим сбрендившим папашей куда-то на самый край света?
И Лена, ничуть не смущаясь тем обстоятельством, что трое ее новых знакомых и не думали расспрашивать мулаточку о подробностях ее семейной драмы, принялась выкладывать свою историю, что называется, во всех подробностях.
В отличие от многих полукровок – плодов смешанных браков Лена росла в полной семье. Ее папаша, студент из Нигерии, не только получил образование в Советском Союзе, но и выпросил у своего правительства позволение остаться в СССР вместе с молодой женой и новорожденной малюткой- дочерью.
В те годы получить такое разрешение было равносильно чуду. Но главой комиссии, принимавшей решение о судьбе молодого нигерийца и его семьи, был дядя Лениного отца. Своего племянника он обожал. К тому же ситуация в Нигерии была далека от спокойной. И дядя рассудил, что племяннику будет лучше в большом и дружелюбном к цветным людям Советском Союзе, нежели у себя на родине. И, как показала практика, дядя был совершенно прав.
Всю семью Ленкиного отца вырезали уже спустя пару лет – в результате очередных политических беспорядков и разборок в Нигерии. И вопрос о том, вернуться ли на родину, отпал сам собой на долгие двадцать лет. За эти годы Лена выросла и превратилась в настоящую красавицу. Бизнес ее отца тоже разросся и стал приносить ощутимые результаты. В общем, жизнь в современной России оказалась для выходца из Нигерии ничуть не хуже жизни в дружелюбном Советском Союзе.
– А вот в прошлом году в Нигерии снова произошли политические перемены. Люди, вырезавшие членов клана моего отца, теперь сами оказались в опале. А к власти пришел тот самый дядя, который не видел моего отца целых два десятка лет.
Разумеется, в сложившейся ситуации дядя первым делом обратился к своему племяннику – с просьбой приехать к нему на поддержку. Подразумевалось, что визит этот не продлится дольше двух недель, от силы – месяца. Но Лена провожала своих родителей в аэропорту с тяжелым сердцем. Еще не зная о надвигавшейся на нее беде, она уже предчувствовала неладное. Сама она ехать в Нигерию отказалась категорически. Ее историческая родина не казалась ей привлекательной.
А дядя, едва завидев входящего в тронный зал племянника, прослезился и припал к его груди.
– Я уже не молод, – сказал он затем, едва утерев слезы радости. – Старые раны дают о себе знать все чаще. Да, власть сейчас вновь в руках нашей семьи. Но если я умру, она перейдет к чужакам.
– Но что я могу тут поделать?
– Ты молод и силен! В тебе течет царская кровь. Ты должен взять оружие и встать впереди тех, кто верит в тебя!
Не очень-то хотелось Ленкиному отцу, занимавшемуся в России тихой торговлей пряностями, вставать с автоматом Калашникова перед толпой сумасшедших фанатиков. И даже тот факт, что эти люди были готовы идти за него в огонь и в воду, очень мало утешал Ленкиного отца. Но он не мог подвести своего дорогого и
